Они рядом, они среди нас.

Слышишь стук?

Это Они пришли за тобой…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Глава 1.

Татарин

Истории в самой глубине римского метро продолжались уже так долго, что я даже потерял счёт времени. Слишком долго, непозволительно долго. И это становилось не просто странно, а даже настолько странно, что не замечать это далее было невозможно. Как будто время в этом месте специально делало изгиб и начинало двигаться по спирали, чтобы позволить нам бесконечно долго рассказывать страшные и странные истории друг другу. Казалось, что мы едем уже не только не одну остановку метро, но даже несколько дней или ночей, а может катаемся по замкнутому кругу по всему подземному миру Рима. Я хотел было высказать свои опасения Родиону, как вдруг слева от себя услышал:

– Вот вы говорите «милиция» …

Мы с Родионом синхронно повернулись, вытаращив глаза от неожиданности. Кроме нас и каких-то фоновых персонажей в ночном римском метро никого не было. А тут голос, да ещё и по-русски. Источником голоса оказался странный джентльмен без лица, лысый, худой, с жёлтой пергаментной кожей, огромным кадыком, в обтягивающих его дистрофические ноги кожаных штанах и со средневековой тростью с набалдашником из слоновой кости, который совсем недавно сидел в центре вагона и, казалось, совершенно не обращал на нас никакого внимания. Увлёкшись беседой я и не заметил, как этот «месье» пересел к нам и жадно слушал наш разговор. Увидев его, а главное услышав, потому что внешний вид вылезшего из гробницы графа Дракулы никак не вязался с русской народной речью, которая вылетала из его полного неровных жёлтых кривых зубов рта.

– Мы говорим? – опешил Родион.

– Вы-вы, а кто ж ещё? Вы, кстати, я слышал из Н-ска?

– А что, разве в Румынии слышали про Н-ск? – мне почему-то было очевидным, что такой человек должен быть именно из Румынии, цитадели всех вампиров.

– При чём тут Румыния? Я может быть русский, ещё по более вашего, жалко, что по крови татарин. А вы знаете в Н-ске есть такой посёлок – Дубча́ниновка?

– Нет, Дубча́ниновку я не знаю. Но зато я хорошо знаю Дубчани́новку, цыганский посёлок, – отвечал Дракуле Родион.

– Вот-вот, так оно и есть. Из-за этой самой Дубча́ниновки или Дубчани́новки, как хочешь её назови, мне теперь кредиты в банке не дают. Просто я там сделал прописку левую, паспорт-то у меня поддельный всё равно, и сейчас как иду кредит брать, так мне всегда отказывают, потому что там всё время то буквы разные, то ударение.

Мы опешили от таких признаний новоиспечённого «русского». И даже онемели, ну что ему на это скажешь?

– Хотя, – продолжил человек без лица, – я бы и сам не взял этот кредит. Мне же вот когда звонят и предлагают кредит я не беру никогда. Знаете, почему?

Мы разумеется не знали. Пожав плечами, я предположил:

– Может потому, что обычно так звонят мошенники?

– Да какие там мошенники! Да вы знаете кто самый главный мошенник? Нет? Ну вам и не надо знать. А кредит я бы взял конечно. Вот они мне когда звонят, банкиры эти, я им так и говорю – я возьму кредит, но не меньше пяти миллионов долларов. Вот веришь, нет? Меньше хоть на доллар будут давать, насильно будут засовывать, хоть убей не возьму. Они пока думают. А что, пять я бы взял. Зачем они мне, спросите вы?

Мы почему-то не спрашивали и даже старались инстинктивно отсесть это этого кричащего на весь вагон странного человека.

– Да я бы просто кинул их, банки эти. А что, мне это как два пальца об асфальт. Вот взял бы пять лямов на свой поддельный паспорт, сел на самолёт и поминай меня как звали. Улетел бы в Пакистан, и там сидел в ауле в кибитке с шайтан-трубой на перевес, и попробуй меня там найди. И всё, жизнь удалась, мне на мой век хватит. И не надо мне ни Дубчаниновки, ни Рима этого, ничего. Вот вы ведь посмотрите кто сидит в этом вагоне – отбросы, ошмётки общества, человеческий мусор. Да я таких раньше просто на месте расстреливал, если только в мою сторону посмотрят косо.

Мы переглянулись. П всей видимости эпитеты «отбросы и человеческий мусор» относились и к нам тоже, от чего нам становилось всё больше и больше не по себе.

– Да вы не смотрите, что я сейчас в метро езжу. Это же раньше всё моё было.

– Что твоё?

– Да всё вокруг, вон посмотрите в окно.

Мы покрутили головами и увидели нечто, что никак не вязалось с тем пространственно-временным континуумом, в котором мы были за секунду до этого. Наше римское метро из тьмы туннеля выскочило на мост над городом, а в глаза после тьмы нам хлынул свет уличных фонарей Поезд метро летел над каким-то городом, при чём совершенно не похожим на Рим. Слева мы увидели многоэтажки, какие бывают только в Москве, такие серые, загаженные, похожие на кукурузные стручки. На одной из них сверху вниз, по всей длине дома, огромными буквами было написано «Орехово». Орехово в Риме. Толи – это галлюцинации, толи что-то здесь явно не то. Проклятый упырь совсем закружил нам головы. Спустя пару минут поезд снова юркнул в темноту туннеля, а вид из окна заполнили бетонные стены и извилистые вереницы свисающих коммуникаций и силовых проводов с редкими, время от времени вспыхивающими, красными глазами подвесных фонарей.

– Да… – упоённо протянул незнакомец, поглаживая худющий живот, словно только что плотно отобедал, – Раньше я всё здесь держал, всё Орехово было подо мной, все знали Татарина, все мне платили. Каждый коммерс, каждый бандит, каждый кидала, все мне дань приносили. Ну а как не принести? Ведь если не принесёшь – смерть, у меня разговор короткий. Уж очень все меня боялись. Жуть как боялись, больно я был лютый. Так боялись, что я ещё ничего не сделал, а они, комерсы эти, со страху падали. Помню был один барыга, он на мясе сидел, мясом торговал и консервами верблюжьими, вот и решил я его прикрутить. Так он так меня испугался, что всю свою родню вывез за границу, а сам в одной хате прятался на Юго-Западе. Вот я к нему туда приехал, чисто поговорить, а он как увидел мою тачку внизу, так струсил, что со страху в окно и сиганул. С пятого этажа. Ну и короче, разбился он об асфальт в фарш. Лежит, весь в крови, руки ноги переломаны, кишки наружу, но живой. А я подхожу к нему и говорю:

– «Что ж ты, голубок, упорхнуть хотел? А зачем из окна-то прыгал, я же к тебе только поговорить приехал?»

А он мне отвечает:

– «Уж говорит больно Вы, Татарин, лютый, боюсь я очень Вас».

– «Дурак ты, – говорю я ему, – ну зачем так над собой издеваться? Ну что я, не человек? Ну для первого раза палец бы сломал, ну паяльник в одно место засунул, ну зуб выдрал или ноготь какой. А теперь тебе лечиться сколько надо? А то может и помрёшь. Ну так вот, чтобы ты моё добро в своём лице не портил и не прятался, из окон не прыгал, за твоё, так сказать, умышленное причинение вреда своему здоровью, подпишешь на меня хату, завод мясной и тачку, добро́?»

На куда ему деваться? А главное подписать бумаги не может – руки-то не двигаются, переломаны в ста местах. Смотрит он на меня, как рыба, и мычит. Ну а я что, я же человек очень сердечный, милосердный. Позволил я ему подлечиться, но только пока руки не заживут, чтобы мог генеральную доверенность подписать. И чтобы вы думали, этот отморозок воспользовался моей добротой и только вроде весь лежал в больничке забинтованный, а как только в себя пришёл в бега пустился. Но от Татарина не уйдёшь. Ещё никто не уходил. Это я вот ото всех ушёл. Все мои кореша – кто на том свете, кого в двухтысячных снайперы постреляли, кого на пожизненное лично Сам в Полярную сову и Чёрный Лебедь определил без суда и следствия. А что? Улик-то против нас никаких, мёртвые-то они не кусаются и не разговаривают. А Татарин жив себе живёхонек на свободе, и никто на меня рот свой не разинет. А почему? А потому что жили напоказ, вроде все переобулись, отбелились, у всех легальный бизнес. Да только деньгами больно светили, не нравилось это Ему. Всех Он распределил – есть улики, нет улик, ему по-барабану. Кого на тот свет, кого лаптями вверх и на пожизненную. А пожизненка она знаешь хуже высшей меры. Так-то.

Так вот, нашли мы этого барыгу, когда он уже почти в Финку ушёл, привезли на его же завод мясной, повесили, значит, там на цепях к потолку. А была у него на мясухе такай огромная чудо-мясорубка. Ну что нам было с ним делать? Пришлось ему руку отрезать, да его же руку сквозь мясорубку эту пропустить, сделать из неё колбасу и ему же и скормить. А что? Всё должно быть по справедливости. С ними же как, с этими комерсами-барыгами? Всё на страхе, да на авторитете. Одного такого отпустишь и всё дело развалится, никто платить не будет. Ну короче, заставили мы его собственную руку в колбасе съесть, а потом прямо к мясорубке на цепях подтянули, вторую руку в мясорубку засунули и ножи включили. Барыга орёт, кровища хлыщет, всё залила. Хотел я его всего на колбасу перемолоть, да пожалел. Я же добрый очень был тогда. И вот после этого он мне всё подписал – и квартиру, и завод этот мясной, и машину, и даже дачу, о которой мы не знали.

– А как же это он тебе подписал, без рук-то? – недоверчиво спросил «Татарина» я.

– Как-как… – замешкался тот, но потом нашёлся и ответил, – Да так и подписал – ртом, как ещё. Он потом всю жизнь с культяпками проходил, протезы какие-то вроде себе сделал. Руки-то ведь их не отрастишь, вторые не вырастут, надо знать с кем связываешься. Он на нас ещё долго потом работал, безрукий этот, который свою руку в колбасе схавал. Да мы его так и называли – ручник.

А платили мне в те времена все, я же был самый авторитетный в Орехово. Платили все – барыги, милиция, пацаны, бандиты, ФСБ, директора заводов, все, поголовно. В день мне налом миллион долларов приносили. Складывать некуда было. Так я их зарывал в лесах, на даче, банки свои создавал. Но ведь всё надо с умом. Ведь другие как? Только из бандитов переобулись, только руки от мокродельства просушили, и сразу – в депутаты, шоу-бизнес, олигархи. А Он не любил такого, чтобы на виду, и чтоб ему глаза мозолили. Вот поэтому Он лично и постановил всех убрать без суда и следствия. А Татарина, говорит, оставьте, его я уважаю. Вот так вот. И что где теперь те бандиты и где я?

– А кто такой этот «Он»? – удивлённо вскрикнули мы с Родионом.

– Да как кто? Вы что? Неужели не понимаете? – Татарин многозначительно посмотрел наверх и послюнявил палец, как будто сейчас надо пересчитывать деньги, – голову включайте!

Мы ничего не поняли, что это за магический и всесильный «Он», пожали плечами, но перебивать не стали. Тут в ход беседы вмешался мой приятель.

– И куда ж ты все эти бабки дел? – осмотрев с ног до головы кожаного Дракулу, по совместительству короля преступного мира, Профессора Мориарти наших дней, спросил Родион.

– Куда-куда… Да никуда… Все они у меня, как были, так и есть. Просто я был очень справедливый, когда всё подо мной в Москве было. У меня знаешь, как все заводы работали? У меня зарплату народу секунду в секунду выплачивали. И попробуй просрочь. Вот один директор завода однажды не выплатил работягам в срок аванс, типа денег не заводе нет, поставки сорвались. Так я к нему приезжаю ночью домой, а он уже того, висит, весь скотчем ногами к люстре привязанный. Это парни мои постарались, подготовили голубка к моему приезду. Я значит захожу, сажусь, а он висит и мычит. Наливаю я себе из его бара вискаря, и ему предлагаю. Я ведь очень щедрый был тогда, вежливый. А он всё что-то мычит. Ну я ему и сказал, чтобы завтра мужичкам деньги все вернул до копейки, а иначе на счётчик поставлю, а свои проблемы сам решай, ты директор. А завод тот был какой-то государственный, секретный что ли. Да какая разница, все подо мной ходили. Но понятливый директор оказался, всё продал, рубаху с себя снял, а деньги до копеечки людишкам вернул. Понял, дурья башка, что без квартиры жить можно, а без головы нет. Я же в то время очень честный был и справедливый, народ меня уважал.

А ещё я нерусских не любил. Я ж в то время боролся за чистоту Москвы от всякой нечисти, даром что сам Татарин. Вот бывало едим мы с Миханом на моей девяносто девятой цвета аллигатор по району, самая крутая тачка в то время была, и вижу на рынке торговцы столпились, из Средней Азии. Я и говорю Михану: «Доставай шайтан-трубу». И вот встаём мы прямо посередине дороги, посередь проспекта Вернадского, Михан открывает багажник, достаёт муху и шмаляет прямо по рынку. Чёрных там этих полегло, море. Ну а что, пусть знают Татарина. А мы сели в тачку, да дальше поехали.

Но было конечно много завистников. Плодиться стали отморозки, сильно наезжать. И я им забил стрелку, прямо на Воробьёвых горах, в лесу, рядом с Москвой-рекой. «Ореховские»… Название-то какое себе придумали. А кто они такие для Татарина? Так, желторотики. Ну и взял я, значит, шишигу военную, а в неё пулемёт поставил противовоздушный, прямо в кузов. На складе военном взял. Тогда ж все подо мной ходили, и вояки тоже. И приезжаю я на шишиге в лес, а они там стоят, на зубилах, на меринах, да на бэхах с немецких помоек. Человек их пятьдесят, не меньше. А мы вдвоём с Миханом, что народ зря гонять? Что сами не разберёмся? Подъехали, развернул я, значит, шишигу, а Михан из кузова начал отморозков этих крошить из пулемёта. Почти всех положил. Да только недоноски эти, пацаны Ореховские, замусоренными оказались. Тут же СОБР налетел, в кольцо нас взял и тоже начал из автоматов валить почём зря. Всех положили, и Михана, упокой Господи его душу, хороший был пацан, только без башни совсем. Один я выжил, потому что из шишиги выпрыгнул и прямо в Москву-реку сиганул. Пришлось мне под водой почти от берега до берега доплыть, так только и спасся. Один я тогда ушёл. Удачливый был я в те годы очень.

А сейчас живу в своё удовольствие, денег море, дом на Рублевском шоссе, а здесь, в Италии, так проездом. А на даче на моей вокруг одни министры, да генералы. Ну и стрёмно мне. Выхожу, понимаешь, на улицу, а они все там при погонах, да при гаврилах. Ну и что, короче купил я себе тоже звание генерала ФСБ. Корочки, всё как полагается, а к нему мундир, значит, генеральский. Дорого конечно, но что я, хуже других что ли. А сосед у меня по даче – в этом ФСБ шишка какая-то. И вот как-то утром, а прохладно ещё, морозец, туман, выхожу я по малой нужде, значит, на улицу, и, как назло, накинуть нечего. А я с похмела страшного, и главное один китель ФСБ-шный висит генеральский и фуражка, при входе, на гвоздике. Стою я, значит, в одних труханах, да в белом генеральском мундире и фуражке, облегчаюсь, а из дома напротив выходит сосед, ну этот, начальник ФСБ-шный. Он как увидел меня, как на звёзды на погонах посмотрел, так аж в струнку вытянулся.

– «Разрешите, – говорит, – товарищ генерал Татарин доложить.»

– «Докладывайте, – я ему отвечаю, – только по всей форме.»

Вот такие дела. У вас кстати не найдётся пары евро, а то моя кредитка с миллионами в отеле осталась?

– Не, братан, – в один голос ответили ему мы с Родионом, – откуда такие богатства?

Глава 2.

Поезд номер 666, заколдованное место и

вечера на хуторе близ Саранска.

Мы как могли постарались отсесть от загадочного и беспощадного «Татарина», обескуражившего нас своими чистосердечными признаничями и продолжили беседу. В этот раз я взял на себя инициативу и начал в тишине вагона итальянского метро свой рассказ об одном случае, произошедшем со мной несколько лет назад:

– Какие только забавные случаи могут произойти с тобой из дня в день в общественной уборной человеческих душ – поездах железной дороги. Будь то Россия, Италия или Буркина Фасо. А каких только удивительных персонажей и пассажиров здесь не встретишь! И ведь каждый хочет открыться, излить душу человеку, которого он больше никогда уже не увидит… Чего стоил только поезд №666, отправляющийся ровно в полночь до столицы гордой Республики Мордовия – города Саранск, по совместительству столицы всех тюрем, исправительных колоний и лагерей в дремучих мордовских лесах, где сидят самые кровожадные маньяки ещё со времён Советского Союза. С таким номером поезда другого варианта не было, и поглумился надо мной лукавый в нём вволю. Началось всё с того, что я ехать в Мордовия было вроде надо, но очень не хотелось, а потому я всё выгадывал, как бы попозже приехать на вокзал, чтобы не тусоваться там среди ночи и прибыл туда ровно за 12 минут до отправления. Но входя в вагон, прямо перед проводницей, проверяющей билеты на входе, понял, что забыл паспорт. А сами понимаете, что в Мордовии человек без паспорта, всё равно что блоха без подковы – он как бы есть, а на самом деле его нет. Как писал поэт и по совместительству певец революции, Владимир Маяковский:

«…Я

достаю

из широких штанин

дубликатом

бесценного груза.

Читайте,

завидуйте,

я —

гражданин

Советского Союза…»

Так вот, оказался я и без пачпорта (как говорится усы, лапы и хвост – вот все мои документы) и без гражданства и даже без широких штанин. А минут-то до отхода поезда №666 оставалось уже всего одиннадцать. Что делать? Я, нарушив все законы физики, времени и пространства, как та лань, весь в плащах, шарфах и чемоданах, со скоростью света кинулся к стоявшим здесь же привокзальных бомбилам-калымщикам, без разговоров бухнулся в ближайшее такси и скомандовал:

–Вперёд! Два счётчика шеф!

Посмотрел на «шефа» и… Попал к своему разочарованию на женщину-водителя, которая и оказалась незатейливым Сами Насери из фильма «Такси», правда ну никак не была на него похожа. Тем не менее, страсть к наживе и над ней возымела верх, и она, сжав зубы и наступив на горло собственной женской осторожности, надо отдать ей должное, мужественно проехала на все красные света светофора, от вокзала до моего дома и обратно, благо ночью город был пустой. После чего бесстрашная шумахерша торпедировала меня в почти уже уходящий последний вагон поезда, куда я просто влетел на последних парах, потный, злой, красный как помидор, цепляющийся за поручни уходящего состава и умоляющий открыть подножку проводницу последнего вагона. Это был единственный случай в моей жизни, когда я ровно за 11 минут преодолел расстояние, которое по всем разумным соответствовало ну никак не меньше получасу, остановив, ну или по крайней мере замедлив, таким образом время. Представляете моё облегчение, когда я, уставший, но опаспортевствлённый, бухнулся на нижнюю полку своего места? Нет, наверное, не каждый может такое представить.

В продолжение дьявольского глумления, а Вельзевул взялся за меня со всем энтузиазмом, по приезду в славный город Саранск совершенно неожиданно выяснилось, что все места абсолютно во всех гостинцах заняты, по причине того, что в Саранске проходит слёт и всероссийские или даже всемирные соревнования спортсменов-ходунов. Точнее их кажется называют «Ходоки». В те годы, благодаря тогдашнему неугомонному властителю Мордовии, мордовские ходоки внезапно стали чемпионами мира, олимпиады и всей галактики по этой самой, что ни на есть спортивной, ходьбе. Кто не помнит мордовского чуда? Да вот только нет ничего тайного, что не стало бы явным, и спустя годы в замороженных анализах мордовских ходоков зарубежные эксперты антидемпингового комитета, разумеется, обнаружили тот самый допинг, чего собственно и следовало ожидать.

В результате тренера, великого мордовского ходока и по совместительству отца-основателя мордовского волшебства, навеки отрешили от спортивной ходьбы, наложив на него спортивную анафему и епитимью. Помню, как по телевизору неудавшемуся спортивному гению зачитывали приговорок МОК, этой спортивной инквизиции, по которому он был бессрочно отстранён от ходьбы. Я ещё тогда подумал: вот ведь бедолага, что же ему делать-то теперь остаётся? Ну или только бегать, или ползать всю жизнь. Ходить-то нельзя. А то ненароком зайдёшь в мордовский спортзал, а там сразу с неба люди в чёрном. В чёрных крестах и чёрных полумесяцах, в полумасках и на чёрных скакунах – мол куда, как посмел ты, еретик, пересечь священную границу спортзала?