Отношение к "советскому барину" графу Алексею Николаевичу Толстому среди читающей публики в постперестроечный период претерпело явные изменения. Многие из "ценителей русской словесности" от него отвернулись, дескать, шут, угодник, лизоблюд, недостойный даже местечка в тени Платонова или Пастернака. Но я бы не торопился мазать Алексея Николаевича черной краской. Возможно, что по человеческим своим качествам он был далек от идеала, ну, а кто без недостатков? Вон на "Западе" подняли волну против Гогена, мол, был педофилом, вступал в интимные отношения с 13-летними таитянками, и сразу многие "любители живописи" прозрели, оказывается, этот педофил-мазилка не так уж и гениален.
Нечто подобное произошло у нас и с Толстым, некоторые идеологические аспекты его творчества застлали глаза особенно ретивым и падким на поддержание общественного мнения читателям. И перестали они видеть великолепную технику этого писателя, его мастерское владение русским языком, умение тонко чувствовать и передавать психологию своих героев.
Ну, а что касается идеологических вопросов, так, пожалуй, историческому роману "Пётр Первый" досталось больше всего упреков, тут он обошел даже откровенно "просталинский" роман - "Оборона Царицына". Суть этих упреков в том, что Толстой идеализирует образ царя Петра, возвеличивает роль сильной личности в истории, оправдывает насилие ради государственных интересов, наконец, проводит параллель между Петром и Сталиным.
Всё это в разной степени в произведении Толстого присутствует, но отрицать выдающуюся роль Петра в преобразовании российского государства, в создании действительно мощной империи, глупо и недальновидно. Так же глупо подходить с мерками идей гуманизма к событиям тех времен, когда этим гуманизмом еще даже не пахло. Жестокость и жесткость Петра, это жестокость и жесткость эпохи, и чем кардинальнее были перемены, тем выраженнее всё это проявлялось.
Да, трактовка Толстого пришлась ко двору Иосифа Виссарионоаича, это - правда. Но не надо представлять дело так, что Толстой пытался извратить историческую действительность ради сиюминутной выгоды. Здесь без выгоды не обошлось, но она проявилась в выборе исторического отрезка для романа, здесь Толстой выгадал,
Но писал он о том, что искренне считал правдой. Он ведь перелопатил устряловскую "Историю Петра Великого", сочинения Голикова, Соловьева, Брикнера, Богословского, мемуары Гордона, Желябужского и еще многих, пыточные записи тех времен. Это был серьезный подход, а не наскок ради спецзаказа, как сейчас кое-кто пытается представить.
Написан роман таким сочным языком, так мощно и ярко, что я, честно признаюсь, даже не знаю, какой другой роман из русской истории можно было бы поставить с ним рядом. Я вспоминаю свои впечатления от первого знакомства с книгой, было это... сейчас пойдет романтика....
Было это зимним вечером далекого теперь уже 1981 года. На дворе бушевала "хурта", так по-местному прозывалась пурга, поэтому было отключено электричество - реалии тех лет жизни в деревне. Я забрался на натопленную русскую печку, закутался в стеганое одеяло и при свете керосиновой лампы открыл первые страницы романа... и провалился в XVII век.
Я тогда побил все свои прежние рекорды по количеству прочитанного за день, никогда еще я так быстро не проглатывал столь толстых томов, и как было обидно, что роман так внезапно обрывался, столько интересных и важных событий остались неосвещенными. Если бы Толстой прожил еще несколько лет, какую бы эпопею мы получили.