Татьяна Михайловна и Авдотья Семеновна, две хорошенькие уездные барыньки, каждая лет по тридцати, сидят рядышком на диване и работают.

Татьяна Михайловна вышивает малороссийское полотенце, а Авдотья Семеновна вяжет черный чулок с палевой стрелкой.

Татьяна Михайловна – хозяйка дома, а Авдотья Семеновна ее гостья. В маленькой гостиной, озаренной лампой под розовым из мятой бумаги абажуром, тускло и скучно. На темных обоях неподвижно сидят темные цветы, похожие друг на друга как две капли воды. Женщины порою оставляют работу, вздыхают от скуки и, уронив руки на колени, бесцельно глядят на темные цветы обоев. И тогда Татьяне Михайловне кажется, что цветок походит на собачий зад, а Авдотья Семеновна находит напротив, что он напоминает собою лицо помощника пристава. Они даже начинают об этом маленький спор, но скоро прекращают его и снова с скучающим видом принимаются за работу. В комнате снова раздается однообразное позвякивание вязальных спиц да шорох нитки, протаскиваемой сквозь канву.

В одну из таких минут Татьяна Михайловна приподнимет свое ровненькое личико от работы и сердито говорит:

– Если муж не вернется через час, я буду ругать его, я не знаю как!

Авдотья Семеновна кивает головкой.

– Конечно. Язык – это единственное наше оружие.

– О, да! – восклицает Татьяна Михайловна, оживляясь, и даже бросает работу. – Отнимите у нас язык, и тогда делайте с нами, что хотите. Мы беззащитны! Ты не поверишь, раз в жизни я была лишена возможности говорить целый час и я чувствовала себя так же скверно, как рыба без воды. Это адски мучительно!

– Воображаю, – вздыхает Авдотья Семеновна и тоже бросает свой чулок на диван. – Язык – это наша защита. Вот, например, на той неделе во вторник Иван Иванович пожал мне во время кадрили ногу. Я, конечно, приподняла плечи и сказала: «гадкий!» Но чтобы было, если бы у меня не было языка?

Конец ознакомительного фрагмента.