Отзывы на книги автора «Алексей Варламов»

После прочтения сборника «Москва: место встречи» (на самом деле это антология, но мне удобнее его так называть, пожалуйста, не сердитесь, что я дальше кривовато употребляю термины) у меня осталось какое-то горькое впечатление, что Москва — нелюбимое дитя, особенно на фоне расфуфырившего перья винишкового Петербурга. Сборник должен был стать гимном любви к этому городу, а на деле получилось почти полностью сплошное нытьё о том, что раньше трава была зеленее, деревья выше, люди добрее, а теперь в городе только тлен и бездуховность. Между тем, как раз сама-то Москва хоть и не такая как прежде, но отстаивает свой исторический облик, а вот москвичи изменились сильно. Вот я Москву люблю (москвичей — куда меньше), поэтому даже как-то стало немного обидно, хоть мой опыт проживания в столице совсем ничегошный, что-то около года, а потом, как водится, я записалась в книжный клуб, пошла по кривой дорожке и очутилась в Болотограде, но это совсем другая история.

Мне даже показалось, что целый год сборник лежал никому не нужный, а все стали его докупать в пару после удачно выстрелившего «В Питере — жить». Изданы, кстати, обе книги просто отлично, одно удовольствие держать их на полке. Правда, Петербургу досталось ляссе, а Москву приходится закладывать трамвайным билетиком. Зато иллюстрации восхитительны, обложка тоже — и вот из-за них в первую очередь понимаешь, почему бумажные книги для многих всё ещё намного круче электронок.

И вот читаешь про бедную нелюбимую всеми Москву и огорчаешься. Не тому, что там всё ох и ах, а раньше было огого. А тому, как странно сложилась такая тенденция. Некоторые рассказы были написаны не для антологии (например, у уже почивших авторов), но подавляющее большинство писались специально, и, наверное, это и стало причиной появления некоего «шаблона». Как если бы всем задали писать сочинение на одну тему. Тема достаточно узкая: родной город. Поэтому все выбирают беспроигрышный для любой советской училки вариант — ностальгия, детство, слёзы, туманный взор в прошлое и вздохи, а потом для контраста немножко современной реальности (впрочем, этот пункт некоторые пропускают). Авторы молодцы, авторы получают пятёрки. У кого-то вышло действительно хорошо, у кого-то скучно и не так талантливо, но не подкопаешься. Москва — 1 шт., ностальжи — 1 шт., детские воспоминания про колготки и плюшечки — 1000 шт. Все условия выполнены, хвалите.

Дальше...

Получается, надо было называть сборник антологию не «Место встречи», а «Время встречи» — и это время в далёком прошлом. Кстати, все авторы достаточно взрослые товарищи, так что вспоминают, по большей части, действительно совсем уже далёкий совок. Кто там хотя бы про девяностые что-то написал? С ходу только Шаргунова вспоминаю, который из авторского ряда самый молодой — 37 лет. Даже Глуховский, которого часто представляют эдаким пацаном, старше его на год. Он, кстати, прилежно пишет по лекалу: вот раньше ВДНХ было ух, а теперь мы выросли, собака умерла и солнце светит как-то не по-таковски.

Ещё временами раздражал неймдропинг (когда кто-то хвастается своим знакомством или иной близостью к любого рода известным людям). Во многих рассказах это было органично, тем более, что в центре Москвы есть с кем интересным пососедствовать и о нём рассказать. Но вот Москвина (иронично, что это самая подходящая к антологии фамилия), к примеру, действительно зашкалила с этими именами, как будто просто читаешь опись известных людей, которых видела она, её мама, бабушка, собака, сосед, сосед собаки, сосед бабушки маминой собаки. И никак это не играет в рассказе о знаменитом доме, кто захочет, тот и так может посмотреть список известных жильцов, незачем упоминать каждого без интересной истории, зато с припиской «А вот я его ви-и-идела!»

Может показаться, что антология мне не понравилась, потому я тут сама разнылась, что вот раньше-то антологии были хорошие, а сейчас фуфуфу, но нет. Это особенности восприятия и пересказа: о том, что не понравилось, всегда можно сказать конкретнее и понятнее, чем о том, что хорошо. О хорошем будут неизбежно общие слова, потому что антологию не проанализируешь в целом, это достаточно разные тексты, разного уровня, и нет никакого желания разбирать каждый рассказ по косточкам, тем более, что и читать такой разбор вряд ли кто захочет. В целом получился любопытный эксперимент, и я уверена, что второй питерский блинчик из этой серии будет уже лучше (скоро буду в этом убеждаться или разубеждаться). Для любителей и знатоков Москвы — хорошее чтение, для тех, кто в ней родился, тем более, потому что узнавание старого времени прекрасно. К тому же не такое уж оно и старое. Отъедь сейчас куда-нибудь на пару тысяч километров вглубь страны, и будут там всё те же и ванные посреди кухни (кстати, видела такие и в питерских коммуналках до сих пор), и деревянные рассыпающиеся форточки, и пользующиеся спросом общественные бани. Не нужно никакой машины времени, достаточно высунуть голову из МКАДа, вдохнуть то, о чём так вдохновенно плачется во всех этих рассказах, а потом стремглав вернуться в эту фуфуфу бездуховную столицу, чтобы снова сыто предаваться воспоминаниям о детских лакомствах и потрясениях.

Отдельно хочу отметить хорошую редакторскую работу по построению текстов. Они достаточно плавно вытекают друг из друга географически и логически, так что даже будучи написанными разными авторами, всё равно формируют практически маршрут для прогулки или литературной экскурсии. Если когда-нибудь поймаете одновременно много хорошей погоды и много свободного времени, то «пройдитесь» по отдельным страничкам. Я бы прошлась, если бы была такая возможность.

Откуда берется зло? Почему нельзя устроить жизнь так, чтобы у каждого народа, у каждого человека был свой дом, свой кусок земли и никто бы не зарился на соседний?

По правде говоря, его приезд в Чехию имел целью не чтение лекций по литературе, о которых говорит аннотация, какое уж там от человека, отродясь нигде не преподававшего? Работа в университете была частью легенды в операции, довольно неуклюжей и бестолковой, как все в жизни героя, по сбыче его серебряной мечты о мирной обеспеченной старости вдали от потрясений родины. Предполагалось. что он поработает в Оломоуце, через несколько лет получит европейские документы, а дальше волен жить где вздумается. Ого! Ага, и все это ему обеспечит доброе расположение друга детства, олигарха с несерьезной фамилией Павлик.

Но не спешите завидовать, человек предполагает, а Бог располагает, и расположение оказалось не в пользу героя, который остался в Судетах без денег, без возможности связаться со своим покровителем, с довольно хлипкими документами. Добавьте к этому возраст под полтинник, выраженную алкогольную зависимость и язык страны пребывания, которым он не владеет. Уже не так лучезарно, правда? Но чудеса таки случаются, и герой, которому ни на что, кроме депортации, надеяться не приходилось, обрел приют в доме православного священника Иржи.

Собственно "Одсун" - это история жизни и любви, поведанная им попу и матушке Анне, попадье. Им, так и оставшимся для меня безымянным (специально пролистала роман от начала до конца, чтобы уточнить имя, пару раз мелькавшее на страницах, что-то вроде Всеволод или Владислав, но не нашла). И мне кажется, что эта анонимность рассказчика намеренная, отражающая его безликость и одновременно усредненность опыта - мы все проходили примерно через это.

Стандартно беззаботное советское детство, босоногое лето, учеба в школах разного уровня престижности, поступление в ВУЗ, студенчество без особого блеска, встреча с первой любовью и первые серьезные отношения. Все на фоне тектонических сдвижек в государственном устройстве: перестройки, гласности, развала Союза, обнищания масс и все большей враждебности между Россией и Украиной, особенно значимой для героя, которого это противостояние развело по разные стороны баррикад с любимой женщиной.

Воспоминания перемежаются условно днем сегодняшним, "условно", потому что время действия романа осень 2018 - весна 2019, еще до беды. А жизнь в доме священника, прежде принадлежавшем немецкому судье, вводит в роман третий пласт, исторический. Мы хорошо знаем Судеты по истории Второй Мировой, но, как выяснилось, совсем не знаем реальной исторической подоплеки. Этот район на протяжении нескольких столетий был немецким анклавом; по итогам Первой Мировой, как часть репараций, отошедшим под протекторат Чехии, тогда же начались гонения на этнических немцев, которые ожидаемо встретили с энтузиазмом приход к власти Гитлера и новый порядок. Вот только окончание Второй Мировой принесло судетским немцам Одсун ("депортация", "изгнание"), по сути ставший локальным геноцидом, о котором никто никогда не говорит, вспоминая войну. Об этой трагедии в книге рассказывается жестко и достаточно нелицеприятно в отношении братьев славян.

Однако вернемся к основной линии - разумеется, и самый святой человек не стал бы держать у себя бестолкового иностранца, к тому же одержимого бесом великодержавного шовинизма, из чистой благотворительности. Рассказчик не слишком умело батрачит в хозяйстве священника, поднанимается разнорабочим еще и в местную таверну, которую держит грек Одиссей (видите, у всех, даже самых проходных персонажей здесь запоминающиеся имена, у всех, кроме него). Но я хочу сказать об удивительно точно схваченном соединении униженности с гордыней, так характерном для нашего менталитета. Алексей Варламов ткет образ своего героя многими неяркими нитями, не выпячивая отдельных черт, но результатом становится качественное ткачество (простите за аллитерацию).

Хочу предостеречь от соблазна увидеть в герое alter ego автора, от раздолбая рассказчика в успешном Варламове примерно ничего. Кстати же, он вводит в повествование собственное камео, самоироничное и симпатичное. Тот самый ректор Литинститута, с каким судьба несколько раз сталкивает героя в значимые моменты - именно он и есть (могу ошибаться, но кажется эпизод в трамвае с беременной женой тоже про него, кто прочтет - поделитесь впечатлением). Хотя не исключаю, что дистанция между героем и автором мнимая и многие мысли о мироустройстве, о нашем общем прошлом, об истоках сегодняшней беды в равной мере принадлежат ему.

Я большая поклонница биографических книг Алексея Николаевича, однако его художественная проза сильно выбивает меня из зоны комфорта, "Одсун", заставляющий пересмотреть некоторые элементы картины мира, не исключение. Ключевая идея романа для меня - неподсудность, так внезапно созвучная западнославянскому одсун в заглавии.

Я не люблю Москву. Шумная, вечно чему-то противостоящая, деловая, неприветливая. Этот город так и не стал для меня желанным и манящим.
⠀
Другое дело — воспоминания людей, живших давно, 30, 50 лет назад. Их воспоминания яркие, живые — будто бы живущие своей жизнью.
⠀
Человеческая память удивительно избирательна — если ребёнок не понимал многих жестоких и несправедливых вещей, то и во взрослом возрасте он относится к таким воспоминаниям как-то иначе, будто да, это происходило с ним, но было... обычно, что ли. Как данность. Удивительно и интересно.
⠀
Авторы рассказов из сборника "Москва: место встречи" делятся своими детскими и юношескими историями. Их Москва — в горках в соседских дворах, в побегах с уроков, в аллеях, от которых не осталось ни дерева, в общественных банях по субботам, в домах, где родился Пастернак и где жили Цветаева с Парнок. Они вспоминают и то, что многим приятно было бы забыть — но и это преподносят с какой-то детской невинностью, неловкой улыбкой. Кто-то пострадал от родственной причастности к евреям, кто-то — от ареста родителей... Но любовь к столице от этого не угасла. Странная, но сильная и необъяснимая любовь.
⠀
Я не люблю Москву. Но смогла полюбить эти воспоминания о ней.

Книга вышла под двумя названиями: «Розанов» в оформлении ЖЗЛ и «Имя Розанова» в ИД Молодая гвардия. Речь идёт о философе и публицисте серебряного века.
Автор этой биографии достаточно известный писатель и публицист Алексей Варламов. Он не только доктор филологических наук и профессор МГУ, но и ректор Литературного института.
С самого детства жизнь нанесла Василию Васильевичу Розанову достаточно жестоких ударов, чтобы навсегда изменить психику.

«Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша “мать” пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, – мы и не должны отходить от нее…»
В.Розанов. Опавшие листья.

Для него это были не просто высокопарные слова, но прочувствованная с детства истина.
Женившись на бывшей любовнице Достоевского, Розанов, как в поговорке про счастливую женитьбу и философа, принялся писать свою первую книгу по философии. А пожалуй, что и последнюю.
Трактат «О понимании» понимания не встретил и у окружающих, и у жены. Трагедия изобретения велосипеда скорректировала направление его дальнейшего творчества.
Сначала читается тяжело, цитаты мечутся, иногда я не понимал чью цитату читаю.

«Верить нельзя никому, Розанову – особенно».

Герой книги писал в журналы и газеты на любые темы, за правых и левых. Детей ведь надо содержать, и не было никакой художественной прозы, которая могла бы принести ему доход.
Эта книга в серии ЖЗЛ у автора не первая. Началось всё с Пришвина. Можно сказать, что Пришвин прошёл через всю литературную жизнь Варламова. И именно он был учеником Розанова в Елецкой гимназии, а через много лет чуть не стал любовником дочери Василия Васильевича.

«Этот сюжет был описан мною в биографии Пришвина в серии «ЖЗЛ» и в романе «Мысленный волк», так что подробно касаться его не буду».

Поэтому, когда встретилась эта фраза, я отмёл мысль, что автор рекламирует себя.

«Обо всем этом невероятно увлекательно с превосходными цитатами из самого Лескова и его современников написала в недавно вышедшей книге о Лескове «Прозеванный гений» Майя Кучерская».

Но это что? Интегрированная реклама? Можно сослаться на книгу, но так!?
Иногда текст походил на копание в грязном белье. Например, «документ» с переживанием Розанова стоИт у него или не стоИт, что он прибавил к его наследию?

«Перед учителем двухэтажной прогимназии лежало два пути наверх – прямой и нет».

Косноязычие периодически бросается в глаза. От Розанова заразиться немудрено. У того тоже в текстах порою хаос мыслей, с которым автор как будто не мог справиться. Вываливал на бумагу, потому что боялся забыть.
Варламов называет его лучшим стилистом серебряного века...
Ремарка в стиле Розанова:

«Что это? Схожу с ума? Книги вплетаются друг в друга. Тема развода в царские времена у Басинского воскресла здесь. Ксения Петербуржская из Матвеевой здесь обрисовалась. Какие странные крючочки».
chalinet.Хроники распада декадента.

Без сомнения, Розанов был психически нездоров и шло это из детства. То, что он не погиб раньше, не физически, так психически - случайность (божественное проведение для верующих).
Его личные проблемы и проблемы его семьи определили направление его творчества. Его метания - признак болезни, но не гениальности.
Его стремление вывалить свои переживания на бумагу это поток нездорового сознания, интимность к каждому за счёт сломанных с детства психологических барьеров.
Потому многие находят отклик внутри себя на его тексты. Неспособность, либо просто отсутствие попыток глубокого самоанализа у читателя приводит к неожиданному эффекту его текстов. Он всегда зацепит, потому что мечется от одного полюса к другому. Но зацепит на эмоции и эмпирику.
В отношении к Розанову мы с автором расходимся.
Люди часто нарушают закон, когда думают, что их никто не видит, им ничего не будет и т.п. Когда их ловят с поличным, в зависимости от характера, они признают вину, пытаются убежать или начинают спорить, вести себя агрессивно и впадают в истерику. Ситуация с браками Розанова, это аналогичный случай. Только спор и истерика Розанова в силу его занятий и способностей приобрела больший масштаб.
Всё это повстанчество его можно было бы оправдать и им восхищаться, если бы не личная его заинтересованность в этом вопросе. Если бы не те самые браки и дети, то не было бы НИЧЕГО. Всё остановилось бы на его «О понимании».

«– Думаешь, земной шар вокруг оси вращается? Нет, врешь: вокруг женской дыры».
Писемский.

Как пример лексики книги.

«самоволия, самоуправства, самолюбия, самообладания, самоотверженности, самолюбования, самоуничижения и всяких прочих «само» у него было более, чем достаточно».

Талант Розанова достиг такой величины, что "русское слово" готово было ему платить (и платило) за то, чтоб его не печатать.

«Он не исповедовался, не каялся, а просто делился опытом и «опытами», признаваясь Флоренскому в самых разных вещах, вплоть до единственного, из любопытства испытанного опыта содомии»...

Любопытно просто было, ничего страшного...

«Один раз не пидо...с».
Б.Моисеев.

Изначально в отзыве я планировал много противоречащих друг другу цитат Розанова, но отказался от этой идеи. Всё-таки всё его творчество, кроме, может быть, первой книги, это мысли здесь и сейчас. А рассуждения такого плана склонны меняться день ото дня. Благодаря его раздражающему действию, он получил известность и выход в периодическую печать.
Постоянный фонтан мыслей, без задержек и фильтров льющийся на бумагу, рождал каскад противоречий свойственный мыслительному процессу обычного человека в течении жизни, но в обычных условиях не доходящий до бумаги.
Потому цитировать его противоречия бессмысленно, и каждый увидит в этих мыслях кусочек своего и кусочек противоположного.
Для меня его жизнь не представляет такого интереса, чтоб захотеть ознакомиться с его творчеством. Но у Варламова получилось всё-таки вызвать желание прочитать Розанова, чтобы убедиться, что всё действительно так плохо.
И прочитав "Уединённое", я остался при том же мнении. Такие сейчас в каждой соц.сети найдутся, и большая часть из них также делает это ради денег.
Его печатание сейчас и рассвет популярности сродни популярности Жириновского В.В. и в этом мне видится трагедия. Философия и мнимая интеллигенция вновь просирает Россию.

«Может быть, народ наш и плох, но он – наш, наш народ, и это решает все».
Розанов. Опавшие листья.

Пляски автора вокруг еврейского вопроса, как и пляски Розанова вокруг него же набили оскомину. Семитам и антисемитам будет где разгуляться.

«Когда виноват, то очень хочется озлобиться на того, пред кем виноват»
Павел Флоренский.

Собственно книга-то хороша. Как для тех, кто знает, кто такой Розанов, так и для тех, кто не знает. Для тех, кто интересуется серебряным веком, она обязательна для чтения.

Книга стала прекрасным знакомством с Василием Розановым. К своему стыду, я не знала этого писателя.  Данная биография как раз и объясняет, почему Розанов был обойдён вниманием в нашей стране.

Это был писатель, для которого не существовало запретов для высказывания своего литературного мнения. Он размывал границы, не соглашался, протествал, выносил на обсуждение одень важные, но на тот момент чрезвычайно "пикантные" темы.

«Он не ведал стыда, как не ведают его дети»

Часто он был противоречив в своих суждениях, менял свою точку зрения. Но это не смущало писателя.  Вот его достаточно афористическое высказывание:

«По прямой летают только вороны, небесные светила движутся по параболе»

Судьба у Розанова была не из лёгких, что очень хорошо описано в книге. Пожалуй, все перепитии его жизненного пути и послужили отправной точкой такого бунта против лицемерия и лжи.

Книга понравилась. Написана легко и увлекательно. Рекомендую.

И тогда они все вместе придумают что-нибудь очень хорошее для большой страны, чтобы она стала такой же прекрасной для жизни, как Павлушин коммунистический город.

Осень 80-го, в Москве отгремела Олимпиада, это из-за нее вступительные экзамены перенесли на сентябрь. Молодой человек по имени Павел приезжает поступать в Москву из закрытого Пятисотого. Были в Советском Союзе такие глубоко засекреченные города, даже без названий, и на карте их не обозначали. Техническая интеллигенция, крепила там обороноспособность страны. Особая каста, попасть в такие городки из внешнего мира было невозможно или очень сложно, в зависимости от степени секретности. Они снабжались по высшей категории, были землей обетованной для ;жителей страны с дефицитом всего, но и риски, связанные с секретными военными разработками, были высоки.

Тем не менее, Павлуша, живший в своем Пятисотом практически при коммунизме и бывший образцовым советским гражданином, стремится учиться, да не в техническом ВУЗе, что было было бы логично для мальчика из такого города, а на филфаке. Знаний для поступления явно не хватает, но, вмешательством неких сил, парень зачислен на вожделенный факультет. И тут ним происходит первое, что происходило с советским студентом - поездка в колхоз "на картошку". Если вы подумали, что это примерно то же, что "на барбекю" или "на шашлыки", вы глубоко ошиблись.

Выезд в подшефный колхоз обеспечивал учебное заведение овощами и корнеплодами силами непривычных к деревенскому труду, в силу этого неумелых и неловких горожан, к которым колхозники относились со смесью восхищения и презрения, выделяли для жизни бараки без удобств и ставили на самые скудные поля. Длилось это от двух недель до месяца, в зависимости от учебного заведения. Ученые, в свою очередь, не стремились выкладываться. Выезд в колхоз, при всех неудобствах, превращался в не самый комфортный отпуск, с пьянками и мимолетными романами, с завязывавшимися дружбами и выстраивающейся иерархией.

Правоверный Павлуша попадает в бригаду старших студентов, филфака, который во все времена отличался вольномыслием. Влияние умных товарищей, слушающих вражеские голоса, имеющих опыт травматического столкновения с советской властью, их отчасти конспирологические теории - не только наполняет его восторгом, но и значительно корректирует сложившуюся систему мира. Первая влюбленность того свойства, когда ты влюбляешься в равнодушного к тебе человека, а в тебя влюблен тот, кто безразличен тебе. Первый алкогольный трип и мощное похмелье. Первый опыт остракизма со стороны группы, когда его заподозрили в доносительстве. Пережитая в лесу буря, инициация трудом на износ, едва не закончившийся бунтом. Столкновение с ведовством и первый секс, духовные поиски и крещение. Весь этот опыт составляет сюжетную канву романа.

Алексей Варламов не поражает изузоренным письмом, его проза скорее проста стилистически, но лаконичная емкость предельно выразительна. Что до образов,
яркости в них больше, чем сложности. Особенность варламовского письма в четком и точном срезе действительности со всем многообразием ее проявлений, которая оставляет глубокий оттиск в душе читателя много после того, как роман прочитан. С течением времени может забыться "кто" и "о чем", но общее настроение от книги останется с вами надолго.

"Душа моя Павел", в противоположность тяжелому темному "Мысленному волку" оставляет по себе светлое обнадеживающее впечатление веры в возможность положительных перемен. Не благодаря, а вопреки.

Легко ли написать биографию? Одно дело если речь о человеке. которого знают все, как было, когда Лев Данилкин писал о Ленине и Гагарине, другое - о всеобщих любимцах из круга поуже, как у Александра Ливерганта с Агатой Кристи, Джейн Остен и сестрами Бронте. В том и другом случае ответственность велика. но отблеск славы персонажа дарит энергетическую поддержку биографу. Сложнее вернуть публике прозеванного гения, как это сделала Майя Кучерская для Лескова, хотя тут обаяние незаслуженно забытого таланта тоже некоторым образом работает на паблисити книги.

И совсем иное писать о человеке, настолько себя запятнавшем,что он как-бы стерт из коллективной памяти: современники исключили его из числа людей. достойных упоминания, а потомки вовсе не знают. За такой непростой труд взялся Алексей Варламов и справился блестяще. Василий Розанов был одной из самых одиозных фигур Серебряного века enfant terrible творческой тусовки. Словно сотканный из противоречий, столь же талантливый и работоспособный, сколь аморальный и беспринципный; семьянин и ниспровергатель устоев; непривлекательный внешне и магнетически притягательный; соединение бытовой юдофилии с идеологическим антисемитизмом; воинствующий антиклерикал и истовый христианин.

Со значимыми фигурами и не бывает так, чтобы одним цветом: в чем-то плох, в другом хорош - все как с обычными людьми. Но у тех, кого вспоминаем с любовью и уважением, достоинства перевешивают недостатки, кого с ненавистью - наоборот. Розанова забыли. Он писал много и говорят хорошо писал, но вот, как и не было. Может плюсы с минусами взаимно уничтожились и распылили человека?

Ребенок из очень бедной многодетной семьи, с детства познавший унижения нищеты и проблемы, доставляемые сексом. Нет-нет, никаких скандальных откровений, связанных с педофилией. Мать всего лишь сдавала комнату студенту и сожительствовала с ним, Разница в возрасте была солидная, ее старшие дети немногим моложе милого друга, тот тянул из возрастной любовницы пенсию, на которую семья могла бы существовать если и не в достатке, то хотя бы сносно, строжился над детьми, а когда любовница заболела - бросил ее. И ухаживать за матерью досталось Васе, а там такого рода болезнь, что не только судна выносить, но и спринцевать приходилось. Просто представьте. Вот как-то так.

В первом браке с Аполлинарией Сусловой Розанов отыгрывает тот же сценарий, жене 40, мужу 24. Она в прошлом любовница Достоевского и нет, вопреки предположениям некоторых биографов, это не было "женитьбой на Достоевском", чтобы таким странным способом приобщиться к любимому писателю. Просто для него она была блистательной женщиной, звездой среди гнилушек его круга, да к тому же знавшей самого Достоевского. Отношения портятся, чего проще развестись, но нет, жена не дает развода, а он уж и женщину хорошую встретил, которую полюбил всем сердцем,молодую вдову с ребенком.

Он был каким-то таким, органически не созданным для прямых путей. Подложное венчание с Варварой Бутягиной, за которое по закону и в Сибирь могли упечь как двоеженца, за бешеные деньги и все равно незаконное, после вечный страх, что детей объявят незаконнорожденными, что перед ними будут закрыты пути в жизни. Звериное желание оберечь своих от скверны и отсутствие элементарного понятия границ допустимого в разговорах с друзьями, да в собственных сочинениях. Ратовал за святость семейных уз, а едва набрав популярности, пустился в разврат.

Восхищался евреями, их семейственностью, взаимовыручкой, интеллигентностью и начал эту мерзкую писанину с делом Бейлиса. Ладно бы еще сам извалялся в дерьме - втянул в эту гадость Флоренского, который дружил с ним и пытался обуздать темперамент. И теперь, век спустя, стоит упомянуть этого святого человека, тотчас вспоминают не план ГОЭЛРО, у истоков которого стоял, не агар-агар и микройод, способы синтеза которых из бросовых прежде водорослей разработал, не тысячу чудесных писем семье с Соловков, и не мученическую смерть - нет, скажут: "А, Флоренский, это который "кровь христианских младенцев" Вот ненавижу! И не говорите про "скажи кто твой друг", некоторые люди с нами не потому, что внутренне суть такие же, а в качестве кармического злосчастия.

Автор не ставит целью починить безнадежно испорченную репутацию, но, в лучших традициях биографической прозы представляет своего персонажа во всем многообразии проявлений и если бы не Флоренский, я-читатель наверно в чем-то посочувствовала бы этому жалкому человеку. Алексей Николаевич Варламов не впервые обращается к истории российской культуры начала ХХ века и к такого рода маргинальным фигурам. У него есть биографическая книга о Распутине, есть роман "Мысленный волк", где тот фигурирует вместе со многими реальными историческими персонажами, если мне не изменяет память. там и Пришвин, о котором Варламов тоже писал ЖЗЛ, и исключения которого из гимназии Розанов добился, будучи его учителем. Вот так тесен мир.

"Розанов" в коротком списке премии Большая книга-2022, это интересная умная многоплановая вещь, достойный претендент на победу. И до конца ноября Литрес предоставляет свободный доступ - не упустите возможности.

Казалось бы, тема беспроигрышная – рассказы московских писателей о Москве, о Москве своего детства, все пропитано ностальгическим духом, немного умильно, сладковато, трогательно… Но не получилось. Очень много абсолютно похожих и одинаковых историй о том, как мы жили в Гнездниковском, на Патриках, в доме Нирнзее, в Спасоглинищевском или Кривоколенном, а мимо шел знаменитый композитор Богословский или писатель Серафимович или актер Жаров или певец Собинов, он же троюродный кузен второй жены моего деда. Я рада, что авторы так удачно жили, но Москва отнюдь не заканчивалась в пределах Бульварного кольца и в ней были и окраины, и рабочие кварталы. И эти истории для меня были гораздо привлекательнее, чем написанные словно под копирку истории о домах исторического центра. Или рассказ о горячих бубликах Дениса Драгунского, тех самых, о которых писал его отец – «они, небось, чай с бубликами попили и легли спать» Или «Сретенские стихи» Вероники Долиной (тут я, возможно, необъективна).

И злил неумолчный стон, разлитый по страницам книги – «Москва, которую мы потеряли»
Да не Москву мы потеряли! Детство наше мы потеряли, ушло, неумолимо и навсегда. И не в снесенном доме было это детство, а в тех воспоминаниях, что отзываются в сердце. И говорите что хотите, но Арбат для меня не был моим Арбатом, я не жила там, у меня не было друзей в Арбатских переулках, и перестроенный Арбат для меня так же отстранен, как и старый Арбат. А трепетать потому что «Здесь когда-то Пушкин жил, Пушкин с Вяземским дружил» я не умею. А вот двор моего детства скоро рухнет под ковшом экскаватора в рамках проводимой реновации и то сказать, странно, что до сих пор уцелела эта крупнопанельная малогабаритная шлакоблочная хрущевка–двушка с четырехметровой кухней, в которой мы вчетвером прекрасно размещались…. Но кто будет страдать по облезлой пятиэтажке в Узком переулке? Даже жильцы покинут его с удовольствием. Впрочем, это я очень здорово отвлеклась

Хотя не исключаю, что восторженным почитателям жанра городского романса все это очень понравится. Да еще и иллюстрации замечательные. С мелкими деталями, тщательно проработанные, с подробностями, такой эффект узнавания, как в детских книгах. Спасибо Алене Дергилевой за еще одну отсылку к детству

Сборник рассказов от разных авторов, коренных москвичей.
Рассказы неоднозначные. Понятно, что это заказ от издательства. Но много историй очень и очень симпатичных.
В основном, это воспоминания детства, о той Москве, которой уже, к сожалению, нет.
О Сандунах. О бубликах и брынзе. И тех домах, которые безжалостно сносились или фактурно перестраивались. Вот видим мы сейчас и Арбат, и Пречистенку, и Замоскворечье, и Сретенку... Видим, да. Только вот те, которые жили там несколько десятков лет назад, уже и не узнают родные улицы.
И это печально. Но очень интересно прочитать воспоминания этих людей.
Я не заморачиваюсь. Конечно, города меняются. Особенно крупные Мегаполисы. Слава Богу, уходят в небытие коммуналки, колонки во дворе, убогие дворы, подвалы и фасады старых домов. Но как же жаль, что эти дома и дворы не восстанавливают, не реконструируют, а просто тупо продают для ... Кого? Понятно, да?!
Моя дочь училась в Академии, главный корпус который находился в Замоскворечье (и довольно-таки давно, прямо за Третьяковкой). Через два года, они уже обитали в Измайлово и подмосковных городах.
Но это не важно.
Меня поразило, что как по-разному все относятся к одному и тому же городу! Всё-таки у каждого он свой. Не всегда любимый, но родной.
Было интересно!

Когда Лайфлиб предложил прочитать эту книгу бесплатно, я подумала, что вобще впервые вижу этого героя. Кто такой Розанов? Я ничего про него не знаю, ничего про него даже не слышала. Зачем тогда читать биографию какого-то неизвестного мне философа? Но аннотация намекала на то, что данный персонаж имел значение для интеллектуальной тусовки России конца 19 - начала 20 века. А в этом году я как раз стала потихоньку знакомиться с тем периодом. И потому решила попробовать, вдруг понравится?
И по итогу я получила копьё в самое сердце! Вот первых вся сущность Розанова состоит из сплошных противоречий, великолепных в своей невозможности! Идеальное описание его дано в книге:

“вместителен настолько, что совмещать умел противоречия”

Розанов совмещает в себе все то, что я презираю, и при этом полные противоположности этих качеств. Язычник и богохульник, половой извращенец и эротоман, юдофил до преклонения, садист над слабыми, да ещё и уродливый внешне. Но при этом невероятно талантливый и тонко чувствующий, почитающий о. Иоанна Кронштадского (который был в ужасе от его произведений), близкий друг о. Павла Флоренского, громящий евреев за дело Бейлиса, обожающий свою жену, за которой ухаживал более 20 лет, и глубоко скорбящий по своей стране, правый и левый одновременно.  Его мысли либо вызывали ужас и отвращение, либо влюбляли без оглядки - но никого они не оставляли равнодушным!!

Первое, что меня очень удивило, что он на вопрос, каковы его религиозные верования, не мог дать мне определенного ответа, и второе, что он пишет очень хорошо, но беда в том, что в его писаниях ничего понять нельзя

последним, кстати, не согласна - судя по книге, Розанов пишет на удивление внятно и доступно, тонко цепляя суть.

А в личной жизни - полный кавардак!! его первый брак - на любовнице Достоевского потому что

Самая мысль, что он будет спать с той самой женщиной, с которой когда-то спал Достоевский, приводила его в мистически-чувственный восторг

И книга не только знакомит с такой неординарной личностью. Она глубоко трогает что-то внутри меня, целиком и полностью подтверждает глубокие внутренние убеждения о праведности, справедливости, духовных преступлениях и наказании.
Я совершенно неожиданно потряслась повествованием, так глубоко все восприняла, что даже мурашки бегали по коже. То есть книга заставила переживать историю совершенно постороннего для меня человека. А для меня это верный признак качества.
Очень поучительное произведение