Глава 6

Квантум. «Бродяга».

Длинный Джек с детским восторгом наблюдал невообразимое ранее явление – оторопь воспитанного человека при встрече с хамлом трамвайным. Руда, как всякий интеллигент в третьем-четвёртом поколении, поверить не мог, что взрослые люди способны вот так себя вести! Даже в игре! Господи, тем более в игре! Им же всем после игры как-то надо будет общаться, как с ними вообще потом во что-то играть?!

На этом вопросе Руда осёкся, пришлось ему объяснять Джеку метафору «весь мир театр…», и что в жизни всё сводится к игре. Заодно дошло до него, что для Плюша и Неждана «потом» уже не существует, им неважно, как выглядят их манеры, когда на кону жизни – вот эти реальные игровые жизни!

Командор другими глазами взглянул на их хулиганства. Так закосить под нехватку матросов, высадить на «Бродягу» десант и фактически захватить «Подарок» вместе со всеми шлюпками – это не экспромт.

Французские подростки на санобработку – удар ногой ниже пояса, реально – с полным учётом слабых мест противника. Противника! А у самих таких слабостей нет – когда они для себя захватили шлюпки «Подарка», плевать им было, что на «Бродяге» перевозки в нормальные условия ждут ими же покалеченные моряки.

Да он сам, Командор, не смог реквизировать у близняшек лодки! Собрался уже, даже рот открыл, и Китти с Кэтти в один голос заговорили.

– Зак и Сбитый просили передать вам…

– Что очень надеются на вашу учтивость…

– Что наше вы трогать не станете…

– Тогда и нам не придётся. – Хором закончили близняшки, подарив Командору открытые улыбки.

– «Да они же намекают, что все гражданские на «Подарке» у них в заложниках»! – Кто-то проорал у Руды в голове.

Джек равнодушно пожал плечами. – «Ну, что ты ещё ждал от пиратов в этом… как его? В Позднем Средневековье, вот»!

– «Ах! вот как тут всё называется»! – Весело воскликнул Руда и надолго впал в созерцательный пофигизм.

Он отстранённо наблюдал и выслушивал доклады, что SC предлагает выкупить на «Бродяге» её стрелковые гнёзда по триста фунтов, а наблюдательное за четыреста, или же они сами всё демонтируют, надо только принять решение и согласовать время.

Что SC предлагает выкупить её горны по четыреста фунтов, или они их просто за борт выбросят. Так же ему, Командору, предложили перекупить контракты кузнецов и других мастеров всего по двести фунтов за контрактик, или… что вы! Никто их топить не станет, незачем, мастера и так пальцем не пошевелят ради посторонних заказов – SC готова платить им за бездействие.

SC предлагает выкупить материалы, уже откупленные из общей добычи за собственные средства команды, как-то: половину древесного угля, все запасы меди, олова, две трети всего железа, всю глину и песок, всю серу и многое другое по списку, прайсик прилагается.

Кстати, просто на всякий случай, Командор случайно не собирается враждовать с SC?

Руда не запомнил, кто задал этот вопрос, близняшки или кто-то из сталкеров, это уже несущественно – он зримо представил себе, как однажды откроются пушечные порты «д’Артаняна», прогремит залп в упор, полетят щепки, и через пару склянок от «Бродяги» останутся лишь обломки в волнах.

Лейтенант Боу обратился за разрешением посетить мятежный корабль. Зачем? Поговорить с Джимом и, если понадобиться, с Заком и Грегори. О чём?! О том, что они неправильно всё воспринимают! Всё на самом деле по-другому!

Руда на новой волне дзен-пофигизма пожелал ему удачи, всего лишь блаженно улыбаясь. Он вовсе не сдерживался – ржать? А что здесь смешного?

* * *

Неждан.

Спасибо ватажникам, эсцесовцы получили передышку. Душа просила праздника, чего-то необычного. Обычные развлечения, даже прыжки с рей и купания среди акул на полном ходу судна праздничными уже не считались, танцульки и самодеятельность отложили на вечер, чтоб ватажники тоже могли принять участие.

Деятельная Захаркина натура сразу нашла выход. Эсцесовцы, пользуясь выходным, устроили себе экскурсию по настоящему пиратскому кораблю – сразу ж было не до праздного любопытства, а потом стало некогда, и виды открывались только положенные по боевому расписанию.

Мы с Захаром решили устроить праздничный день открытых люков. Спустились на орудийную палубу, мальчишки тут же разглядывали, ощупывали и обнюхивали свои собственные настоящие пушки. Под одобрительной ухмылкой Грегори Захар открыл люк в трюм с пленными и сбросил туда верёвку – вылезай, кто хочет.

А сам твердил про себя подсказанную близняшками фразу «Комейнт дефойс тулейс инсалти деплес ле понт»? То есть, сколько раз ты поднимешься с палубы? Пока ждали первого, у люка быстро собрался кворум.

Наконец-то дождались экскурсанта. Пыхтя, вылез француз, смешно жмурясь после трюмного полумрака, оглядел притихших мальчишек. Довольно-таки крупный экземпляр, в наличии лапы-клешни, моряцкие ноги в грязных парусиновых штанах на раскорячку, морская блуза разорвана на курчавой груди до уже выпирающего пуза.

Стоит, неуверенно озирается, а публика его рассмотрела и требовательно уставилась на Захара. Трое даже улыбаются – близняшки доброжелательно, а Плюш, как всегда, скалится с подначкой.

Захарка выдал заготовленную реплику, сделал шаг к мужчине, штрафным берцем пыром врезал ему в промежность и ко мне обратился, отключаясь. – Избей мужика, Нежданушка, а то вон он какой, я ж ещё маленький.

И притих в предвкушении гадёныш. Нет, ну а что я хотел? Что он хотя бы начнёт, и я его снова спасу! А мужик этот лично мне ничего плохого пока не сделал, я ему даже сочувствую – тоже попал к деткам бедняга. Здоровенный такой, ещё живой…

Сука!!! Ты кого, падла косолапая, хватаешь?! Захват за кисть, разворот, прыжок и сальто вперёд. Сам приземляюсь на корточки, франк воткнулся мордой в доски. Урод такой к пацану моему клешню протянул?! Ногу коленом к подбородку и резко вниз, по печени. Хотел повторить, но тут снова малец влез, говорит. – Тихо-тихо, это ж просто игра!

Я немного охренел, а он снова. – Комейнт дефойс тулейс инсалти деплес ле понт?

Француз лежит, будто не понял. Захар, разочарованно вздохнув, с размаху пнул его по рёбрам, того выгнуло болью. Ещё один пендель, толкающий, и не оправдавший наших надежд дядька скрылся в трюме.

Я уже соскучился – не получилась игра, а Захарка ждёт чего-то с едва сдерживаемым азартом. И в кармашке монеты теребит. Невероятно, но через пару минут нарисовался новый персонаж.

Плюш вякнул. – Теперь я!

Захар снова воспроизвёл ритуальную фразу и бросил на палубу шиллинг со словами. – Ставлю на два!

Плюш заявил. – Отвечаю на квит, если не встанет, забираю всё!

В ответ по доскам с глухим стуком запрыгали монетки.

Плюшевый закрутил вертушку, пяткой мужчине в челюсть – того аж развернуло, веером разлетелись кровавые слюни, он рухнул плашмя. Нокдаун, как минимум, прощай, наша денежка.

Мужик полежал секундочку, завозился, поднялся на колени и встал! Тут же без перехода Плюш прыгнул – прямой ногой в диафрагму – он же так людей убивал! Так нечестно, это же пари!

Франк влетел в переборку, отёк, его скрутило на досках. Все заворожено смотрели, как его курочит. Плюш зараза не просто убил человека – всю затею. Ну, что ему стоило немного подыграть?!

А француз, будто подслушав наши мысли, приподнялся на карачки. Беднягу выгибало, выворачивало болью и тошнотой, но он смог поднять голову. Лицо исказили страдание и злая гордость. Моряк сумел сесть, обвёл нас безумными глазами, а мы смотрели на него с надеждой и восхищением.

И он, напившись нашего восторга, оторвал от пола колени. Постоял, опираясь руками, и начал медленно разгибаться. Мне было совершенно ясно, что он каждое мгновенье ждёт завершающий удар, уверен в его неизбежности, но отчего-то ему очень хочется встретить его стоя.

Что и кому он доказывал? Демонстрировал презрение? Не проклинал, не ругался. Просто стоял молча, пошатываясь, обхватив грудь, смотрел в пустоту и ждал с диковатой улыбкой последнего удара. Надеясь только на то, что он будет один.

В зачарованной тишине слышался плеск волн за бортом, и как глас с небес прозвучала насмешливая реплика Плюша. – Вы бы угостили крестника, штрафники. Всё равно ж мне платить!

Ребятня счастливо загоготала – праздник удался – сказка с настоящими чудесами и со счастливым концом! Подсчитали ставки, Плюш гинею просадил с хвостиком. Ему на эти деньги долго пришлось бы франка кормить даже слойками с компотом, если б мы не придумали открыть самый, наверное, дорогой в Атлантике ресторан.

Весёлой компанией припёрлись на камбуз, обрадовали месье срочным праздничным банкетом на десяток персон всего на гинею с небольшим. Тот к такому счастью давно был готов, поджидал чего-то подобного. Накормили франка, разговорились – узнали, что его звать Жульеном, он канонир, а остальное близняшки не сочли нужным переводить с набитыми ртами.

Пленного для себя переделали в Жулика и отправили обратно в трюм – на сегодня достаточно хорошего.

* * *

Тем более никаких праздников не объявлялось, нам об этом очень вовремя напомнили казачьи дедушки. Всё по-старому, будто и не победили мы никого, и вновь продолжается бой. В новом нашем доме мы впервые провели боевую тренировку.

Деды стали строже, жёстче, или мы как-то изменились, попробовали настоящего боя, успеха, слегка зазнались. Может быть, дедам это просто показалось, но для нас с Плюшем тренировки сделались совсем адовым наказанием. Казаки вбивают в головы – ничего не изменилось, и пушки на орудийной палубе ничего не меняют – дерутся люди, побеждают и гибнут только люди, а не оружие.

И без того пакостное настроение усугубили побоями. Сам, как последний подонок, срывал на детях злость, обиду, вымещал вину. Это всё Боу виноват. Я ещё на орудийной палубе отметил странность – Джима нет поблизости. Настолько привык к его присутствию, что почти физически ощутил его отсутствие, в смысле с облегчением.

Ведь что бы ни говорил Захар о смысле, о даре, о тысяче слов, которых всё равно бы не хватило, если б мы не бросили мальчишку под палубу… Пусть всё равно потом пришли, всё-таки спасли – это всё уже неважно.

Ведь мы даже не попытались что-то объяснить иначе, словами, без трюма. Никому неинтересны мои оправдания, не сделанного не переделаешь, и Джим, наказание моё, постоянно торчит в поле зрения. Спасителя своего! Учителя!

Никто из клана к нам не приплыл увещевать или качать права, а прибыл Боу уговаривать Джима, перейти к нему на «Бродягу». Они разговаривали как раз, когда мы устроили детям шоу на орудийной палубе. Джим послал его нахрен и уполз реветь в кубрик, а Боу перехватил нас на палубе у дедушек. Типа, есть серьёзный разговор. Ну, такому человеку не откажешь, уделили ему время.

Он попросил нас повлиять на Джима. Оказывается, мы ничего не поняли, жутко ошибаемся сами и зря настраиваем мальчишек против властей, особенно Джима. Он сын его друга и капитана, погибшего в бою. Они оба служили в хитрой конторе, ходили на кьюшипах. Это такие корабли-ловушки, охотники на пиратов.

У мальчишки мама, ещё двое младших братьев, и ни средств, ни возможностей получить приличное образование. Всё равно у него оставалось лишь два пути – в работный дом или в море. Боу походатайствовал за парнишку, чтоб его зачислили с ним на «Бродягу».

Ему самому не хотелось идти в рейс на каторжнике, он и обусловил своё согласие должностью для Джима. И нечему тут удивляться – его боевые заслуги позволяют ставить конторе условия. В общем, всё сложилось удачно, Джима завербовали, назначили жалование, его получает семья, а Боу занялся образованием парня в море.

На этом месте мы, наверное, имели очень удивлённый, даже придурошный вид. Офицер сам принялся смущённо отвечать на незаданный вслух вопрос. – Какое в дупло ты можешь дать образование???

А он настоящий джентльмен, если буквально, младший сын без наследства. Папа оплатил учёбу в Оксфорде, и всё на этом. Ещё в колледже его и завербовали – на дуэли убил кого-то не того, и вообще дуэлей было слишком много. Учился в море, так многие делают – в рейсах просто приходится читать, чтоб не спиться и не сойти с ума.

И всё было бы просто замечательно, если б малолетние каторжане не устроили мятеж! Шлюп, оказывается, тоже кьюшип, отправлялся в Карибское море по прямому своему назначению, а каторжника под охрану ему дали для маскировки и чтоб зря порожняки не гонять. Боу и Джим должны были перейти на шлюп у берегов Ямайки, а «Бродяга» бы просто доставила нас всех на каторгу!

Тут мы хором, один другого перебивая, перешли на секретный демонский язык с редкими вкраплениями английского для связки слов. Боу смеялся! Он ничего не знает о лордах и их непутёвых сынках – это всего лишь фантазии мальчишки. А Кэп на допросе отвечал мне то, что я хотел услышать, ржать над его враками ему не позволили только воспитание и головная боль от табуретки.

Правильно я не поверил во фрегаты – встретить по уговору хоть кого в Атлантике просто невозможно – у приборов погрешности в пол-Африки. Такие вещи не всегда выходят даже вблизи материков у караванов и эскадр с их флотилиями посыльных шхун, не говоря уж искать какую-то шлюпку чёрт знает когда! Другое дело, если есть привязка к крупному географическому объекту, лучше к острову с уютной гаванью, где можно просто подождать визави. Только причём тут шлюпки и наша казнь?

Дальше спорить с ним мы не стали, помолчали, подумали. Плюш спросил, не помнит ли господин лейтенант, сколько детей выбросили в море с начала похода до мятежа? Ах, не помнит точно, ну-ну! И ладно, пусть он не берётся сказать, сколько пацанов выгрузили б на Ямайке, сколько они умудрились бы там прожить? Тоже не в курсе? Но он же точно помнит, что произошло в трюме с ним и с Джимом! Так ему всё ещё кажется, что мы напрасно вырвались оттуда?

Боу стал сбивчиво объяснять, что не он же это придумал, тем более не Джим, что мы сами во многом виноваты, ведь нас всех всё-таки приговорили к каторге, что у властей не хватает сил и средств даже для всех верноподданных…

Он оправдывался! Он оправдывался, а мы улыбались, пока Боу сам не понял, какую несёт ахинею. Главное – кому он всё это говорит!

Ничего не стали ему объяснять, только пообещали, что попросим Джима навещать его на «Бродяге» при условии, что пацана не попытаются удержать силой. Боу понял, что ничего больше не добьётся, кивнул и, глядя в сторону, спросил… Он попросил! У нас разрешения!! Посещать наш корабль!!!

Мы, конечно, разрешили и вернулись к казакам в довольно сложных чувствах. Сами того совсем не желая, наши переживания разделили бойцы ударного отделения. Мы остались на индивидуальные занятия с дядями Пашей и Колей, а смертники занялись своими подопечными. В общем, через пару склянок даже зелёные наши салажата осознали, что командование отчего-то не в духе.

Всем стало ясно, что грядут новые испытания нашей невероятной пиратской крутизны. Вечером на танцульках в целом ситуацию поэтически на секретном демонском языке выразил Захарка, наверное, на весь океан: