Отзывы на книгу «Табия тридцать два»

(маленькая почти не рецензия)

Я не бралась за «Табию», поскольку а) думала, что нужно хотя бы немножечко разбираться в шахматах, и б) боялась тяжеловесной прозы вроде «Защиты Лужина» (не спрашивайте. Я мастер в известном спорте «выстроить ожидания, не согласуясь с реальным положением дел»).

Если бы не рецензия Антона Осанова, я бы ещё долго поглядывала на «Табию» с опаской. После рецензии прочитала меньше чем за двое суток.

Во-первых, это красиво.

Во-вторых, ни грамма тяжеловесности: я давно не встречала такого лёгкого и воздушного языка в современной прозе; меня, признаюсь, слегка переехало этим романом в сторону «кто я вообще такая, чтобы пытаться внести вклад в русскую литературу».

В-третьих, я вообще про «Табию» не смогу сказать лучше, чем это сделал Осанов, поэтому дальше — несколько цитат.

Россия после поражения в некой войне 2020-х изолирована от внешнего мира и вместо виновной во всём литературы переучреждена на основании шахмат. В 2081 году молодой историк шахмат Кирилл Чимахин становится учеником профессора Дмитрия Уляшова, ответственного за культурный разворот. Вскоре Кирилл натыкается на строго охраняемый секрет новой России.

Текст задуман так, что не получается ответить, правильная ли оказалась построена Россия или всё-таки нет, насмешка это или призыв. Непонятно даже антиутопия это или утопия, они чередуются в зависимости от взгляда, который податливо изменяет реальность... или фантасмагорию?

«Табия» явно задумывалась не как предложение о переустройстве России, но как умозрительная партия, в которой важна красота игры.

«Табия тридцать два» — это не антиутопия, не либеральный и не актуальный роман, а умный, схематичный, хорошо написанный и бездарно составленный алхимический детектив.

У Осанова есть вполне обоснованные претензии к фабуле романа, к сборке конструкции из деталей, которые — по отдельности — чрезвычайно красивы.

Я, прочитав, со всем согласна.

Тем не менее, «Табия» зацепила меня эмоционально что паровоз Анну Каренину; мне не нужно для объяснения этого феномена использовать рацио.

В «Табии» есть много вроде бы незначимых (а, на самом деле, сильнейших для меня) элементов — любовная линия (мн.ч), по сути, с любви всё начинается, и любовь всё финалит; есть скудные, но дивные описания Петербурга и Москвы в утопическом/антиутопическом будущем (одна поездка на троллейбусе на «окраину» Питера чего стоит!). Сделано всё это с визионерским размахом, по-мужски скупо (спасибо за это), но по-женски трепетно (ну вот, опять я со своими ярлыками).

Словом, под занавес года ко мне внезапно пришла книга, которая оказалась в топе прочитанного за 2024-й.

Чтобы наше сознание смогло вместить глобальные события и эпохальные перемены, лучше всего пережить их вместе с конкретным героем книги - простым человеком, которого читатель может понять и принять близко к сердцу. Тихий Дон , Война и мир и еще множество текстов тому доказательство.
В этой книге все величие авторского замысла раскрывается через мысли и чувства Кирилла Чимахина, аспиранта СПбГУ по новейшей истории шахмат. Мне показалось, что замысел этот действительно и тонок, и велик: взаимоотношения власти и народа России на сверхсовременном (действие происходит лет на 50 в будущем) этапе. Тема весьма избитая и казалось бы трудно найти новый ракурс, но вот я думаю, удалось, да еще какой!
Я не могу рассказать вам о сюжете и его поворотах, чтобы не лишать вас удовольствия самостоятельно следовать от главе к главе, вначале гадая что это (гротеск? сарказам? памфлет?), а потом все сильней и сильней погружаясь в такую альтернативную и такую актуальную историю.
Этот мир цепляет так сильно еще и потому, что написан с высочайшим стилистическим мастерством. Создана новая языковая картина, новое пространство речевых оборотов, поговорок, фразеологизмов – и работающих на сюжет и просто доставляющих удовольствие. Вот например

-- Какая сейчас в России самая популярная водка?
– Водка? Так «Капабланка».
– Точно. А раньше была – «Белая головка».
– Потрясающе! – восхитился Кирилл.

И еще одно, о чем можно невозбранно рассказывать – это о магии шахмат. Мне в каком-то смысле повезло: мой никудышный отец был каким-никаким шахматистом, поэтому я обладаю тем самым полузнанием, которое, наверное, самое подходящее для восхищения этой книгой. Наслышан про Тартаковера-Макагонова, понимаю, чем дебют от эндшпиля отличается, знаю про личные особенности Алехина и Фишера, могу оценить величие Ботвинника, и застал в сознательном возрасте дуэли Карпова и Каспарова. Я не знаю, как роман прочтут шахматисты и совсем-не-шахматисты, но я в буквальном смысле очарован, заворожен, потрясен тем, каким получился мир, в котором шахматы заняли место литературы.
И, кстати, натыкаясь там и тут на шахматные аллюзии, понимаешь, насколько мы перестали обращать внимание на то, как плотно словесность наполняет нашу повседневную жизнь.
Чтобы дать понятие как это – вспомните раскиданные по тексту карточные термины в стихотворении Иосифа Бродского - Письмо генералу Z (я насчитал 23).
Р.S. Опять, в какой уже по счету вновь прочитанной книге передают привет Стругацким, вообще прямым текстом.

«Шахматная антиутопия о прекрасной России будущего» – звучит как что-то максимально дедовское. Как будто, если не застал времена, когда в газетах печатали шахматные задачи, а люди ходили в парк в компании складной доски, наполненной фигурами, то нечего и соваться: щёлкнут по носу ферзём, долго и нудно будут учить, как правильно родину любить. Поэтому, когда все побежали читать «Табию тридцать два» Алексея Конакова, я решила обойти её буквой Г, но в итоге интерес перевесил. И что вы думаете? Вместо ожидаемых морализаторских нравоучений получила увлекательную историю с необычным лором, да и внутренний дед остался доволен.

На дворе 2081 год, уже больше полувека, как Россия, проиграв в войне с соседом, живёт за «железным занавесом» без новейших технологий и выплачивает репарации. Ещё в 2020е в стране произошло Переучреждение: культурная идентичность россиян стала строиться не на великой русской литературе, а на шахматах. Города, станции метро, проспекты и улицы переименованы, вместо стихов школьники заучивают шахматные партии, но, главное, никакой идеологии «особого пути», никаких размышлений о «право имею», вместо тютчевского «Умом Россию не понять» жители РФ с молоком матери впитывают, что самое важное — соблюдать правила и мыслить рационально, продумывая каждое действие.

Одураченные Пушкиным и Львом Толстым, наши предки пытались применять к миру понятия «истины» и «правды», а потому склонны были к экзальтации, к истерике и к депрессии; в этом смысле они действительно могли бы показаться кому-то более «живыми» и «искренними», более, скажем так, «настоящими» и «человечными». Но мы-то теперь понимаем, что нет никакой абстрактной последней истины, есть только целесообразность; знаем, что истерика непродуктивна, что экзальтация мешает думать, что главное в жизни – точный расчет вариантов и верная оценка позиции. (А какая могла быть оценка позиции у гражданина, изучавшего в школе одни поэтические апологии «порывов», «безумств» и «страстей»? Вот эта любовь к «порывам» и довела старую Россию до Кризиса.)

Казалось бы, против такой гуманной системы маленькому человеку незачем бунтовать: в целом, жители страны довольны происходящим и тихо-мирно ждут момента, когда границы откроются и можно будет посмотреть те места, где когда-то проходили легендарные шахматные турниры. Вот только есть одно «но»: пока у россиян была очередная эпоха застоя, мир продолжал развиваться. ИИ уже давно просчитал алгоритмы, благодаря которым любую шахматную партию можно сыграть вничью, и интерес к шахматам угас.

На фоне многих других антиутопий последних лет роман Конакова выгодно отличается в первую очередь проработанностью описанного мира. Автор не просто объяснил, как страна дошла до жизни такой и какие бытовые и культурные реалии окружают героев, но и придумал художественные приёмы, связанные с историей шахмат и тем особым мышлением, которое свойственно любителям всяческих «шпилей». Они органично прижились в тексте, стилизованном под советскую прозу середины прошлого века, и придали истории жизнеподобия. Перед нами как будто бы знакомые физики и лирики, только теперь первые просчитывают стратегии, а вторые изучают историю игры.

Все герои романа хоть и в целом одобряют «купирование имперского синдрома», всё же немного по-разному относятся к происходящему. Если для одних шахматы – величайшее благо и спасение, другие воспринимают их как способ «анестезировать народную душу, пока сырьё продаётся за границу». Впрочем, разница мнений не порождает конфликта, он в книгу приходит откуда не ждали, мгновенно превращая идиллический мир в место, полное угроз, в духе кульминационной части «Защиты Лужина».

Вообще, литературная составляющая играет в произведении ничуть не меньшую роль, чем шахматная. А самое интересное, финал истории показывает: как бы ни развивался ИИ, создать алгоритм, уничтожающий интерес к художественной литературе, написанной живыми людьми, невозможно, а потому она, в отличие от шахмат, будет жить вечно.

Кирилл Чимахин, аспирант-историк, пишет диссертацию о Берлинской стене. Причём пишет так, что получает приглашение от знаменитого профессора в Санкт-Петербургский университет. Время действия в романе — начало 2080-х, кажется самое время изучать её падение, но стена имеется ввиду не та, а прозванная так защита, которую использовал Крамник в матче против Каспарова. Дело в том, что в середине 2020-х Россия напала на неназванное соседнее государство, и в результате потерпела сокрушительное поражение, а в дополнение к поражению получила Карантин, страну отключили от интернета, запретили людям выбираться за её границы, лишили всех технологий и не только. А внутри страны решили провести её Переучреждение. Главной причиной имперскости решили назначить русскую литературу с её культом величия, отменить её и культурной скрепой сделать шахматы. Проворачивал всё это Дмитрий Уляшов, взявший шефство над научной работой Кирилла.

Вопрос почему в спасатели выдвинули шахматы объясняется просто. По плану логика, требующаяся для игры в шахматы, должна вырабатываться у граждан и оберегать их разум от вредного влияния всяких не хороших идей. К тому же шахматы с их чёрными и белыми цветами, разными фигурами, разными ходами, множеством вариантов комбинаций должны приучать к толерантности и инклюзивности. Да и самая простая пешка может обратиться в ферзя. Правда в итоге такая кажущаяся притягательность шахмат оказывается не лучше литературы. Так что похоже всё дело не в народе, а в руководстве, которое решает, что лучше будет для того народа. И лучший вариант идеологии — ни какой идеологии.

Что такое табия, тянущиеся от неё шантрандж и чатуранга, шахматы-960 и другие их разновидности в тексте объясняется. В книге много шахматной терминологии, но она не слишком сложная. Так же часто упоминаются фамилии гроссмейстеров, в качестве топонимов. Названия партий, дебютов, гамбитов и защит также во множестве присутствуют, но ни разу не разбираются и не поясняются, так что с ними нужно быть хорошо знакомым, или постоянно гуглить, хотя на сюжет они и не влияют. Можно сказать, что шахмат маловато для шахматной книги.

Сам текст составлен добротно, действие динамичное, читать интересно. Но есть недостатки. Финал книги и подводка автора к нему совершенно не понравилась, ведь как мне кажется в тексте есть все предпосылки, чтобы избежать его, да и вообще перевернуть всю идею книги. К тому же из всего многообразия общества в книге присутствуют только представители академической среды: студенты, преподаватели, учёные. А как живут например дворники, продавцы, шахтёры? как им в жизни помогают шахматы? Это в книге не объяснено.

Антиутопия. После глобального поражения в войне

Конь собирался съесть одинокую пешку, а она вдруг обернулась ферзём

на 100 лет закрыты границы, страна в качестве контрибуций за бесценок отправляет сырьё за границу, ликвидирован золотой запас, отключен интернет, нет компьюторов и смартфонов, запрещено авиасообщение, поезда ходят в 2 раза медленее, продукты по карточкам и даже электрические звонки отключены - из экономии. Сильно похоже на наши 90-е. На извечный вопрос "Кто виноват?" приходит лёгкий ответ - русская литература, которая столетиями воспитывает имперскость, агрессивность народа:

Толстой откровенно восхищался мощью русского оружия, державшего в ужасе Европу после 1812 года, Лермонтов славил жестокое завоевание Кавказа, Пушкин воспевал подавление Польши и агрессию против Швеции, Бродский оправдывал применение напалма в колониальных войнах, потому что "горные племена" не очень-то тянут на людей: "Всё меню баранина да конина, никогда не видели пианино"... Путь к военным преступлениям вымощен томами Достоевского.

Раз так, её надо вырвать с корнем. Чем же её заменить в культурном коде?... - Шахматами! (были идеи балета и хоккея - вот это было бы интересно)))
Сказано - сделано. И вот 2081 год , 60 лет прошло после "переучреждения" России. "Наше всё" заменён на Ботвинника, изменена топономика, в школах проходят шахматы, в разговорах - отсылки к гамбитам и эндшпилям, в детсадах...

Что же дедушка учил наизусть вместо партий Смыслова?

И даже кони на Аничковом мосту чёрного и белого цвета...
В аспирантуру петербургского университета приезжает Кирилл из Новосибирска, чтобы писать диссертацию о "Берлинской стене"( а может "Итальянской партии") под руководством идеолога "переучреждения" Дмитрия Александровича Уляшева (ДАУ)
В общем-то хорошая, хотя и предельно мрачная завязка. Я то, наивный, полагал, что будет русский вариант "451 градус по Фарингейту". Увы, "шёл в комнату, попал в другую". Никто за русскую литературу так до конца романа и не вступился. Кирилл влюбляется, знакомится с шахматной интеллигенцией, погружается в проблемы возможной "ничейной" смерти шахмат. Написано живо, сюжет есть, но... Шахматного антуража мне хватило только на треть романа. Далее фразы типа "робкий (что твоё е3) стук в дверь" или "А ноги за вас будет Ботвинник вытирать?" стали раздражать. Нет, я ещё застал шахматный ажиотаж 70-х, матч Фишер - Спасский, шахматные баталии на каждой свободной скамейке в парке, и в шахматы слегка играл, и фамилии всех гроссмейстеров мне знакомы... Отдельные фразы шахматистов из комментарий к партиям и воспоминаний интересны. Но, как я понял, автор не шахматист и не для шахматистов писал (кстати любопытно мнение о романе действующего шахматиста), в процессе работы увлёкся и в результате шахмат в романе ОЧЕНЬ много. А противостояние разных подходов к решению вопроса "ничейной" смерти шахмат, которое ломает судьбы и губит жизни... Понятно, что автор хотел сказать (наверное) не об этом - страшно, когда одна идеология, будь то марксизм или шахматы признается непогрешимой, а остальные - "продажные девки империализма", но это в общем то тривиально. Другие свои мысли автор не позволил себе из соображений самоцензуры , либо я не разглядел через обильный шахматный слой. Нарисованное общество как-то неубедительно. Ладно, это практически академическая среда, а как те что добывают сырьё, водят поезда, торгуют в палатках? Собственно их автор оставил за скобками.
Резюме - разочарование, своим друзьям я эту книгу не рекомендую.
Ну а Алексей Конаков?

А Вы корнет кавалерист с талантом"

Динамичное, не провисающее повествование, хорошая концовка. Словом владеет. Буду следить - по моему это первая большая книга известного молодого критика.
А на шахматную тему всё-таки лучше всех написал Владимир Сорокин "Гамбит вепря" с традиционным для него фантастическим финалом.