Цитаты из книг автора «Алексей Конаков»

Сложная конструкция, получившаяся в результате соединения трех меридианов, исчезнет вместе с исчезновением СССР; с одной стороны, она будет размыта потоком эзотерической литературы, хлынувшим из-за рубежа, с другой стороны – скомпрометирована журналистами и беллетристами постсоветской эпохи, перехватившими «невероятную» повестку у класса ИТР и охотно спекулирующими на ней. Но перед тем как окончательно проститься с «советским невероятным», бросим на него последний пристрастный взгляд. Можно было бы сказать, что на всем протяжении своей истории, от начала пятидесятых до конца восьмидесятых, «советское невероятное» двигалось от Циолковского к Чижевскому.

Таким образом, если в 1960 году государство выделяло деньги на изучение телепатии, то в 1966 году закрыта единственная лаборатория, официально исследовавшая мысленное внушение на расстоянии, а к 1970 году разгромлены даже любители, собравшиеся в Секции биоинформации. Итогом становится постепенный уход советских парапсихологов в особое «вненаходимое пространство», которое можно было бы назвать «НИИ-андеграундом»: целый ряд лабораторий при научно-исследовательских институтах (НИИ), сотрудники которых официально заняты совсем другой деятельностью, но при этом отлично умеют удовлетворять личное «парапсихологическое любопытство» за государственный счет.

В том же году, вероятно, с целью объяснить публике, что «экстрасенсорное восприятие – бессмыслица», в СССР публикуется перевод книги британского психолога Чарльза Хэнзела «Парапсихология», в которой все задокументированные случаи телепатии и телекинеза объясняются неверной организацией экспериментов или намеренным мошенничеством[782]

В марте 1960 года профессор Л. Л. Васильев (заведующий кафедрой физиологии Ленинградского Гос. Университета) сообщил о том, что в американских вооруженных силах принята на вооружение телепатия (передача мыслей на расстояние без помощи технических средств) в качестве средства связи с подводными лодками, находящимися в плавании. <…> в условиях эксперимента с «Наутилусом» никакой другой вид связи не мог быть использован. В частности – радиосвязь была невозможна, ибо лодка находилась в погруженном состоянии. Не вдаваясь в обсуждение вопроса о степени достоверности упомянутых сообщений, следует признать, что опасность в случае использования против СССР нового неизвестного нам психологического оружия слишком велика, чтобы оставить эти сообщения без внимания.[644] По всей видимости, Полетаеву удалось напугать военное руководство страны. В том же 1960 году государство принимает решение выделить средства на изучение телепатии (в качестве перспективного метода коммуникации в условиях, когда радиосвязь невозможна), и при Физиологическом институте биологического факультета ЛГУ создается отдельная Лаборатория электромагнитных полей и аэроионов, главой которой назначен Васильев[645].

В ноябре 1976 года неожиданный ажиотаж возникает вокруг доклада об НЛО, прочитанного Зигелем на заводе «Кулон»; составленный неизвестным энтузиастом конспект доклада уходит в массы и привлекает необыкновенное внимание («перепечатанный в сотнях и тысячах копий, переписанный от руки, конспект живет своей самостоятельной жизнью, вызывая бурные споры в самых широких кругах: от младших школьников до именитых представителей творческой интеллигенции»[299]), об НЛО начинают говорить в трамваях и метро, а МАИ и квартиру Зигеля одолевают телефонными звонками. Последствия не заставляют себя ждать: почти сразу в «Комсомольской правде» выходит статья Еремея Парнова «Технология мифа», обличающая и Зигеля, и Вейника, и теорию палеовизита, и поиски НЛО[300], ректорат МАИ инициирует внутреннее расследование и закрывает все работы по «летающим тарелкам», а общество «Знание» исключает Зигеля из числа своих членов[301]. Цель Парнова и других критиков Зигеля состоит в том, чтобы перенаправить внимание публики с «антинаучных мифов» об НЛО на успехи СССР в покорении космоса, однако в реальности положение дел является обратным: советского гражданина не слишком беспокоит почти остановившийся «космический фронтир» и вероятность наличия планет возле летящей звезды Барнарда, но зато волнуют слухи о посадке летающих тарелок под Серпуховом.

космос из источника энтузиазма постепенно начинает превращаться в источник пессимизма. Краткая формула такого пессимизма известна как парадокс Ферми: если во Вселенной существуют разумные цивилизации, то почему мы их не наблюдаем?

Экзегеза (пусть и космическая) библейских текстов в 1960 году явно не сочетается с советской идеологией; в ответ на растущую популярность теории палеовизита московский Планетарий запускает цикл «антиагрестовских» лекций[126], а в прессе появляется серия критических статей: «Следы ведут в… невежество»[127], «Куда же все-таки ведут следы?»[128], «Куда же все-таки привели следы?»[129]. Но дело, по всей видимости, не только в чтении Библии – увлекшийся Матест Агрест слишком обнажил связь между «космическим энтузиазмом» и военно-промышленным комплексом СССР. Теория о «космонавтах древности» словно бы подводиланекий итог под множеством идей, косвенно соединявших советский научно-технический оптимизм со страхами холодной войны, а фантастические прозрения о космическом будущем – с обсуждением вполне реальных последствий атомных взрывов. Джинна, однако, уже не загнать обратно в бутылку: «космический меридиан» «советского невероятного» с каждым днем становится мощнее, а накал общественных дискуссий об инопланетянах, космических кораблях и покорении других планет продолжает расти.

Первая «невероятная» гипотеза Агреста была связана с его исследованием колец Сатурна в ГАИШ и с участием в советском атомном проекте в Арзамасе-16[119] (вместе с Яковом Зельдовичем, Андреем Сахаровым, Игорем Таммом и другими): «Соединив свои знания в этих двух сферах, Агрест пришел к фантастическому выводу, что камни в кольцах Сатурна могли бы служить “щитом” от ядерного нападения на эту планету»[120]. Однако по-настоящему знаменитой станет теория, разработанная Агрестом чуть позже, в 1959 году, в пору работы в Сухумском физико-техническом институте, – теория о так называемых «космонавтах древности», инопланетянах, посещавших Землю несколько тысяч лет тому назад. По мнению Агреста, свидетельства такого палеовизита можно найти в Библии; в частности, легенда о гибели Содома и Гоморры является прозрачным описанием атомного взрыва, с не совсем ясными целями устроенного пришельцами: Известное описание гибели городов Содома и Гоморры, содержащееся в уже цитированном выше письменном памятнике глубокой древности, поразительно напоминает современное описание катастрофы от атомного взрыва. В нем содержится предупреждение жителей о возможной гибели (от взрывной волны), об ослеплении (от мощной вспышки), о поражении (от проникающей радиации), указание о защитном действии толстого слоя земли, об образовании при взрыве характерного столба огня, дыма, пыли и поднятой породы; указаны масштабы разрушения, отмечена непригодность всего района к поселению в течение длительного времени после взрыва (из-за большого радиоактивного загрязнения местности)[121]. Помимо этого эффектного сопоставления Агрест сравнивает библейское «вознесение Еноха» с отбытием «космонавтов древности» обратно («После выполнения всей программы исследований астронавты покинули Землю, и при этом, возможно, они взяли с собою одного из жителей планеты. Такое событие бесспорно произвело сильное впечатление на людей и передавалось из поколения в поколение»

Казанцев и Зигель вспоминают известную теорию о гипотетической планете Фаэтон, будто бы существовавшей между Марсом и Юпитером и по каким-то причинам взорвавшейся (как тогда считалось, ее осколки составили пояс астероидов): «Может быть, причины, приведшие к взрыву Фаэтона, имеют нечто общее со взрывом Тунгусского метеорита?»[106]. Но если Зигель предполагает, что виной гибели планеты была ядерная реакция[107], то Казанцев пишет о возможном падении на Фаэтон глыбы антивещества – и снова соединяет это с Тунгусской катастрофой: «Думая об антивеществе, я отнюдь не отказываюсь от своей гипотезы о взрыве космического корабля. Вовсе нет! Из антивещества могли состоять и неведомый межпланетный корабль с чужой звезды, и сами звездные пришельцы…»[108]. Идея двух (анти)миров, неизбежно гибнущих при столкновении

Как отмечает Маттиас Шварц, космические фантазии советских людей были, среди прочего, средством, с помощью которого «внутренние страхи и травматические события <…> экстраполировались на чужие, далекие миры»[117]. Интеллектуалы вроде Шкловского и Казанцева, стоявшие у истоков дискурса о «невероятном», не могли говорить о возможной гибели Советского Союза – и потому говорили о гибели динозавров, фаэтов и марсиан.