Глава 1.

   В то раннее майское утро 2016 года город Хабаровск ещё спал как убитый. Скорее всего, этому потворствовала сырая хмаркая погода. Товарный состав, натруженными суставами исполняя нечто среднее между колыбельной и собачьим воем, лениво вползал на одну из нескольких железнодорожных веток скучного вокзала, мокнущих в оседающем тумане. Полицейский патруль, занятый коллективным просмотром волнующего сна о погоне в одной из гостеприимных коморок подсобного помещения станции, против обыкновения не торчал на путях, чем здорово упрощал прибытие граждан в столицу Хабаровского края.

    Клопы, во избежание массовых репрессий, старались не тревожить обморочного состояния ретивых служак. Разве что какой зарвавшийся бессовестный сородич нет-нет да и позволял цапнуть сонного в запястье или за ухом, за что тут же и платил жизнью.

     На одной из платформ с покоящейся крытой брезентом армейской техникой откинулся полог и на щебень легко соскочил  молодой человек. Поблекший оранжевый кант замызганных кроссовок, которые с кошачьей ловкостью перенесли пассажира с открытого места в близлежащие заросли белой ивы, говорил о пережитых восьми тысячах километрах, оставшихся позади. Кроме того, на скрывшемся из виду была видавшая виды серая матерчатая кепка, потёртые джинсы и пастельных тонов ветровка. Все эти уникальные вещи не менее шести раз были тщательно запротоколированы в отделениях полиции разбросанных по унылым станциям Дальневосточной железной дороги, и каждая из них влачила на себе тяжкий груз угрызений совести за крайнее нежелание пребывать под арестом. Владелец изысканного наряда терпеть не мог замкнутого пространства.

  Уже стоя под редкими каплями, шелестя осыпающимися с веток, и осмотревшись, загадочный пассажир небрежно бросил: – уметь надо.

      Глава 2.

     Хозяину впечатлительной совести было слегка за тридцать. Это был ничем не примечательный налётчик мелкого пошиба, подобных которому в миру видимо – невидимо. Три с лишним десятка годков его существования кроме детства включали: брошенную школу в девятом, кличку (неотъемлемую часть любого россиянина будь он хоть кем) Лепесток, уведённую соперником любовь по имени Лариса из города Воронеж, три обманутые заинтересованности дамского обличия льющие обильные слёзы на Золотое Кольцо России, одна, слабо подающая надежды, мечта, незначительный срок и побег.

     К слову сказать, детство Лепестка было не таким уж безоблачным, несмотря на то, что пронеслось оно в стране Советов. Будучи ещё совсем крохой, он быстро отказался от простецких забав свойственных мелюзге. Сообразив, что обмен найденной гайки или сломанного брелока на остатки мороженого или конфету приносит значительно больше пользы, чем лепка формочек в песочнице, будущий налётчик посвятил себя всеобещающей коммерции.

     Азы знаний начальной школы убедили потенциального пройдоху, что лучшего эквивалента натуральному обмену, чем деньги не сыскать, а нервная процедура товарно-денежных отношений не всегда проходит мирно.  Для реализации своих планов он овладел многими хитроумными навыками и способами. Мирная игра в «пекаря» до его вмешательства просто тревожила двор грохотом пустых консервных банок. Как только он взялся за дело, поле битвы было перенесено за гаражи, подальше от взрослого любопытства. Легкомыслие игроков испарилось, а в кармане юного предпринимателя впервые зазвенели заработанные монеты. Дело, неотъемлемой частью которого были переменного успеха кулачные сражения, ширилось и процветало. Уже через месяц к «пекарю» добавились «пуфточки», где в ямку щелчком закатывались пуговицы, и «стеночка», где об помеченный кирпич забора билась монета, чтобы накрыть собой соперницу. «Фанты» на школьных подоконниках в счёт не шли из-за снующих туда-сюда учительниц и многочисленных свидетелей.

     И хотя на кону крайне редко оказывалась монетка больше пятидесяти копеечной, наш герой был доволен собой.  Фруктовая жвачка с картинками мультсериала «Bolek i Lolek» не переводилась в карманах, поддельная «Кока-кола» набила оскомину, а гланды в первую же зиму из-за мороженного решили расстаться с зарвавшимся организмом.

     Процветающий бизнес рухнул в одночасье. Одну из мамаш заинтересовали многочисленные просьбы её отпрыска дать денег на мороженое в ноябре месяце.  Отпрыск, получив крепкую взбучку ремнём, выдал своему карателю организатора, пособников, и что за гаражами сшибает палкой банки из-под тушенки на деньги…

     Организм юного деятеля, потерявшего дело, томился и тяжело переживал вынужденный экономический кризис.  Перебиваясь редкими подачками судьбы в виде показа слайдов в подъезде по бросовой цене, он упорно искал выход из глупого положения, пока не пришла на помощь идея играть в «буру» в подвале соседней пятиэтажки. Помня уроки первого провала, правила подхода к новому делу и конспирация стали более жесткими. В ущерб прибыли была создана строгая очерёдность просаживающих родительское состояние, чтобы не вызвать подозрений. Несколько позже развитие потребовало организации картежного притона в стенах школы. Воцарившаяся над детским умишком рублёвая горячка, бредившая понтёрами, желала бы испытать судьбу в «клубном экарте». Но ставки и возраст воодушевленной редкой наживой и частыми проигрышами малышни не позволяли осилить «викторию» ( по жизни – что собою попроще супротив «макао», то колхозница подле статс-дамы).

 Поэтому, из чисто спортивных соображений, в помещении мастерской учителя по труду после уроков пришлось развернуть арену для проведения турниров в «секу». Ведь когда в «секу» проигрываешь десять рублей на верстаке не так обидно пару часов спустя проиграть ещё десять, но уже в «буру» в подвале.

     Пагубную привычку в организаторе этих приключений  не смогли изжить даже многочисленные приводы в милицию и постановка на учет в инспекции по делам несовершеннолетних. Азарт дело страшное. Липкое пристрастие приучило семиклассника таскать в рукавах тузов различных мастей, в киосках менять мелочь на бумажные купюры, а по ночам на валетов и дам наносить едва приметный крап. Но всему рано или поздно приходит конец. Повзрослевшие жертвы, всё детство напролёт транжирящие родительский капитал и лишившие желудок десерта, а кровь глюкозы, наконец, набираются ума и пропорционально этому теряют влечение к проигрышу. Ещё далее от азартных игр их отгоняет первая любовь, потому что воспитанные девочки благосклонно относятся в свой день рождения  к игре в «бутылочку»  и после шампанского к забавам на раздевание, а вот игру на деньги они просто не понимают. Они в отличие от мальчишек другие.

     Значительные перемены в облик картёжного шулера привнесло мужание. Как и на всех прочих, на него также многое наложило свой отпечаток. Первая любовь научила стыдиться разношенной обуви,  мятых брюк и отсутствия денег; потеря любимой нанесла неповторимый оттенок разочарования во взгляд на окружающее; тюремная камера обогатила устную речь и отточила некоторые манеры; побег обострил чутьё и наградил изворотливостью и пр. пр.

     В девяностые рухнул СССР, а его посадили за незатейливое хобби. Срок не был таким, чтобы сильно огорчаться. Просто патологическое отвращение к замкнутому пространству вынудило неугомонную душу преждевременно покинуть казённые палаты, обрекая грешное дитя на долгие скитания, а начальника тюрьмы сильно поволноваться. Оказавшись на свободе, Лепесток понял, что обрёл мечту и, в желании воплотить её, поменял множество увлечений, мерцающих  тонкими оттенками криминала. Но ни одна затея за десяток лет не придвинула его к заветной цели.

     Десять лет, особенно когда погибает империя, являя тем самым миру нищие осколки государственности, многое перекраивают. Меняется вкус, имя отчизны, любимая и даже привычки. За такой промежуток может запросто случиться и так, что вас прекратят преследовать за побег.  Но мечта может остаться прежней.

     Мечта нашего героя осталась розовой, хоть и была копеечной. Любой государственный деятель или губернатор, провернувший всего одну мошенническую операцию, в считанные месяцы легко  может реализовать нечто подобное, о чём красноречиво свидетельствует программа "Вести". Но Лепесток не был государственным деятелем и тем более губернатором, а все разработанные им афёры запросто умещались в никудышний размер заработной платы среднестатистического россиянина. А он хотел, ох! как он хотел собственный домик на кипучем Большом Тегине.

     Однажды, ещё до заключения, он побывал в пределах Усть-Лабинского района  Краснодарского края. В станицу Подгорную по незначительному воровскому делу его занесло в конце августа под вечер. Он в очередной раз вынужденно избегал встречи с милицией.  Всё было как обычно. Ужин с выпивкой, разговор с приютившим хозяином казачьего поместья на советский лад до рассвета и всё такое. Но с наступлением утра, любой мог видеть Лепестка с пробитым сердцем. Поверьте, этот парень был убит, и убит наповал. Как только солнце высунуло красный бок и лизнуло окна Лепесток возьми да и выйди из хаты. Это был тот случай, когда обычно скажут: – Чёрт дёрнул.

    Вид представшей взору долины поразил жулика. Тёмная зелень распадка светлела по мере того, как забиралась на холмы, переходя в нежный салатовый цвет.  Воздух был лёгок и кружил голову. По склону неслись кристальные воды неширокой бурчащей реки, которые,  натыкаясь на валуны, облепляли их белыми кружевами. Поодаль стояла старая груша и хвасталась лимонного с алыми боками цвета плодами. За нею расположились беспорядочно разбросанные белоснежные казачьи хаты, охраняемые пирамидальными тополями, из-за которых то и дело выглядывали подсолнухи.  Из проулка вынырнула хромая бабка, веткой погоняющая корову. Там, где были разбросаны редкие дерева, отбрасывающие в траву немые тени, мирно паслись овцы. Вдали, будто в серебряных эполетах, дремали заснеженные верхушки синих гор, а над ними отливали свинцом грозовые тучи. В этой картине очень малое обнаруживалось из палитры Гаспара Дюге, но игру света основательно проработала трепетная рука Исидоро Фарина. Какое-то дивное умиротворение витало над этим уголком русской природы. Некий симбиоз альпийских лугов и апеннинских долин – этот завораживающий рай оставил незаживающую рану на вспыльчивом сердце и не оставил надежд на избавление от внезапной напасти. Здесь царство лермонтовского гения русской душою со всяким вело неспешную беседу.  Сердце малого встало. Может, виной тому был переходный возраст героя, может, излишняя сентиментальность, но он твёрдо решил раздобыть немного капиталу и впоследствии обустроиться в этих краях.

     Как-то валяясь на скрипучем диване с засаленной по углам спинкой, цвет которого не представлялось возможным отнести к стандартной гамме, романтик размышлял, одновременно напевая про себя частушку:

– … милый приходи к калиточке

 у меня на сарафане розовые ниточки.

 Проанализировав ситуацию и проведя трехдневную ревизию всей своей беспутной жизни, Лепесток пришел к неутешительному выводу. Приобретённые им романтические профессии гарантировали эффективную защиту от всякого рода депрессий, скорую адаптацию во всевозможных климатических зонах, но никак не обещали средств на постройку имения с сочным названием казачий курень. А деньги нужны были быстрые.

 В новых реалиях множества войн и санкций коммерция в стране основательно забуксовала. Поменявшаяся власть почему-то умела создавать только дикие условия существования. Как-то скоро жизнь была заменена на выживание. Всё, что раньше радовало взор, на глазах рушилось и разбазаривалось. Многочисленные заводы и фабрики стирались с лица земли, колхозы и совхозы канули в Лета, натуральные продукты питания вытеснили  ароматизированные наполнители. Процветали только: власть, Дума в полном составе и коррупция, что обеспечивало невиданный рост благосостояния всех, кто состоял членом этой законопослушной группировки.

    Помозговав ещё маленько и вспомнив красочные рассказы сокамерников, он решил сменить весовую категорию своей квалификации. Более тяжкая статья налётчика в случае провала тянула на вынужденное  восьмилетнее безделье на нарах, но при хорошем раскладе всего одна операция равнялась двухэтажному особняку