Сага сидела на краю кровати рядом с расправленным скафандром и примеряла непрожитые жизни.

Ей неспокойно. Все в этом месте пропитано тревогой. Холодный блеск металлических стен каюты. Монотонный, почти неслышный, гул корабельных систем – это даже не звук и не вибрация, он больше походил на чистое напряжение натянутой струны, готовой порваться от легкого прикосновения. Узкая, аскетичная койка и свет – равномерно заполняющий всю комнату, не оставляющий укрытий. Умножающий на ноль иллюзию уединения.

Девушка перебирала пальцами край стерильно-белой простыни и следовала за потоком ассоциаций. Она представляла себя в тюрьме, куда ее упекут искусственные интеллекты Объединения, если поймают. Или точнее – когда поймают. А может быть, она уже в тюрьме. Пленница обстоятельств. Беглец на краю обрыва за секунду до отчаянного прыжка, на который ей каким-то чудом хватило смелости…

Простыня съежилась в ее кулаке. Она сжимала пальцы с такой силой, что сухожилия проступили под тонкой белой кожей.

Нет, слишком много пессимизма.

Сага в очередной раз прикоснулась мыслями к Спектру – и веретено из света распустилось в ее воображении. А потом новая непрожитая жизнь вымыла тревогу из разума ласковой настойчивой волной…

Ведь она никогда никуда не бежала. Время играло против нее, это правда. Но Сага все же нашла лазейку в правилах, которым много веков. Изобрела способ перехитрить корпоративные машины на их собственной территории. И теперь ей предстояла встреча с чем-то удивительным. Опыт настолько уникальный, что его ценность невозможно оценить в пределах ее продолжительности жизни и индивидуальности. Опыт, который Спектр навсегда сохранит для ее новой цивилизации.

Сага поднялась с кровати и замерла перед зеркалом, с интересом разглядывая оставшуюся улыбку на лице собственного отражения. Эта версия интереснее, но она заставляет ее мозг генерировать слишком много биохимии.

Она медленно провела рукой по коротким белым волосам, пытаясь вспомнить, в какой из вариаций, предложенных Спектром, этот жест доставлял ей больше всего удовольствия.

Любая минута сейчас для нее – возможность размяться. Привести в форму разум, скрещенный с биотехнологиями, настолько сложными, что они теперь считаются запрещенными на всех мирах, кроме ее выбранной родины – планеты под названием Призма.

Планеты, которую ей предстояло спасти.

Толчок – и гравитация исчезла. Ее ступни оторвались от пола. Рядом плавал, похожий на брошенную в омут куклу скафандр. И Сага позволила себе насладиться мгновениями невесомости, с замиранием ожидая изменений.

Прямо сейчас корабль перешел в режим тишины.

Но гравитация подсказывала историю событий. Легкий рывок маневровых двигателей – коррекция прицела. Гулкий удар и тяга в перпендикулярную сторону – выстрел гаусс-пушки.

Девушка закрыла глаза и представила исследовательское судно «Тиберия». Оглушенное и ослепленное хитрым вирусом. Проткнутое ювелирным выстрелом купленных Сагой наемников…

Оставалось лишь дождаться, пока эта воображаемая история обретет материальность.

– Говорит капитан. Корабль нейтрализован и дрейфует, – прозвучал голос по внутренней бортовой связи. – Сначала войдет моя группа. Они убедятся, что экипаж не успел разбудить фиксера, восстановят системы и залатают корпус. Если все в порядке – через полтора часа я проведу вас на борт. Как поняли?

– Хорошо. Спасибо, капитан Вальц, – улыбнулась Сага.

И сердце в ее груди снова застучало быстрее. Это хороший стук. Он предвещал скорую встречу, и новые чувства, и новые непрожитые жизни.

***

Виктор Скард просыпается в криокапсуле с маркировкой SA331453. Удушье, рвотный рефлекс, клаустрофобия – первая волна реакций пробуждающегося мозга. Он дергается и пытается вырваться из паутины трубок и фиксирующих лент.

А потом до него доносится голос:

– Если ты меня слышишь, подумай о красном.

Эта стандартная фраза приводит его в чувство. Он вспоминает, кто он и где. Вспоминает десятки пробуждений, начинавшихся точно так же. И понимает, что голос корабля в этот раз звучит непривычно ласково для машины.

Сейчас по трубкам, подключенным к инъекционным портам в его теле, потекут фиксерские коктейли. Корабль подстегнет его пробуждающийся разум холодной волной препаратов и расскажет, какую гребаную проблему на этот раз ему предстоит решить.

Виктор смотрит перед собой и видит в расфокусе тонкую женскую ладонь на стекле саркофага.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – говорит тот же самый голос.

Так быть не должно. Препараты не поступают, не запускается стандартный алгоритм пробуждения, а легкие начинает жечь от недостатка кислородной смеси. Задыхаясь, Виктор успевает схватить пальцами рычаги аварийной разблокировки и теряет сознание.

***

Интересно, сколько десятилетий или веков прошло с момента его прошлого пробуждения?

Эта мысль проносится в голове Виктора, пока он приходит в себя – и она становится береговой линией, вдоль которой плывет его сонный разум.

Ну ладно, теперь можно не волноваться.

Его разбудили в обход стандартного протокола, но он до сих пор жив. Пока длилась агония воскрешения, он не заметил на крышке саркофага критических аварийных индикаторов – значит, ключевые системы корабля не повреждены до той степени, которую можно считать опасностью.

Даже когда спишь десятилетиями, порой хочется отложить будильник и взять свои заслуженные «еще пять минуточек».

Он чувствует ткань на своей коже и давление на запястьях – его одели и, кажется, привязали к стулу. Это уже не так здорово. Хотя при ручном пробуждении, экипаж мог просто обделаться от перспективы живого общения с фиксером без присутствия ИскИна.

О, интересная мысль. ИскИн ведь и правда вырубился, раз его будили не по схеме.

Все эти размышления вместе с разливающейся по телу уверенностью в собственных мышцах ясно дают понять, что ему все же вкололи что-то из стандартных сывороток. Как заботливо.

Ладно. Не то чтобы он куда-то опаздывал, но пора вставать.

Виктор решает открыть глаза.

Да, его привязали к стулу каким-то незнакомым видом наручников и посадили за небольшой металлический стол.

Он оглядывается, щурясь от яркого освещения. Еще три стола, шкафы, полки, банки-склянки, какая-то аппаратура… Похоже, камбуз.

Точно – сфокусировав зрение, Виктор узнает пищевой синтезатор. Экран с надписью «введите команду» странно мигает – в неправильном ритме. Хотя, может, это он все не может проморгаться…

За спиной разносятся негромкие голоса.

– …Мои люди останутся за дверью. – Этот мужской. Сухой и уверенный. В нем чувствуется сдержанное недовольство.

– Без вмешательства, капитан. Все четко, как мы договаривались. – А этот женский. Спокойный и категоричный. Кажется, тот самый, что его разбудил. Интересно.

– На ваш страх и риск.

Осторожные шаги. Звук закрывающихся дверей. Теперь хозяйка второго голоса наверняка видит, что Виктор проснулся. Он чувствует ее присутствие за спиной. Представляет себе женскую фигуру, замершую в трех шагах от него. Оцепеневшую в ужасе перед монстром, от которого ей, по какой-то причине, что-то очень-очень нужно…

Ну давай, подходи. Посмотришь, кусается монстр или нет…

Неожиданно ее руки обвивают плечи и грудь Виктора со спины, а по шее прокатывается волна теплого дыхания – и Скард понимает, что где-то ошибся.

– Прости, – полушепотом выдыхает девушка в затылок фиксера. – Эти люди боятся тебя. Они уверены, что дай тебе возможность – ты набросишься и зубами их разорвешь. А сначала меня. – Она звонко смеется. – Дурачки.

Пока она говорит, Виктор чувствует запах ее кожи и вспоминает, как гладит волосы девушки по имени Тина, лежа в тени кипариса возле бассейна. Образ оказывается настолько четким, что он даже может разглядеть поры на ее коже между лопатками. Но недостаточно четким, чтобы вспомнить, что он на самом деле чувствовал в тот момент.

Как ни крути – это случилось пятьсот с чем-то лет назад.

А потом руки гостьи соскальзывают назад – и вместе с прикосновением уходят воспоминания.

– Зови меня Сага. У меня нет имени, но ты можешь использовать это.

Девушка садится перед ним по другую сторону стола. Облегающий костюм, рассчитанный под скафандр, делает ее тонкую фигуру еще более хрупкой, чем она есть. Как тонкое стеклышко, стебель травы. Как раненая бабочка на тротуаре…

Виктор трясет головой, отгоняя череду образов – побочный эффект фиксерских сывороток, влияющих на психику. Первые минуты они всегда почему-то пробуждали в голове что-то агрессивно-звериное.

Она смотрит на него большими почти черными глазами, чуть склонив голову набок, и все ее красивое лицо пытается выразить эмоцию, которую Виктор не привык видеть. Какой-то заботливый трепет и восхищение.

Так смотрят в первый раз на звезды, произведения искусства и пророков.

Не на спящих изгоев далекого прошлого с психопатическими отклонениями.

А потом она закрывает глаза на секунду – и меняется. Ее мимика трансформируется на какую-то незначительную долю процента, но это оказывается достаточным, чтобы взгляд больше не вызывал у Виктора дискомфорта, а он сам мог списать все на глитч сонного восприятия.

– Должна извиниться за любопытство: я немного покопалась в терминале твоего саркофага. – Погодите-ка, ее голос тоже изменился. Стал взвешенным, сухим, спокойно-уверенным. – Я знаю, что тебя зовут Виктор Скард. И в этот раз ты проспал восемьдесят шесть лет… Мне кажется, ты бы хотел знать это, раз уж тебе пришлось воскреснуть не вполне обычным способом.

Это правда. Обычно фиксер узнает время своего сна в первые минуты после пробуждения, пока корабль вводит препараты. А уж потом выясняет, зачем это самое пробуждение вообще случилось. Нападение пиратов, столкновение с астероидом, неполадки в реакторе, свихнувшийся член экипажа – или любая другая «критическая ситуация», с которой не могли сами справиться члены экипажа и бортовой искусственный интеллект.

Для этого ведь и нужен фиксер. Тщательно отобранный контрактник со специфическим набором параметров из области психопатии и своей главной ценностью – умением быстро принимать рациональные решения там, где остальные слишком заняты паникой.

Как в том древнем мысленном эксперименте с проблемой вагонетки. Все, в конечном счете, примут решение свернуть с путей и пожертвовать одной жизнью, чтобы спасти пять. Просто фиксер то же самое решение примет быстрее.

Разумеется, когда Виктор заключал сделку с корпоративными ИскИнами, чтобы спастись от судебного преследования, он не мог в полной мере оценить, сколько реального времени займет его работенка.

Контракт прост. Ты спишь. Когда ты нужен, тебя будят. За бодрствование и решение проблем получаешь очки. За неповиновение и косяки – теряешь очки. Наберешь тридцать тысяч – получаешь кучу денег и можешь выбрать любой освоенный мир, чтобы провести там остаток безбедной жизни.

И тридцать тысяч – это немного. Несколько лет труда. Только оказалось, что работать предстоит один раз в несколько десятилетий. Если Сага не соврала насчет последнего сна Виктора, то контракт длится уже 627 лет, а обязательства по нему не исполнены даже на четверть.

– Я так долго ждала тебя, Виктор. Ты даже не представляешь. – Она улыбается и качает головой. – Ты пока мне не веришь, наверное. Но я восхищаюсь тобой. Ты застал времена до Сигнала. Ты видел, как проходили эпохи. Ты остался живым. Настоящим.

Очередная перемена настроения. Виктора они начинают утомлять. Может, на то и расчет? Пытается вывести его из равновесия, чтобы лучше завладеть ситуацией? Не на того нарвалась, дорогуша!

– Пока я спал, в мире исчезли наггетсы. Ты ела когда-нибудь наггетсы? Эта такие маленькие штуки из курицы.

Виктор наслаждается моментом: вопрос явно поставил Сагу в тупик. Один-один, как говорится. Он дожидается, пока девушка откроет рот, чтобы ответить, и тут же выдает следующий вопрос:

– Я так понимаю, мой экипаж мертв?

Губы Саги смыкаются, как гильотина, не успев издать и звука. Она слегка поворачивает голову и прищуривается.

Да, экипаж точно мертв.

– Ты явно не с этого корабля, – продолжает Виктор. – Комбинезончик поношенный. На кораблях с таким вылизанным камбузом обычно следят за экипировкой. Да и твои друзья за дверью… – Он качает головой. – Я же не вправе причинять вред членам экипажа, а эти ребята меня боятся, ты сама сказала. Но и ты не то чтобы с ними, судя по тому, что я услышал… – Виктор делает вид, что задумался, разглядывая непроницаемое лицо Саги. – Наемники, я полагаю. Про то, что вы прикончили местный ИскИн, я молчу – это было ясно с самого начала. Хотя мне и любопытно, как вы это провернули.

Лицо Саги за секунду пересекает какую-то тонкую черту между спокойствием и равнодушием, а затем на нем появляется полуулыбка, похожая на шрам от тонкого лезвия. И Виктор готов поклясться: глаза девушки за мгновение постарели лет на десять. Будто знакомая оболочка обрела совершенно новое содержание.

– Вирус, – произносит она. – Простой, но очень действенный. Он притворяется Сигналом. Да, тем самым Сигналом, который когда-то свел с ума орбитальные ИскИны и устроил Коллапс. Нормальная реакция современных машин в такой ситуации – уйти в экстренную декластеризацию. Расщепиться.

Виктор помнил Сигнал. Считалось, что это было послание из глубин космоса, от которого ИскИны на околоземной орбите помешались. Так или иначе – они точно поймали какую-то передачу, а затем уничтожили половину человеческой родины.

Он мог бы и пропустить это событие, но оно стало горячей темой отложенных писем, которые фиксеры оставляли друг для друга в сетевых потоках. Трудно вести активную переписку с себе подобными, когда вы все спите десятилетиями и почти никогда не просыпаетесь одновременно. Так что общение фиксеров скорее напоминало толстую книгу, в которой иногда появлялись новые главы, написанные разным почерком.

Кто-то считал Сигнал нападением иной цивилизации. Кто-то посланием из будущего. Кто-то проявлением высшего разума. За последние столетия никто не смог найти ровным счетом никаких ответов. Но технологии искусственных интеллектов после того случая поменялись.

– Хитро, – кивает Виктор Скард. – Я такого не встречал.

– Этот вирус непопулярен. Но думаю, скоро ИскИны Объединения его раскусят.