© Алексей Митрофанов, 2017

ISBN 978-5-4490-0030-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мясницкая – один из символов Москвы. Улица так же символична, как Тверская и Арбат, а также Бейкер-стрит, Крещатик и Бродвей. Достаточно произнести одно из этих слов – и уже не нужно город называть. Всем все понятно.

Мясницкая – один из символов Москвы. Это особый мир. Мир Маяковского и Лили Брик, мир старообрядчества и традиционного православия, мир детских игрушек и перепачканных чернилами почтовых служащих.

Именно здесь находится главный почтамт страны. Именно у истоков этой улицы стоит главный российский магазин детских товаров. Именно здесь один из лучших книжных магазинов города. Именно под Мясницкой улицей проходит первая линия московского метро. И именно на этой улице окончил свою жизнь Владимир Маяковский.

Мясницкая – от века улица деловая. Тут больше столетия назад начали появляться офисы крупных кампаний, а в скором времени улица сделалась своего рода продолжением Китай-города, «сити» Москвы.

Улица оставалась таковой и после революции. Краевед А. Родин примечал в 1924 году: «Мясницкая – это улица металла, электричества, цемента, леса, стекла. Все, что нужно для грандиозного строительства города и деревни, – от гвоздя до двигателя, от бревна и бочки цемента до оборудования электрических станций – все это идет с Мясницкой или через Мясницкую. Громадные магазины-выставки, внушительные конторы хозяйственных центров, колоссальные зеркальные окна, солидные деловые вывески и… вечно беспокойный поток людей, пролеток, автомобилей, трамваев – вот что составляет облик Мясницкой».

Этот стиль улица держит по сей день. Разве что трамвай с нее ушел и больше не вернется.

Мясницкая неширока. Ее можно перебежать за несколько секунд. Но так поступать не стоит – Мясницкая коварна. Это только кажется, что здесь машины ездят медленно и величаво. В действительности они едут спешно, а водитель то и дело отвлекается на очередной архитектурный памятник в стиле эклектики.

Кстати, ездить по Мясницкой – удовольствие неописуемое. Еще поэт Пушкин об этом мечтал в своем изумительном, трепетном стихотворении «Дорожные жалобы»:

 
То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать,
О деревне, о невесте
На досуге помышлять!
 

Ряды домов (левый и правый, четный и нечетный) высятся друг напротив друга, нависают над прохожими таинственными, серыми, оштукатуренными, разукрашенными глыбами. Здесь можно забыть обо всем – просто гулять по узким тротуарам и впитывать в себя события былых веков.

Веков же этих на Мясницкую нанизано немало – улица возникла полтысячелетия тому назад.

А вдоволь нагулявшись по Мясницкой улице, а также осмотрев ее исток – Лубянскую площадь (кстати, еще один из символов Москвы), можно углубиться в переулки и бродить

в них еще несколько часов. Переулки здесь особенные – искривленные, обманчивые, завлекающие. И не удивляйтесь, если удаляясь от Мясницкой, вы часок спустя вдруг вновь окажетесь на ней. В других местах такое невозможно в принципе. Здесь же – обычное явление, вполне привычное для старожилов.

Ну, а мы по традиции начнем свой маршрут не с Мясницкой, а несколько раньше – с Никольской улицы и даже с Красной площади. Именно отсюда начинается та магистраль, которая, пройдя через Мясницкую, выведет нас сквозь «площадь трех вокзалов» к замечательному парку под названием «Сокольники». Парк, разумеется, мы тоже не оставим без внимания.

Незаурядные ряды

Здание ГУМа – Верхних Торговых рядов (Красная площадь, 3). Построено по проекту архитектора А. Померанцева в 1893 году.

Главным московским магазином, невзирая на обилие новейших супермаркетов, по сей день остается ГУМ. Во-первых, он находится в самом что ни на есть центре города – на Красной площади. Более статусного местоположения не придумать, разве что в Кремле. Во-вторых, магазин предназначен для людей с самым разным уровнем дохода (в наши дни такое – редкость). В-третьих, там можно купить почти что все. В-четвертых, ГУМ привычен. В-пятых – легендарен.

И так далее.

До появления этого здания на месте, занятом нынешним ГУМом, находилось учреждение того же профиля – торговые ряды (их называли Верхними). Правда, они были более неряшливыми и, более того, деревянными. Но жизнь в них проходила веселая. Одни лишь зазывные слоганы могли очаровать приезжего провинциала. То и дело на пути у покупателя вставал приказчик и произносил такую, например, речевку:

– У нас без обману, материал без изъяну, имеем подушки пуховые, кровати двуспальные ольховые, ящики туалетные на двадцать мест – подарки для женихов и невест!

Ассортимент и правда впечатлял.

Но бывалый покупатель равнодушно шел своей дорогой – он привык к такой назойливой рекламе так же, как и наши современники.

Впрочем, иной раз приказчики на время забывали о заученных рекламных текстах и давали волю собственной фантазии. Ловили, например, мышей, засовывали их в коробки, а коробки обряжали в яркую бумагу с бантиками – подарочная упаковка в позапрошлом веке мало чем отличалась от нынешней. Затем «подарочек» подкладывали на пути все тех же покупателей и дружно хохотали, глядя, как солидный господин или же дама с вороватым видом поднимают грызуна.

Примораживали к полу гривенники и другую мелкую монету (естественно, морозы легко проникали в ветхие строения) и хохотали над попытками прохожего отколупнуть монету.

– Копытцем попробуй, – кричали ему.

Иной раз «зеленили» или же «краснили» посетителя (для этого обычно выбирались персонажи звания духовного – они смешнее удивлялись). Какой бы цвет ткани не называл бедный батюшка, ему обязательно давали либо красную, либо зеленую материю. Священник начинал чураться, нервничать и вообще вести себя не подобающе сану.

* * *

Старое здание Верхних торговых рядов все больше ветшало и, разумеется, устаревало морально. Мало того что электричества здесь не было – предпринимателям не разрешалось даже пользоваться свечками из опасения, что деревянные постройки могут в одночасье выгореть. Об отоплении, конечно, речь также не шла. Продавцы восседали в тяжелых енотовых шубах, чернила превращались в мерзкий черный снег, который в случае необходимости оттаивали собственным дыханием, а грелись, как не трудно догадаться, водкой.

Под конец девятнадцатого века власти объявили конкурс на проект новых рядов. И началась суета. Всем архитекторам сразу же захотелось оставить рядышком с Кремлем свидетельство своего яркого таланта. В конкурсе участвовали знаменитости первейшего разбора – Шервуд, Клейн и даже живописец Верещагин.

Проекты мало отличались друг от друга. Все здания выглядели длинными, приземистыми и с башенками в русском стиле. Победителем же стал А. Померанцев, представивший проект с довольно пафосным девизом – «Московскому купечеству».

Одновременно с творческой интеллигенцией занервничало и само «московское купечество». Но совершенно по иному поводу. Предприниматели подсчитывали будущий убыток, связанный с затором в бизнесе. Не желали они покидать старые добрые насиженные лавки (хотя для них и выстроили так называемые временные ряды). Но городские власти поступили радикально – в один прекрасный день купечество явилось на свои рабочие места и обнаружило их запертыми и под тщательной охраной. Один предприниматель из славного рода Солодовниковых не выдержал такой напасти и зарезался в Архангельском соборе. К счастью, прочие его коллеги оказались более устойчивыми к потрясению.

И в результате в Москве все-таки появилось новое здание Верхних торговых рядов.

«Они представляют собой выдающееся сооружение среди торговых помещений не только России, но и Западной Европы», – писал о тех рядах один дореволюционный путеводитель по Москве. Неудивительно – огромнейшие галереи, собственная электростанция, артезианский колодец для местного водопровода, подземная железная дорога для подвоза товара. А торговали в то время на всех трех этажах и в подвале.

Но больше всего, конечно, удивляла крыша – полностью прозрачная, созданная инженером Шуховым. Днем галереи освещал солнечный свет, а вечером отсюда можно было любоваться на луну.

Впрочем, к внешнему виду здания иной раз предъявлялись и претензии. Один из краеведов, некто В. Никольский, возмущался – дескать, здание только прикидывается исконно русским, а по сути же является «европейским пассажем, наряженным в неподходящий русский костюм», и осуждал его автора за «попытку с негодными средствами приблизиться к такому апофеозу подлинно русского зодчества, каким является стоящий рядом собор Василия Блаженного».

Правда, большинству москвичей полюбились новые ряды.

* * *

После революции сюда пришла всеобщая разруха, но с наступлением нэпа все, вроде бы, встало на свои места. Писатель Михаил Булгаков (бывший тогда репортером), сообщал своим читателям: «Торговые ряды на Красной площади, являвшие несколько лет изумительный пример мерзости запустения, полны магазинов».

Тогда же рядам присвоили новое имя – Государственный универсальный магазин, и Маяковский посвятил новому учреждению рекламные стишки:

 
Все, что требует желудок, тело или ум, —
все человеку предоставляет ГУМ.
 

Правда, за рамками рекламных госзаказов Маяковский порицал магазин за низменный, мещанский характер:

 
Каждый на месте:
невеста
в тресте,
кум —
в ГУМ,
брат —
в наркомат.
 

Что поделаешь – при экономике социализма неизбежен дефицит товаров потребления, а следовательно, высокий спрос на «теплые места» в торговых точках и при оптовых распределителях.

А в тридцатые ГУМа не стало. То есть здание, естественно, стояло на своем привычном месте, но торговлю напротив Кремля запретили. Да что там торговля – простому человеку даже просто прогуляться по пустынной Красной площади было опасно. Чекистам это могло показаться подозрительным – и наивный любитель прогулок исчезал навсегда. Бывший ГУМ заняли учреждения.

Однако особенно странно бывшие торговые ряды смотрелись во времена войны. В них тогда размещалась мотострелковая бригада особого назначения, и окна ради конспирации замазали густейшим слоем черной краски. Смыть ее после войны не удалось – пришлось вставлять новые стекла.

В 1947 году здание оказалось в опасности. На сей раз она исходила не от внешнего врага, а от российского правительства, решившего, что именно на этом месте нужно построить памятник Победы. Сам академик Щусев возмущался: «ГУМ мешает Красной площади. Это такое неприятное пятно, которое мешало площади и до революции… окна его мешают, форма их мешает, они не масштабные».

Видимо, он сравнивал торговые ряды с собственным произведением – Мавзолеем. И обижался на ряды – дескать, не соразмерные, не сомасштабные.