© ООО ТД «Белый город», 2019

© Базелян О., иллюстрации, 2019

Стихотворения

К родине

 
Далёко от тебя, о родина святая,
Уж целый год я жил в краях страны чужой
И часто о тебе грустил, воспоминая
Покой и счастие, минувшее с тобой.
И вот в стране зимы, болот, снегов глубоких,
Где, так же одинок, и я печалью жил,
Я сохранил в душе остаток чувств высоких,
К тебе всю прежнюю любовь я сохранил.
Теперь опять увижусь я с тобою,
В моей груди вновь запылает кровь,
Я примирюсь с своей судьбою,
И явится мне вдохновенье вновь!
Уж близко, близко… Всё смотрю я вдаль,
С волнением чего-то ожидаю
И с каждою тропинкой вспоминаю
То радость смутную, то тихую печаль.
И вспоминаю я свои былые годы,
Как мирно здесь и счастливо я жил,
Как улыбался я всем красота́м природы
И в дебрях с эхом говорил.
Уж скоро, скоро… Лошади бегут,
Ямщик летит, вполголос напевая,
И через несколько минут
Увижу я тебя, о родина святая!
 

Павлодар, 15 июня 1853

Жизнь

 
О жизнь! ты – миг, но миг прекрасный,
Мне невозвратный, дорогой;
Равно – счастливый и несчастный
Растаться не хотят с тобой.
 
 
Ты – миг, но данный нам от Бога
Не для того, чтобы роптать
На свой удел, свою дорогу
И дар бесценный проклинать, —
 
 
Но чтобы жизнью наслаждаться,
Но чтобы ею дорожить,
Перед судьбой не преклоняться,
Молиться, веровать, любить.
 

Орел, 10 августа 1853

Дума матери

 
Ты спишь, дитя, а я встаю,
Чтоб слезы лить в немой печали;
Но на твоем лице оставить не дерзали
Страдания печать ужасную свою,
По-прежнему улыбка молодая
Цветет на розовых устах,
И детский смех, мой ропот прерывая,
Нередко слышится в давно глухих стенах!
Полураскрыты глазки голубые,
Плечо и грудь обнажены,
И наподобие волны
Играют кудри золотые…
О, если бы ты знал, младенец милый мой,
С какой тоскою сердце бьется,
Когда к моей груди прильнешь ты головой
И звонкий поцелуй щеки моей коснется!
Воспоминанья давят грудь…
Как нежно обнимал отец тебя порою!
И, верь, уж год, как нет его с тобою.
Ах, если б вместе с ним в гробу и мне заснуть!..
Заснуть?.. А ты, ребенок милый,
Как в мире жить ты будешь без меня?
Нет, нет! я не хочу безвременной могилы:
Пусть буду мучиться, страдать… но для тебя!
И не понять тебе моих страданий, —
Еще ты жизни не видал,
Не видел горьких испытаний
И мимолетной радости не знал.
Когда ж, значения слезы не понимая,
В моих глазах ее приметишь ты,
Склоняется ко мне головка молодая,
И предо мной встают знакомые черты…
Спи, ангел, спи, неведеньем счастливый
Всех радостей и горестей земных:
Сон беспокойный, нечестивый
Да не коснется вежд твоих,
Но Божий ангел светозарный
К тебе с небес да низойдет
И гимн молитвы благодарной
К престолу Божию наутро отнесет.
 

Санкт-Петербург, 5 сентября 1854

Поэт

 
Взгляните на него, поэта наших дней,
Лежащего во прахе пред толпою:
Она – кумир его, и ей
Поет он гимн, венчанный похвалою.
Толпа сказала: «Не дерзай
Гласить нам истину холодными устами!
Не нужно правды нам, скорее расточай
Запасы льстивых слов пред нами».
И он в душе оледенил
Огонь вскипающего чувства,
И тот огонь священный заменил
Одною ржавчиной искусства;
Он безрассудно пренебрег
Души высокое стремленье
И дерзко произнес, низверженный пророк,
Слова упрека и сомненья;
Воспел порочный пир палат,
Презренья к жизни дух бесплодный,
Приличьем скрашенный разврат,
И гордость мелкую, и эгоизм холодный…
Взгляните: вот и кончил он,
И, золото схватив дрожащею рукою,
Бежит поэт к бесславному покою,
Как раб, трудами изнурен!
Таков ли был питомец Феба,
Когда, святого чувства полн,
Он пел красу родного неба,
И шум лесов, и ярость волн;
Когда в простых и сладких звуках
Творцу миров он гимны пел?
Их слушал раб в тяжелых муках,
Пред ними варвар цепенел!
Поэт не требовал награды, —
Не для толпы он песнь слагал:
Он покидал, свободный, грады,
В дубравы тихие бежал,
И там, где горы возвышались,
В свободной, дикой стороне,
Поэта песни раздавались
 

В ненарушимой тишине.

29 сентября 1854

Голгофа

 
Распятый на кресте нечистыми руками
Меж двух разбойников, Сын Божий умирал.
Кругом мучители нестройными толпами,
У ног рыдала Мать. Девятый час настал:
Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.
И гром гремел, и, гласу гнева внемля,
Евреи в страхе пали ниц…
И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,
И мертвые, восстав, явилися живыми…
А между тем в далеком Риме
Надменный временщик безумно пировал,
Стяжанием неправедным богатый,
И у ворот его палаты
Голодный нищий умирал.
А между тем софист, на догматы ученья
Все доводы ума напрасно истощив,
Под бременем неправд, под игом заблужденья,
Являлся в сонмищах уныл и молчалив.
Народ блуждал во тьме порока,
Неслись стенания с земли.
Всё ждало истины…
И скоро от Востока
Пришельцы новое ученье принесли.
И, старцы разумом и юные душою
С молитвой пламенной, с крестом на раменах,
Они пришли – и пали в прах
Слепые мудрецы пред речию святою.
И нищий жизнь благословил,
И в запустении богатого обитель,
И в прахе идолы, а в храмах Бога Сил
Сияет на кресте Голгофский Искупитель!
 

17 апреля 1855

Май в Петербурге

 
Месяц вешний, ты ли это?
Ты предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?
 
 
Скучно. Вечер темный длится,
Словно зимний. Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.
 
 
А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.
 
 
Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.
 

27 мая 1855

Вечер

 
Окно отворено… Последний луч заката
Потух… Широкий путь лежит передо мной;
Вдали виднеются рассыпанные хаты;
Акации сплелись над спящею водой;
Всё стихло в глубине разросшегося сада…
Порой по небесам зарница пробежит;
Протяжный звук рогов скликает с поля стадо
И в чутком воздухе далеко дребезжит.
Яснее видит ум, свободней грудь трепещет,
И сердце полное сомненья гонит прочь…
О, скоро ли луна во тьме небес заблещет
И трепетно сойдет пленительная ночь!..
 

15 июля 1855

Близость осени

 
Ещё осенние туманы
Не скрыли рощи златотканной;
Ещё и солнце иногда
На небе светит, и порою
Летают низко над землёю
Унылых ласточек стада,
 
 
Но листья жёлтыми коврами
Шумят уж грустно под ногами,
Сыреет пестрая земля;
Куда ни кинешь, взор пытливый
Встречает высохшие нивы
И обнажённые поля.
 
 
И долго ходишь в вечер длинный
Без цели в комнате пустынной…
Всё как-то пасмурно молчит;
Лишь бьется маятник докучный,
Да ветер свищет однозвучно,
Да дождь под окнами стучит.
 

14 августа 1855

Сиротка

 
На могиле твоей, ох! родная моя,
Напролет всю-то ночку проплакала я.
И вот нынче в потемках опять,
Как в избе улеглись и на небе звезда
Загорелась, бегом я бежала сюда,
Чтоб меня не могли удержать.
 
 
Здесь, родная, частенько я вижусь с тобой,
И отсюда теперь (пусть приходят за мной!)
Ни за что не пойду… Для чего?
Я лежу в колыбельке… Так сладко над ней
Чей-то голос поет, что и сам соловей
Не напомнит мне звуков его.
 
 
И родная так тихо ласкает меня…
Раз заснула она среди белого дня…
И чужие стояли кругом:
На меня с сожаленьем смотрели они,
А когда меня к ней на руках поднесли,
Я рыдала, не зная о чем.
 
 
И одели ее, и сюда привезли.
И запели протяжно и глухо дьячки:
«Со святыми ее упокой!»
Я прижалась от страха… не смела взглянуть…
И зарыли в могилу ее… и на грудь
Положили ей камень большой.
 
 
И потом воротились… С тех пор веселей
Уж никто не певал над постелью моей, —
Одинокой осталася я.
А что после, не помню… Нет, помню: в избе
Жил какой-то старик… горевал о тебе,
Да бивал понапрасну меня.
 
 
Но потом и его уж не стало… Тогда
Я сироткой бездомной была названа.
Я живу у чужих на беду:
И ругают меня, и в осенние дни,
Как на печках лежат и толкуют они,
За гусями я в поле иду.
 
 
Ох, родная! Могила твоя холодна…
Но людского участья теплее она —
Здесь могу я свободно дышать,
Здесь не люди стоят, а деревья одни,
И с усмешкою злой не смеются они,
Как начну о тебе тосковать.
 
 
Сиротою не будут гнушаться, как те,
Нет! Они будто стонут в ночной темноте…
Всё кругом будто плачет со мной:
И так пасмурно туча на небе висит,
И так жалобно ветер листами шумит
Да поет мне про песни родной.
 

1 октября 1855

Жизнь

П.К. Апухтиной

 
Песня туманная, песня далекая,
И бесконечная, и заунывная,
Доля печальная, жизнь одинокая,
Слез и страдания цепь непрерывная…
 
 
Грустным аккордом она начинается…
В звуках аккорда, простого и длинного,
Слышу я, вопль из души вырывается,
Вопль за утратою детства невинного.
 
 
Далее звуков раскаты широкие —
Юного сердца мечты благородные:
Вера, терпения чувства высокие,
Страсти живые, желанья свободные.
 
 
Что же находим мы? В чувствах – страдания,
В страсти – мученья залог бесконечного,
В людях – обман… А мечты и желания?
Боже мой! Много ли в них долговечного?
 
 
Старость подходит часами невольными,
Тише и тише аккорды печальные…
Ждем, чтоб над нами, в гробу безглагольными,
Звуки кругом раздались погребальные…
 
 
После… Но если и есть за могилою
Песни иные, живые, веселые,
Жаль нам допеть нашу песню унылую,
Трудно нам сбросить оковы тяжелые!..
 

29 февраля 1856

Ответ анониму

 
О друг неведомый! Предмет моей мечты,
Мой светлый идеал в посланье безымянном
Так грубо очертить напрасно хочешь ты:
Я клеветам не верю странным.
 
 
А если ты и прав, – я чудный призрак мой,
Я ту любовь купил ценой таких страданий,
Что не отдам ее за мертвенный покой,
За жизнь без муки и желаний.
 
 
Так, ярким пламенем утешен и согрет,
Младенец самый страх и горе забывает,
И тянется к огню, и ловит беглый свет,
И крикам няни не внимает.
 

29 октября 1856