© Строганов М.В., составление, подготовка текста, послесловие, 2022

© Издательство «Даръ», 2022

© Издательство ООО ТД «Белый город», 2022

Суд над царем-самодуром

В нашей культуре сложилось разделение писателей на первый и второй (а то и третий) ряды. Неправильное разделение. Бывают моменты, когда писатель первого ряда перестает отвечать на наши существеннейшие вопросы, а писатель второго ряда оказывается чуть ли не нашим современником, который знает всё, что происходит с нами сегодня, и говорит с нами на одном языке. И можно ли тогда ответить на вопрос, кто из них стоит в первом, а кто во втором ряду и кто из них для нас сейчас нужнее и актуальнее?

Именно таким представляется сегодня большой русский писатель граф Алексей Константинович Толстой, которого всегда любили читатели и который всегда оказывался на задворках истории литературы. Но ведь он был одним из создателей знаменитой литературной маски Козьмы Пруткова – как ни верти, явления огромнейшего культурного значения. Уже одно из самых ранних его стихотворений навсегда останется в русской памяти своими двумя начальными строками:

 
Колокольчики мои,
Цветики степные…
 

Его умопомрачительно смешные, написанные еще в юношеские годы рассказы «Басня о том, что, дискать, как один философ остался без огурцов» и «О том, как юный президент Вашингтон в скором времени сделался человеком», к сожалению, почти никому не известны, хотя любому другому писателю они создали бы имя. Его роман «Князь Серебряный» кажется легкой сказкой для забавного чтения, а оказывается большим философским романом о власти и человеке.

В Интернете на одном из сайтов собраны сведения об изданиях «Князя Серебряного» с самого первого и до наших дней^[1]. Мы дополнили эти данные сведениями электронного каталога Российской национальной библиотеки, учитывая только либо отдельные издания романа «Князь Серебряный», либо авторские сборники, которые названы по этому роману, но не учитывая сокращенные издания, переделки, издания для народа, подражания с тем же самым названием, драматические переделки. В результате сложилась следующая картина (в скобках мы указываем издательство, для России – без указания города): до 1917 г. – 12 изданий: 1862 (тип. Каткова и К°), 1863 (Д.Е. Кожанчиков), 1869 (тип. Ф. Сущинского), 1878 (тип. М. Стасюлевича), 1880 (тип. Ф. Сущинского), 1892 (В.Г. Готье), 1899 (изд. книжного склада М.М. Стасюлевича), 1907 (С.П. Хитрово), 1908 (С.П. Хитрово), 1909 (С.П. Хитрово), 1913 (П.В. Луковников), 1916 (П.В. Луковников);

1920–1940-е – 4 издания: 1921 (Прага, Славянское изд-во; Берлин, И.П. Ладыжников), 192? (Берлин, Литература), 1945 (Париж, б. и.);

1950-е – 4 издания: 1957 (Смоленское кн. изд-во), 1958 (Смоленское кн. изд-во; Киргизское гос. изд-во), 1959 (Детгиз);

1960-е – 4 издания: 1960 (Московский рабочий), 1961 (Московский рабочий), 1966 (Художественная литература; Кабардино-балкарское кн. изд-во);

1970-е – 5 изданий: 1976 (Художественная литература), 1977 (Художественная литература), 1978 (Средне-Уральское кн. изд-во), 1979 (Вышэйшая школа, Минск; Московский рабочий);

1980-е – 20 изданий: 1980 (Нижне-Волжское кн. изд-во; Московский рабочий; Красноярское кн. изд-во; Чечено-Ингушское кн. изд-во; Правда; Советская Россия), 1981 (Детская литература), 1982 (Мордовское кн. изд-во), 1983 (Лениздат; Южно-Уральское кн. изд-во), 1984 (Мастацкая лiтаратура, Минск), 1985 (Приокское кн. изд-во), 1986 (Художественная литература; Чувашское кн. изд-во; Верхне-Волжское кн. изд-во; Калининградское кн. изд-во), 1987 (Советская Россия; Художественная литература), 1988 (Коми кн. изд-во); 1989 (Выща школа, Изд-во при Харьк. гос. ун-те, Харьков);

1990-е – 11 изданий: 1990 (Башкирское кн. изд-во), 1991 (Баян; Восточно-Сибирское кн. изд-во), 1992 (Пермская книга; Детская литература), 1993 (Просвещение; Современник; Пересвет), 1994 (Ставропольский фонд культуры), 1995 (Приморский полиграфический комбинат; Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края);

2000-е – 19 изданий: 2000 (ЭКСМО-пресс), 2001 (АСТ, Олимп), 2004 (Ардис, аудиокнига), 2005 (АСТ; Эксмо), 2006 (Издание Патриаршего Подворья храмов Тихвинской иконы Божией Матери и Святителя Алексия, митрополита Московского при ЦКБ свт. Алексия; Весть; Аудиокнига), 2007 (Комсомольская правда; Захаров, Богат; АСТ, Харвест; Русское слово; Издательский дом Мещерякова; МедиаКнига, 1С-Паблишинг, аудиокниги), 2008 (Эксмо; Мир книги, Литература ISBN 978-5-486-01786-5; Мир книги, Литература ISBN 978-5-486-02289-0; Издательский дом Мещерякова), 2009 (Русское слово)

2010-е – 27 изданий: 2010 (Ламартис; Мир книги, Литература; Русское слово), 2011 (Вече), 2012 (Астрель; Русское слово – учебник; Лениздат, Команда А), 2013 (De Agostini; Лениздат, Команда А; Эксмо; Азбука, Азбука-Аттикус), 2014 (Комсомольская правда; Лениздат, Команда А; Детская литература; Никея; АСТ), 2015 (Директ-Медиа), 2016 (АСТ), 2017 (De Agostini; Алтей; Детская литература; Время; Терра, Книжный клуб Книговек), 2018 (Речь; Детская литература; Азбука, Азбука-Аттикус), 2019 (Выдавец В. Хурсік, Минск);

2020-е – 2 издания: 2020 (Эксмо), 2021 (АСТ).

Совершенно очевидно, что в данной динамике отражаются разные причины, в том числе и абсолютно внешние по отношению к художественным достоинствам романа Толстого. Но если бы у романа Толстого не было этих пресловутых «художественных достоинств», он никогда не стал бы таким популярным и востребованным. Можно раскручивать сочинения Ф.В. Булгарина (да и его самого), но заставить читателя покупать его книги нельзя. Значит, что-то есть в этом Алексее Толстом, что еще ускользает от наших оценок и что обязательно требует более точных определений.

* * *

Граф Алексей Константинович Толстой родился 24 августа 1817 г. в Петербурге, в родовитой и разносторонне культурной дворянской семье. Его отец граф Константин Толстой был советником Государственного ассигнационного банка, а брат отца Федор Толстой был известным художником, автором популярной серии медальонов на темы Отечественной войны 1812 года. У Федора Толстого было две дочери, двоюродные сестры Алексея Толстого: одна – писательница Мария Каменская, другая – художница и мемуаристка Екатерина Юнге. Матерью Алексея Толстого была Анна Алексеевна Перовская, внебрачная дочь графа А.К. Разумовского. Сразу после рождения сына она разошлась с мужем и жила в имении своего брата Алексея Алексеевича Перовского, писателя, известного под псевдонимом Антоний Погорельский, который сочинил для племянника сказку «Черная курица, или Подземные жители» о приключениях мальчика Алеши, любимую и популярную до сих пор. Сестра матери Алексея Толстого, Ольга Перовская, сама стала матерью известного художника Льва Жемчужникова и писателей Владимира, Алексея и Александра Жемчужниковых, двоюродных братьев Алексея Толстого, – все вместе они создали коллективную маску Козьмы Пруткова. А графу Льву Николаевичу Толстому Алексей Толстой приходился троюродным братом. Родственные связи Толстого – это связи еще и художественные; можно сказать, что и жил он в среде искусства.

Неудивительно поэтому, что еще в детском возрасте, на рубеже 1830– 1840-х гг. он начинает сочинять. Первыми его произведениями были написанные на французском языке рассказы «Семья вурдалака» и «Встреча через триста лет». А в 1841 г. он уже напечатал отдельной книгой повесть «Упырь» под псевдонимом Краснорогский (по названию своего имения Красный Рог, как дядя Перовский стал Погорельским от имения Погорельцы). Все это были отзвуки позднего романтизма, скрашенного, правда, большой долей скепсиса и иронии, недаром помимо этих произведений юный Толстой сочинил уже упомянутые нами рассказы о «философе без огурцов» и «юном президенте Вашингтоне». В 1843 г. Толстой опубликовал и первое свое стихотворение. Сам Толстой так оценивал свое положение в письме к будущей жене от 14 октября 1851 г.

«Я родился художником, но все обстоятельства и вся моя жизнь до сих пор противились тому, чтобы я сделался вполне художником. <…>

Но если ты хочешь, чтобы я тебе сказал, какое мое настоящее призвание, – быть писателем»^[2].

«Сделаться вполне художником» молодому графу мешали те же родственные связи, которые вводили его не только в литературные ряды, но в круги владетельных и царственных особ, чему, вполне естественно, радовалась мать. Будучи в 1827 г. с матерью и дядей за границей, он был представлен в Веймаре будущему великому герцогу Саксен-Веймарскому и Эйзенахскому Карлу-Александру. А еще в 1826 г. Алексей Толстой был представлен цесаревичу и великому князю Александру Николаевичу и вскоре по рекомендации В.А. Жуковского был определен «товарищем для игр» будущего императора, вместе с которым проводил время в России и за границей. Фактически Алексей Толстой стал совоспитанником Александра II до его совершеннолетия (1834), после чего был зачислен на государственную службу в Московский главный архив Министерства иностранных дел «студентом», что позволило ему в декабре 1835 г. сдать экстерном выпускной экзамен в Московском университете для получения аттестата на право чиновника первого разряда. После этого служебно-чиновная карьера Алексея Толстого как по маслу катилась. В начале 1837 г. он состоял «сверх штата» в русской миссии при германском сейме во Франкфурте-на-Майне, а в конце этого года перевелся в Петербург в Департамент хозяйственных и счетных дел. Толстой быстро проходит ступени чинопроизводства: губернский секретарь (1839), коллежский секретарь (1840), титулярный советник (1842), камер-юнкер (1843), надворный советник (1846), церемониймейстер (1851) и егермейстер (1861) императорского двора. В день своей коронации 26 августа 1856 г. Александр II произвел своего бывшего товарища по детским играм и учебе в полковники и назначил его флигель-адъютантом, а вскоре поручил ему и делопроизводство секретного отдела о раскольниках.

Но близость к императору, не сделала Толстого искателем чинов и жизненных выгод, и в том же письме он писал:

«Вообще вся наша администрация и общий строй – явный неприятель всему, что есть художество, – начиная с поэзии и до устройства улиц…

Я никогда не мог бы быть ни министром, ни директором департамента, ни губернатором. <…>

…Так знай же, что я не чиновник, а художник»^[3].

И еще:

«Я не могу восторгаться вицмундиром, и мне запрещают быть художником; что мне остается сделать, если не заснуть? Правда, что не следует засыпать и что нужно искать другой круг деятельности, более полезный, более, очевидно, полезный, чем искусство; но это перемещение деятельности труднее для человека, родившегося художником, чем для другого…»^[4]

А вот в самый день коронации и назначения полковником и флигель-адъютантом, которого Толстой пытался, но не смог избежать:

«…Все для меня кончено, мой друг, сегодня моя судьба решилась; сегодня – день коронации… В этой общей тьме одна мысль является передо мной лучом света; может быть, я сумею из этой ночи, в которой все должны ходить с закрытыми глазами и заткнутыми ушами, вывести на Божий свет какую-нибудь правду, идя напролом и с мыслью, что пан или пропал! Но если положительно я увижу, что в будущем я ничего не могу сделать, – мне кажется, будет грешно перед самим собой продолжать жизнь в направлении, диаметрально противном своей природе, и тогда, вернувшись к собственной жизни, я начну в 40 лет то, что я должен был начать в 20 лет, т. е. жить по влечению своей природы…

Я знаю, что может быть полезно даже ради истины лавировать и выжидать, но я не довольно ловок для этого: всякий должен лишь действовать по своим дарованиям <…>; в моих дарованиях я чувствую только одну возможность действовать – идти прямо к цели. Чем скорее я пойму возможность или невозможность мне быть полезным, тем будет лучше»^[5].

Не удивительно, что уже в 1861 г. Толстой выходит в отставку, при этом пишет следующее письмо императору:

«Государь, служба, какова бы она ни была, глубоко противна моей натуре; знаю, что каждый должен в меру своих сил приносить пользу отечеству, но есть разные способы приносить пользу. Путь, указанный мне для этого провидением, – мое литературное дарование, и всякий иной путь для меня невозможен. Из меня всегда будет плохой военный и плохой чиновник, но, как мне кажется, я, не впадая в самомнение, могу сказать, что я хороший писатель. Это не новое для меня призвание; я бы уже давно отдался ему, если бы в течение известного времени (до сорока лет) не насиловал себя из чувства долга, считаясь с моими родными, у которых на это были другие взгляды. Итак, я сперва находился на гражданской службе, потом, когда вспыхнула война, я, как все, стал военным. После окончания войны я уже готов был оставить службу, чтобы всецело посвятить себя литературе, когда Вашему величеству угодно было сообщить мне через посредство моего дяди Перовского о Вашем намерении, чтобы я состоял при Вашей особе. Мои сомнения и колебания я изложил моему дяде в письме, с которым он Вас знакомил, но так как он еще раз подтвердил мне принятое Вашим величеством решение, я подчинился ему и стал флигель-адъютантом Вашего величества. Я думал тогда, что мне удастся победить в себе натуру художника, но опыт показал, что я напрасно боролся с ней. Служба и искусство несовместимы, одно вредит другому, и надо делать выбор. Большей похвалы заслуживало бы, конечно, непосредственное деятельное участие в государственных делах, но призвания к этому у меня нет, в то время как другое призвание мне дано. Ваше величество, мое положение смущает меня: я ношу мундир, а связанные с этим обязанности не могу исполнять должным образом.

Благородное сердце Вашего величества простит мне, если я умоляю уволить меня окончательно в отставку, не для того, чтобы удалиться от Вас, но чтобы идти ясно определившимся путем и не быть больше птицей, щеголяющей в чужих перьях. Что же касается до Вас, государь, которого я никогда не перестану любить и уважать, то у меня есть средство служить Вашей особе, и я счастлив, что могу предложить его Вам: это средство – говорить во что бы то ни стало правду, и это – единственная должность, возможная для меня и, к счастью, не требующая мундира. Я не был бы достоин ее, государь, если бы в настоящем моем прошении прибегал к каким-либо умолчаниям или искал мнимых предлогов.

Я всецело открыл Вам мое сердце и всегда готов буду открыть его Вам, ибо предпочитаю вызвать Ваше неудовольствие, чем лишиться Вашего уважения. Если бы, однако, Вашему величеству угодно было предоставить право приближаться к особе Вашего величества только лицам, облеченным официальным званием, позвольте мне, как и до войны, скромно стать камер-юнкером, ибо мое единственное честолюбивое желание, государь, – оставаться Вашего величества самым верным и преданным подданным»^[6].

Получив при отставке чин действительного статского советника, Толстой только изредка наезжает в столицу. Еще зимой 1850–1851 гг. Толстой познакомился с женой конногвардейского ротмистра Софьей Андреевной Миллер (урожденной Бахметевой, 1827–1892), полюбил ее, но отношения долго не налаживались. Только в 1855 г., когда во время Крымской войны Толстой вступил добровольцем (тогда говорили «охотником») «стрелкового полка Императорской фамилии» и едва не умер от тифа (почему и не участвовал в военных действиях), Софья Андреевна стала открыто ухаживать за ним. Так начался их гражданский брак, а венчались они только в 1863 г. в Лейпциге, так как и мать Толстого относилась к ней недоброжелательно (забыв, что сама родилась вне церковного брака, а к тому же и бросила мужа), а муж Софьи Андреевны не давал ей развода. Толстой жил с женой или в усадьбе Пустынька на берегу реки Тосны под Петербургом, или в родовом селе Красный Рог Мглинского уезда Черниговской губернии. А в 1860–1870 гг. они много времени проводили в Европе.

В молодости Алексей Толстой отличался замечательной силой, которую отмечают все современники. В детстве он сажал цесаревича себе на плечи и бегал так по коридорам Зимнего дворца. Став взрослым, он поднимал одной рукой человека, ломал палки о мускулы руки, скручивал винтом кочергу и серебряные вилки. Толстой играл своим здоровьем, но (видимо, в качестве осложнения после тифа) со второй половины 1850-х гг. у него стали развиваться астма и какие-то другие болезни. Болезням этим он, как очень часто поступают изначально здоровые люди, не придавал большого значения. Он пытался лечить их, но то ли делал это не систематично, то ли лечение велось неправильно, и он не получал необходимого облегчения (если не избавления от болезни). Под конец Толстой стал заглушать болезненные припадки приемом наркотических средств, что в его время считалось достаточно безобидным занятием. Находясь в своем любимом селе Красный Рог, 28 сентября 1875 г. Толстой во время очередного приступа головной боли по привычке ввел себе дозу морфия, который принимал по предписанию врача. Но не рассчитал: доза оказалась слишком большой, что и стало причиной его смерти. Здесь, в Красном Роге (ныне Почепский район Брянской области), где Толстой провел свои детские годы, куда он неоднократно возвращался в зрелом возрасте, его и похоронили. Здесь в 1967 г. началось (практически с нуля) восстановление музея-усадьбы Алексея Толстого.

* * *