Здравствуй! Обращаюсь к тебе на ты, потому что нет границ между людьми, которые открыты друг другу.

Написанная книга – частичка меня. Это мой мир, это моя Москва, это мои облака.

Ты должен знать, что я был успешным предпринимателем в сфере обеспечения праздников. Занял 1/5 московского рынка и прекрасно себя чувствовал. Стало мало. Какое-то 6-е чувство толкало дальше. Начал заниматься малоэтажным строительством, оставив предыдущее направление. Но и здесь не оказалось спокойствия. После торговля дверями, строительный подряд, свой парк такси – везде я был и одновременно меня не было. Удовлетворения занятия не приносили. А потом произошло то, чего не ждал, не планировал. Полюбил. По-настоящему. Так, что казалось люблю не человека, а мечту. Но вышло глупо. Совсем глупо… Остался один.

Сегодня мне не сложно признаться. В тот период я был пассивным алкоголиком. Это привычка оказалась коварнее, чем можно было представить. Она съедала и уносила туда, где нет печали и забот. Она разрушала меня. Творчество помогло справиться с зависимостью, смириться с положением вещей и принять себя.

В 2018-м написал маленький рассказ. Он был мой. Никому не показываю его до сих пор. И я начал писать. Много. От постоянного напряжения срывался и соблазнялся снова погрузится в тот мир, где этиловые фантазии укрывают забвением. Благодаря творчеству, понял, что могу сделать чуть больше, чем просто построить бизнес, дом и сломать жизнь, и возможно не только свою.

Писал «МОЙ БАБАЯН» 3 недели, не выходя из дома, не отвечая на звонки. 3 недели не пил.

Поэтому «МОЙ БАБАЯН» не просто роман, а то, без чего нет меня. Это труд длиною в 3 недели сочинительства, 6 месяцев доработок, 2 месяца редакции, месяц борьбы за рынок. От первой до последней страницы это мой труд, в нем моя кровь и страсть.

Это был не близкий путь к тебе.

Сегодня я писатель, сценарист, публицист. Делаю работу, от которой меня распирает.

Получи и ты удовольствие от моей мечты.

Приятного чтения!

Глава 1

«

Никогда не стремитесь к завершенности. От этого полнота жизни вдруг не окутает вас и не придаст смысла вашему существованию».

Рассветная тишина Рязанского проспекта обманчива. Неустанная финансовая махина продолжает качать бабки из трудовой и не очень прослойки и после двенадцати ночи. Как говорил полковник ФСБ РФ Захарчук, «мир, как ни странно, делится на две части, и похоже это явление на сюжет фильма „Ночной дозор“. Днем все по законам, все светло и понятно, а ночью – вылезают упыри и под покровом темноты творят свои грязные и мрачные дела. Если днем государство вас дерет, то ночью из вас сосут», – на последнем слове полковник делал акцент.

Редкий автомобиль разрезал шумом тишину проспекта, перемещаясь откуда-то из центра куда-то в сторону области. Сопровождая взглядом мчащийся, видимо, домой, очередной «Хундай», высокий брюнет тянул никотин. Равнодушный, медленно перемещающийся взгляд наблюдал за движением авто. Держа в зубах, как заправский рыбак, сигарету, брюнет вложил руки в карманы, ища остатки финансов, но дух благополучия испарился и оставил одно разочарование. Одежда в пятнах то ли еды, то ли крови производила впечатление бомжеватое и отвратительное. Взлохмаченные волосы стояли засаленной копной, выдавая отсутствие банных процедур уже длительное время. Желая избавиться от вертящихся дум, бомж смачно плюнул, довершив впечатление от и без того жалкого вида.

– Ну вот что это такое… – вытирая следы на куртке, на которой светилось лаконичное «Timberland», проговорил все так же равнодушно брюнет. – В караоке не пускают, в долг выпить не дают. Куда катится эта гребаная планета! Нужно верить людям и давать им испить свою чашу говна сполна! Иначе такие люди станут сами как говно! – последнее было обращено к охраннику, который продолжал стоять за спиной брюнета и ждать, чтобы он свалил, желательно куда подальше.

Будучи прилично воспитан и не желая зла, брюнет решил исправить неверное впечатление от своего поведения:

– Большая часть мира покрыта водой, остальная дебилами. Видимо, мне не предстоит стать водой.

Охранник безучастно смотрел на бомжеватого мужчину: часы идут – зарплата капает.

Речь прервалась подходящей к горлу массой, и оратор прервал монолог, зажав, как культурный человек, рот и обратившись к газону. Совершая процедуру духовного и телесного очищения, брюнет обратил внимание на нереально зеленый газон именно в этой части, возле бара. «Видимо, не я один удобряю», – подумалось ему.

– Мое сердце стошнило, – констатировал грязныш. И не соврал.

В этот момент из заведения вышли молодые люди в сопровождении девушек, пахнущих духами и свежестью, которой благоухают только в двадцать и только девушки. Парням было весело, и они бурно что-то обсуждали. Девчата кудахтали между собой чуть тише. Компания подошла к урне, в трех метрах от которой на тротуаре, оперевшись на газон, как на подлокотник, сидел мужчина лет тридцати двух. Глаза невольно сверкнули, и брюнет промолвил, обращаясь к девушкам:

– Чудная погода, не правда ли?

Предпочитая не ввязываться в пьяный бред, девушки гордо не заметили бормотание алкоголика на земле.

– У вас наверняка назрел вопрос: что же такой рекспекакетабельный, – здесь язык явно подвел брюнета, – молодой человек делает на газоне? Отвечу: получаю полную гамму впечатлений! Позвольте представиться, граф Бауэр! – тело стало подниматься. Девушки засуетились и рокировались за своих спутников. Те в свою очередь, как настоящие самцы, выступили вперед, приняв боевые стойки легионеров: грудь колесом, ноги на ширине плеч, глаза, излучающие готовность уничтожать.

– Тебе чего надо, помойка?! – дерзко выпалил кучерявый, как туалетный ершик, молодой чумадан, и сопроводил слова движением вперед, оставляя своих коллег чуть позади.

– Правды! – громко ответил брюнет, не смотря на оппонента и продолжая поднимать свое отягощенное тело.

– Какой правды, пьянь?! – вступил в дискуссию, ища повод врезать, ершик.

– Вода камень точит, а твоя подруга соседу дрочит! – отчеканил скороговоркой брюнет, смотря в упор на ерша. Взгляд отморозка, наделенного больше, чем уверенностью, властью, вселил в ерша смятение.

Пока Ерш соображал, что делать – бить или помиловать, один из его коллег сказал:

– Так это Бауэр!

– Кто? – отреагировали остальные ребята.

– Бауэр, корпус Г. На этаже аспирантов.

– Здорово, студент! – улыбнувшись приятной встрече, ответил Бауэр. Студент с его блока – Евлахич.

– Здорово! Ты чего здесь людей пугаешь?

– Пугает твой друг Ершик своим видом и интеллектом! – продолжал острить Бауэр.

– Что он сказал? – вдруг начал неуверенно заводиться Ерш.

– Вот сказал и ответил на вопрос о своем уровне IQ, – ехидно подметил брюнет, смотря на заулыбавшихся девушек. – Что-то заблудился, дай ориентир, где общага? – обратился он к узнавшему его студенту.

– Так мы сами туда, – вдруг встряла в диалог одна из нимф, засверкав глазами и глупо заулыбавшись ярко напомаженными губами, обнажив ряд белых и ровных зубов.

– Акула, – ехидно прищурив глаза, ответил уже ей Бауэр вполголоса. Ее это замечание не смутило.

– Еще какая, – уже на ухо подтвердил студент.

В сторону общежития шли шумной компанией, обсуждая все подряд, как оно бывает у подвыпивших людей.

– Так это вообще днище! – выпалил студент, подтверждая сказанное девушкой.

– Да, он от этого говна никогда не отмоется, – продолжала тему подружка.

– Не знаю, о ком вы ребята, но тема дна мне очень близка, – студенты разом замолчали. Накопленный авторитет позволял привлечь внимание на сто процентов. А улетучивающееся спиртное предательски покидало тело Бауэра и развязывало язык. – Как оказаться на дне, выцарапать на нем свое имя и подняться наверх. Такие фразы, как «работай и богатей», «работай, и все получится», «время – деньги» в сознательном возрасте уже не работают. Нет энергии, чтобы завестись от избитых фраз, понимаете? Но хранящийся потенциал не позволяет согласиться со всем существующим порядком, и мириться с нищетой вы не намерены. В этом случае надо идти в места с таким зарядом энергии, который может обеспечить потребности целого мегаполиса.

– Клубы? – радостно подметил студент.

– Например. Или встречи бизнесменов, их семинары, тренинги роста. Да, большую часть выступающих можно отнести к категории «я разбогател на книге „как разбогатеть“», но какая-то часть все же люди дела. В любом случае, они сделали больше, чем ты, готовы делиться опытом и собственным зарядом. И когда от них, от спикеров, тренеров идет излучение успеха, то оно не гаснет в душах голодных соискателей трудового счастья, а разрастается в замкнутом пространстве положительно настроенных бедолаг.

– Так это болото! – прервал Ершик с таким видом, что он-то знает, где правда.

– Настоящее болото – это твое окружение. Не про вас сказано, – обратился Бауэр к обернувшимся студенткам. – Или про вас. Смотря насколько тесно дружите.

– Ну, так… тусуемся иногда, – ответил Евлахич.

– Люди, с кем общаешься, работаешь, учишься, отдыхаешь. Даже твоя спутница имеет влияние на тебя. И тебе очень повезло, если их присутствие залечивает раны и делает тебя сильнее, давая толчок к самосовершенствованию. Но чаще всего нет, – тут Бауэр вдохнул полной грудью и продолжил, выдыхая:

– Привычка или незримая зависимость от общения с ними сами по себе делают тебя немощным. А если они еще и слабаки, то обязательно тянут в болото своей теории «почему так убого жить – норма». Таких называю утками. Плавают, жиреют и крякают, что все плохо или все уроды, а сами ничего не меняют ни в себе, ни вокруг.

Девчонкам понравились метафоры, и они захихикали.

– А чаще всего и то, и другое. И если бы…, то у них все было бы cool, – подхватил мысль Евлахич.

– Другая категория – злодеи, делающие из тебя зависимого слабака. Эти люди прикидываются хорошими. В их присутствии ты расслабляешься. Они к тебе снисходительны и почему-то готовы простить твое нытье, лень, глупость. Нам с такими комфортно, потому что не нужно меняться. Чаще всего создается иллюзия «все нормально». Только вот беда: кто-то из вашей тусы вырвется вперед. И не факт, что это будешь ты со своим болотом. И твоя личная крякалка заработает как заведенная, и ты невольно этого персонажа будешь тянуть обратно к себе, в болото. Трясина – жуткая штука. И так нет сил и реального понимания зависимости между твоим днищем и утками, так тут еще каждый рывок оттягивает тебя с большей силой, чем ты приложил.

– Так это усталость. От нее неплохо помогает алкоголь, – ехидно подметила девочка в зеленой юбочке.

– Помогает злость. Была знакомая, которую прямо-таки распирало от моего злого эго, когда сердился на кого-либо. На работника, водителя гребаного авто рядом, соседа, официанта с теплой водочкой. Она буквально перлась от количества эндорфинов, приливающих к ее лицу. Ее жарило! Она говорила, что нет более мощного потока энергии, чем разрушительная. Эта сука питалась моей слабостью к вспыльчивости, – эта часть монолога особенно понравилась девчатам, и они в голос засмеялись. – Она пошла лесом, как и ее теория про спонсоров. Речь не об этом. В чем она точно права, так именно во внутреннем потенциале атомной, нет, водородной бомбы, сидящей в каждом из нас. Кто-то может ее просто достать, кому-то приходится прикладывать усилия для ее извлечения. Но этот энергетический потенциал есть внутри каждого.

– Ты хочешь сказать: чтобы что-то делать – нужно быть злым? – встрял бугай, прозванный мной Ершом.

– Хочу сказать, что злость – это твой резерв на случай, если застрял. А созидание и так придет в твою лохматую жизнь.

До проходной общежития МосГУВ добрались на удивление быстро. Бауэру хотелось общения, как спасательного круга.

– У меня в блоке 0.7 текилы и килограмм лайма, – закинул удочку брюнет.

Студентов не нужно уговаривать. Это живые, не обремененные обязательствами свободные люди, полные желания жить. Возможность продолжить веселье произвело эффект фейерверка – студенты были счастливы. А вот Ерш Бауэра ненавидел. Его гениальный план напоить Акулу и притащить к себе в блок шел ко дну. Единственная возможность лишить себя онанизма в этот вечер и стать полноценным членом общества растворялась прямо на глазах.

– Наверно, в другой раз, – ответил Ерш на мое предложение, пытаясь приобнять Акулу. Та убрала его руку.

– В другой раз так в другой раз! А остальные – милости просим в корпус «Г», блок №801! – не менжуясь, перехватил внимание Евлахич.

Евлахов – студент-вокалист, признавший в Бауэре товарища у бара, – был прелюбопытнейшим персонажем, наделенным талантом влезать в души всех и каждого. Его умение разбалтывать и убалтывать ходило легендами по общежитию и создавало ореол одновременно опасности и притягательности вокруг этого неординарного человека. По нему сохли первокурсницы и чахли в воспоминаниях однокурсницы, апробированные и затем забытые этим тасманским сексуальным дьяволом, стоило ему запеть на очередном университетском празднике.

Этот Фрэнк Синатра очаровывал с первых нот скучающие по кумирам одинокие сердечки, создавая для них новый эталон идеального любовника. Неугомонный нрав и желание побеждать давали множество новых знакомств и, как следствие, поклонниц, уже образовавших небольшой легион. Думается, у этих девочек будущих первенцев будут звать непременно Андрюшками, как и их кумира Андрея Евлахова. Называя свое чадо именами полюбившихся или понравившихся людей, барышни получают иллюзию, что и их дитя будет жить такой же полной жизнью, как и их кумир. Только они не знают одной, очень важной детали: такая ненасытность – признак большого черного пятна внутри, которое хочется как можно усерднее закрасить, но оно отчего-то снова проявляется, и приходится, изнашиваясь, снова красить будни. Это круговая порука, иногда рай, иногда ад. Думается, по этой причине мы с ним так быстро нашли общий язык.

Евлахич был третьим ребенком в семье. Любовь к музыке пришла не сразу. После жутких скандалов и отсутствия желания сидеть за сольфеджио, прогулами по вокалу и игре на струнных он к четырнадцати годам отчетливо понял: девочки охотно клюют на его пение и игру на гитаре. Каждая в этой компании, независимо от того, с кем пришла и с кем намеревалась уйти, жаждала осчастливить Евлахича. Чем, собственно, и занимались по окончании посиделок. За это его любили самодостаточные ребята, умеющие ценить искусство и использовать его присутствие в своих интересах под подмокшие писечки подтаявших девчат. Но за то же его ненавидели и другие – более узколобые, теряющие очки привлекательности на фоне дворового Элвиса Пресли в глазах подруг. Были и разборки, и драки, где приходилось отбивать свое право доминировать. Евлахич давно понял: все люди волки, нужно жить своими интересами. Но также понимал, что без стаи никуда. Потому выбирал пассий исходя из кода благородства и клал на свое ложе свободных от отношений барышень.

С остальными студентами Бауэр был не знаком. Но все они так или иначе подходили под кодификацию студентов общежития: бати, шалашовки, заводилы, пионеры.

Двери в общежитие традиционно закрыты с одиннадцати ночи до шести утра. По мнению администрации, студент должен только учиться. А для этого ему нужен здоровый сон и режим. Но как быть, если твой режим отличается от режима администрации? Ничего, можно спать когда хочешь и жить как вздумается, если с тобой Евлахич. Два слова хмурому охраннику, которого заставили проснуться и отворить двери во дворец веселья и жаждущих принцесс, и студенты спокойно проникают внутрь.

Поднялись на нужный этаж резво. Вообще, когда пьян, отчего-то все происходит очень быстро, если не мимолетно. Быстро наступает утро, расстояние преодолевается моментально и без усилий. Единственное, что не отступает быстро, так это вертолеты, кружащие тебя на своих алкогольных лопастях.

Тишину коридоров сотрясал шум, звонкий девичий смех, грохот хлопающих дверей.

– Добро пожаловать в мои палаты! – открывая дверь, шумно сообщил Бауэр студентам.

Блоки в общежитии Московского Гуманитарного Университета Врубеля были либо восемь квадратных метров, либо двенадцать. По регламенту положено заселять либо по два, либо по три студента в один блок. Но в своем блоке Бауэр жил один. Это придавало его образу еще больше таинственности.

Появившийся внезапно в стенах общаги студент полгода назад не заводил ни с кем знакомств, имел возможность доступа в кабинет коменданта общежития и часто встречался беседующим на равных с различными преподавателями, доцентами, профессорами вуза. Был опрятен и больше походил либо на студента четвертого курса, либо вовсе на аспиранта двадцати шести лет. Не излучал озлобленности и был приятен внешне.

Эта персона не давала покоя Бате, местному студенческому авторитету, пославшему на разведку свою шалашовку. Но не получив ровным счетом ничего, она вернулась обескураженная обратно – ее отвергли. После были разборки с рассечением кожных покровов на суровом лице брюнета и кровью, раскрасившей всю одежду.

Общага ненавидела охрану за то, что та устраивала периодически рейды по этажам, выискивая нарушителей режима. Студенты, не заморачиваясь выходом за пределы общаги, курили на общих кухнях, за что и платили выговорами и, в случае повторных нарушений, выдворением за пределы общежития.

Но в блоке Бауэра дозволялось все. Датчики дыма не срабатывали, а старший смены, при необходимости, не открывал ключом дверь комнаты этого непонятного студента, как это было с остальными, а кротко стучал, боясь побеспокоить своим присутствием.

– Это мои покои. За беспорядок прошу у дам прощения, – он пнул дверь, та широко открылась.

Комната отличалось от привычных студенческих еще и тем, что в ней была одна огромная кровать, один стул и стол, украшенный настольной черной лампой. Кровать была застелена пледом с рычащим тигром, оскалившимся на гостей. Беспорядка как такового не было, не из чего было его создавать. Раз в неделю приходила уборщица, мыла полы и вытирала пыль – что вызывало у наблюдавших соседей Бауэра еще больше недоумения. На стенах висели рисунки женщин в разных ипостасях. Прелестные русалки и демонические красавицы смотрели на гостей студента юридического факультета.