Может быть, она была дочерью кастеляна или главной кухарки, или ещё кого повыше из челяди. Молоденькая. Ей, наверное, лет пятнадцать, не больше. Она с одной из девушек развешивала простыни. И Арольд невольно любовался ею. Как она смеётся, как откидывает голову при этом, как неспешно убирает пряди светлых волос, выбившихся из-под белого чепчика. Плотное шерстяное платье без фартука с длинными рукавами и шнуровкой на груди, простая деревянная обувь. А как мило она улыбалась, пожимая плечом на вопрос второй девушки.

Кто она? Как её зовут? Он гадал в уме все женские имена, какие помнил, и ни одно из них не казалось ему подходящим.

Потом они ушли, а он всё стоял и улыбался.

Хорошенькая. Какая же она хорошенькая.

Он не видел её за тяжёлой работой, она не носила воду, не доила коров, она не выгоняла гусей, она вообще редко оказывалась на дворе: то кошке молока нальёт, то курицам вынесет что-то с кухни. Её не заставляют делать что-то тяжёлое, значит, она не простая служанка. А кто?

Как жаль, что она так редко появлялась рядом. Арольд хотел бы видеть её чаще.

Так прошли у него второй и третий день, на четвёртый кашель его усилился, и просто победить его он был не в силах. Нужно было тепло, хороший сон, хорошая еда, покой и свобода. Может быть, тогда бы он и справился со своей болезнью.

В один из таких приступов кашля Арольд увидел её. Она как раз вынесла курам какую-то еду из кухни и неторопливо разминала её в пальцах, рассыпая по земле. Услышав кашель Арольда, девушка обернулась и удивлённо вскинула брови, будто сейчас только заметила прикованного к колодцу человека. Конечно, колодец, видно, был старый, обросший мохом, и стоял он в стороне, в тени построек. Да и Арольд обычно не привлекал к себе внимания, просто молча следил за окружающими. Если бы кашель не выдал его, девушка бы просто прошла мимо.

Но она подошла, торопливо освободив свою миску курицам, подошла очень близко и спросила первой:

– Кто вы? Давно вы здесь? Это вы так кашляете?

Арольд молча смотрел в её лицо с лёгкой улыбкой. Вблизи она казалась ещё симпатичнее. Нежный овал лица, округлость щёк ещё по-детски мягкая, аккуратные губы и длинные ресницы. Она светлая, волосы светлые, глаза серые, светлые, а брови тёмные.

За годы жизни Арольд привык видеть мать, к её лицу взгляд был привычен: тёмные карие глаза, строго поджатые губы, тёмные волосы… Здесь была совсем иная красота! Всё по-другому, и как-то нежно, хрупко, по-детски.

– За что вы здесь? Как вы можете здесь быть… Кто вы? Где вы спите? Кто вас кормит? Почему вы тут? Чей это приказ?

– Это личный приказ графа Годвина… – единственное, что он ей ответил на все её вопросы. Что он мог ей сказать? Он – сын графини из Оранта? Но вид у него сейчас, конечно… Да и сидит он здесь как преступник…

– Граф распорядился? Почему? В чём вы виноваты перед ним?

– Я его пленный…

– Пленный? То есть, даже не преступник? – Она нахмурилась. – А почему вас посадили сюда? Почему не в башню?

– Не знаю… – Арольд повёл плечами и хмыкнул. – Когда он вернётся, вы сможете его спросить, я тоже спрошу…

– Он нескоро вернётся, он же сейчас штурмует Орант, вчера гонец был оттуда. Сколько это ещё будет?

При этих словах Арольд нахмурился.

«Ничего себе новость! Как там родной замок? Как матушка? Как барон Киарт? Держитесь там, не сдавайтесь, не падайте духом… Я тоже здесь терплю…»

Его мысли перебил кашель, и Арольд закрыл губы ладонью, содрогаясь всем телом.

– Вы на этом спите? – Она повела подбородком в сторону сена под ногами пленного, и Арольд кивнул без слов. – У вас нет ни одеяла, ни подушки?

Подушка? Арольд усмехнулся, кривя губы, и не сдержался:

– Какая подушка?! Какое одеяло?! Хоть бы плащ дали!

– Да, – она кивнула согласно, – ночью холодно.

– Холодно… – согласился с ней Арольд, рассматривая лицо девушки.

Ему хотелось запомнить его, каждую чёрточку, каждую линию, каждую даже маленькую деталь: изгиб губ, взмах ресниц, выражение удивления, движение красивых бровей…

Необыкновенная! Она сама этого не знает, не понимает!

– Вы поэтому заболели? Сколько ночей вы уже спите тут?

– Четыре…

Она покусала губу, думая, кивнула несколько раз. А потом сказала, решившись:

– Я попробую посмотреть, что можно сделать… Ну-у, одеяло-то я вам точно найду, а вот с цепью… – повела головой от плеча к плечу, – с цепью вряд ли. Если это личный приказ графа, то Ролт едва ли пойдёт мне навстречу…

– Ролт? – переспросил Арольд, не сводя взгляда с её лица.

– Кастелян!

– Это тот седой и хмурый? – Арольд показал на себе пальцами бороду и вызвал этим улыбку на лице девушки.

О, как прелестно она улыбалась! Боже, да есть ли в ней хоть один изъян?

И сердце Арольда дрожало в незнакомых ему ранее ощущениях. Что это с ним? Почему? Какие странные чувства!

– Да-да, это он, это старый Ролт! Он вряд ли пойдёт против приказа графа. Если было такое распоряжение, то… – Снова повела головой от плеча к плечу, давая понять, что бесполезно спорить с кастеляном.

Они помолчали немного, глядя друг на друга. Ладно, он смотрел, она ему нравилась до дрожи во всём теле, а она-то чего на него смотрит? Он грязный, с всклокоченными волосами, лицо порезано ножом Аина то тут, то там, даже кровь так и осталась грязными пятнами на щеке да ещё под глазом и на шее. Он сейчас не в самом своём лучшем виде.

– Что с вашей рукой? – опять спросила она, указывая подбородком на забинтованную ладонь. – Вы ранены?

Арольд поднял руку и сам ужаснулся тому, каким грязным был бинт на ней, опустил тут же вниз, пряча.

– Всё нормально… – буркнул чуть слышно.

– Вам нужен врач, нужно сменить повязку.

– Ничего не надо. Когда мне накладывали её, сказали, чтобы не снимал месяц. Месяц ещё не прошёл.

– Месяц? – она удивилась. – Не снимать месяц? Ого! Что ж у вас за рана такая?

– Перелом… Пальцы сломаны…

Она ужаснулась и даже отклонилась назад с немым изумлением, захлопала ресницами.

– Как так? Как у вас так получилось? Это как же можно так? Это же сильно больно, наверное? Да? – Она смотрела теперь с искренней жалостью и сочувствием.

– Первое время да, больно было, сейчас дёргает иногда, нельзя двигать пальцами там…

– И как же вы так неосторожно? Это хоть заживёт?

Арольд пожал плечами и ответил словами врача-монаха:

– Не знаю. Мне сказали, молиться, чтобы я мог потом хотя бы щит держать этой рукой…

– Щит? – она снова удивилась. – Вы – воин?

– Хотел бы им стать…

Она согласно кивнула и снова спросила:

– Где ж вы так?.. Это ж надо! В бою?

Арольд отрицательно мотнул головой и медленно моргнул на её вопрос, ответил не сразу:

– Нет, не в бою, в плену… Меня пытали…

– Пытали?! – Она снова ужаснулась. – Для чего? Кто? Зачем это? Кто придумал такое? Ломать пальцы…

– Граф Годвин… – он сказал имя, не подумав, и дальнейшее удивление собеседницы сразило его буквально наповал. Она переспросила в ужасе:

– Отец пытал вас?!

Арольд замер, нахмуриваясь, и внезапная догадка лишила его вмиг дара речи.

«Отец?!» Она назвала графа Годвина отцом? Она – его дочь?! Не может быть! Нет и нет!

Повисла долгая тишина, которую разорвал вопрос Арольда:

– Граф Годвин – ваш отец?!!

– Да…

Он закатил глаза обессиленно и присел на каменную кладку колодца – ноги не держали. Да нет же! Чтобы она была дочерью графа-изверга? Нет! Она такая хорошенькая, такая добрая и честная на вид, и она – дочь ненавистного графа?! Нет! Это просто ошибка! Она не то говорит!

– О, Боже… – невольно вырвалось у него шёпотом.

– Не может быть, чтобы отец… – начала она, но Арольд вдруг перебил её нетерпеливо, чувствуя, как внутри начало скапливаться раздражение на эту глупую ситуацию:

– Может! Всё он может! Он отдал меня своим наёмникам… Он хотел, чтобы я кричал… Он хотел, чтобы мне делали больно… Хотел, чтобы мать моя меня слышала…

Девушка молчала, нахмурив брови, думала над его словами, покусывая губу, потом шепнула вопросы:

– Мать слышала? Кто вы? Откуда?

– Я из Оранта! Моя мать – графиня Эйвин Орантская! Я – наследник Оранта! Будущий граф Орант!

От услышанного девушка эта аж отступила на шаг невольно, и губы её изумлённо распахнулись. Да уж, Арольд её удивил, это точно.

– Но ведь… – шепнула потерянно. – Вы же будущий граф, почему же отец… – Быстро глянула на цепь на ноге Арольда. – Почему он с вами так? На улице? В цепях?

– Я спрошу его, когда он приедет… когда… – Он хотел добавить, но кашель оборвал его фразу, не дал договорить, и Арольд придавил к губам кулак, поверх него глянул на собеседницу. До сих пор не мог поверить, что она – его дочь! Нет…

А что, собственно, хотел? Что у неё, как у его дочери, внешность, что ли, будет особенная? Рога или зубы? Клыки вырастут, и она вцепится ими в него, что ли? Нет, конечно!

Там и граф ничем внешним этого самого изверга не напоминает, кстати. Человек как человек. Да, вид серьёзный и жёсткий, это Арольд помнил хорошо. Как он бил его по лицу, как допрашивал в первую ночь, как таскал за шиворот и как приказал заковать в цепи… И эти его наёмники – тоже… До сих пор мурашки по спине и рукам при воспоминании о том страхе и о той боли.

Но при всём при том граф не был уродом. И дочь его тоже такой не была. Напротив, она была хорошенькой. Такая молоденькая светленькая девочка – дочь графа Годвина Андорского. И стояла она сейчас напротив Арольда с выражением растерянности и замешательства на своём хорошеньком лице.

– Как вас зовут? – спросил он первым, поджимая губы.

– Эллия… – она шепнула чуть слышно.

Ну вот, а он какие только имена для неё ни подбирал, так и не угадал. Красивая девочка, красивое имя. Отец вот только не удался…

А она сама спросила вдруг, чем удивила безмерно:

– А вас?

Он помолчал немного. Зачем ей его имя? Что оно ей даст?

– Арольд… – ответил всё же.

Она кивнула и продолжила негромко:

– Я постараюсь вам помочь. Чем смогу…

– Да ладно… – Арольд хмыкнул в ответ и демонстративно стал смотреть мимо её лица, тем более по двору проходила служанка, и он отвлёкся на неё. – Ничего мне не надо. Ваш отец просил – приказал! – создать мне тяжёлые условия, так что… – Опять демонстративно пожал плечами, не глядя на дочь графа.

Она прочитала сама эту вдруг его проявившуюся холодность и, постояв немного, пошла прочь. А Арольд пересилил себя, свои чувства, и всё же посмотрел ей в спину.

Ну почему, почему она оказалась его дочерью? Почему ей было не быть дочерью кого-нибудь другого? Он бы просто любовался ею со стороны, она бы радовала ему взгляд и сердце. А теперь к тому, что он чувствовал, примешивалось что-то непонятное. Обида, злость, желание сделать ей больно, как ЕГО дочери… И всё это противоречивое боролось сейчас в его душе. И восхищение ею и одновременное желание мести…

А она сдержала своё обещание. К вечеру конюх притащил большую охапку сена, а старая служанка принесла тёплый плащ с капюшоном и одеяло. И как Арольд ни злился на эту молоденькую дочь графа Годвина, он почувствовал себя почти счастливым от её заботы, такой неожиданной.

И ночь он поспал почти нормально и даже сумел заснуть, пока под утро не пошёл дождь. Всё враз промокло, и Арольду пришлось искать укрытие, но его даже относительно длинная цепь не позволила спрятаться ни под одну крышу располагавшихся рядом строений.

Он стоял под дождём, завернувшись в плащ и в одеяло, прислонившись к кладке колодца. А чего он, собственно, хотел? Ему же должны были создать невыносимые условия. Вот это как раз они.

ГЛАВА 9

Чем-то он сразу понравился ей, даже не внешностью, нет, скорее, что-то другое было в нём. Какой-то он был такой несчастный и одинокий на вид, брошенный и больной. И ещё эта цепь на ноге, прямо поверх высокого кожаного сапога. И ещё этот кашель, нехороший такой кашель…

Он заболел, потому что спал на земле, а ночи ещё такие холодные. И рука… Сломанные пальцы, потому что отец приказал пытать его… О, Боже мой! Столько несправедливости и столько боли на голову одному человеку. За что? Почему отец с ним так?

Он же ещё даже не воин, чтобы мстить ему за что-то, он только надеется им стать, а отец уже отдал его своим наёмникам. Если это был Аин… О, Аина она и сама боялась. А он всегда смотрел в её сторону с лёгкой полуулыбкой, и от этой улыбки под сердцем замирало. Если Аин мучил его, если это он ломал ему пальцы…

Он при близком знакомстве оказался вполне неплохим парнем. Сколько ему? На сколько он её саму старше? Года на два или на три? Не больше. Молодой и симпатичный, грязный только и больной. А глаза у него красивые, тёмные и выразительные. Брови тёмные, глаза тёмные и волосы тёмные… И это так необычно.

Как внимательно и долго рассматривал он её саму. Этот взгляд такой же долгий, как и взгляд у Аина. Тот тоже смотрит так же долго. Но у Аина улыбка холодная, злая, будто мыслит он что-то плохое. А у этого Арольда улыбка хорошая, добрая, нет, не просто хорошая, она такая, что от неё сразу легко на сердце делается. И всё лицо его преображается, и эту грязь на щеке и порезы сразу не замечаешь. Ничего не замечаешь! Так и любовалась бы его улыбкой. Его глазами. И голос бы слушала бесконечно…

Эллия помогала на кухне, а сама думала об этом пленном Арольде. За что отец его так? Почему на цепь? Зачем пытал? Хотел, чтобы графиня слышала крики сына? Он же будущий граф, так нельзя с равным себе обращаться. Да и как ему можно больно делать? Он же такой молодой, такой несчастный… такой одинокий и такой больной…

Бэт сказала, дождь сильнее пошёл, а он так и стоит под дождём, ему даже спрятаться негде. И он, поди, кашлять станет ещё сильнее. А если сляжет? Заболеет серьёзно? Нельзя так, нельзя!

Отец, конечно, воюет с Орантом, получается, что этот Арольд сын врага, но нельзя так и с врагами. Матушка Вита в монастыре говорила, что Господь призывал прощать врагов и любить тех, кто вас ненавидит. А получается, что никто никого не прощает, а старается делать больно. Почему? Всё наоборот!

«Я спрошу отца, когда он вернётся… Обязательно спрошу…»

Эллия всего три года как жила в Андоре. До этого она всю жизнь жила в монастыре святой Агнесс, там же она родилась и воспитывалась. Она даже знать не знала, кто её отец до этого момента, пока он сам не приехал за ней в монастырь.

Эллия была дочерью графа Годвина, рождённой вне законного брака. Оказывается, у него была связь с её матерью – баронессой Лоран. Та была вдовой и уже три года жила без мужа. Как-то граф Годвин остановился в её замке проездом и… остался на всю зиму, сам от себя такого не ожидая. А поняв, что ждёт ребёнка – плод греха и любодеяния – вдова ушла в монастырь. Там и родилась Эллия. Мать умерла спустя несколько лет, а граф вспомнил о дочери только как три года назад, после того, как погиб его последний из трёх сыновей.

Он вообще остался без наследников и вспомнил о незаконнорождённой дочери-бастардке и привёз её в Андор.

Собирался ли он объявлять её наследницей в собственном праве? Или просто хотел, чтобы рядом был кто-то из близких? Этого Эллия не знала, но отец любил её. Это она поняла сразу. Она напоминала ему его неожиданную любовь.

Эллия всю жизнь до Андора прожила в монастыре, поэтому характером была очень мягкой и доброй, неиспорченной высоким положением, неизбалованной вниманием и подарками.

Эллия искренне радовалась всему, даже малейшему знаку любви и внимания со стороны властного отца, не гнушалась общением с людьми низкого происхождения, любила помогать по домашним делам. Все любили её за доброту и простоту, и если возникали какие-то вопросы и жалобы, знали, через кого можно попросить строго графа. Его дочь никому не отказывала и всякому старалась помочь по мере сил.

Вот и сейчас этот парень, этот сын графини Орантской, он сам ни о чём не просил и ни на что не жаловался, но Эллия не могла просто пройти мимо, видя чужие боль и страдания.

Она нашла кастеляна в главном зале замка уже после обеда и попросила освободить пленного от цепи, увести из-под дождя:

–Понимаете, он уже болеет. Если он так и останется под дождём, он сляжет, у него начнётся лихорадка… неужели нельзя найти ему место в башне или выделить комнату? Пожалуйста, Ролт, прошу вас… – Она умоляюще смотрела в лицо хмурого управляющего.

– Я не могу, миледи, это приказ вашего отца. Граф так и приказал: «создать пленному плохие условия…»

– Почему?

– Вы знаете, кто этот мальчик?

– Я разговаривала с ним… Он – наследник Оранта. Он – будущий граф Орант. Я знаю, кто он… Но почему отец так жесток с ним? Вряд ли он попал в плен в бою. Зачем же так мучить его? Ролт, умоляю вас…

– Наш граф ненавидит графиню Орант… вы же помните, что они враждуют уже много лет?

– Да, я слышала об этом, – Эллия согласно кивнула.

– Три года назад, в одной из стычек вот так же, как сейчас, погиб ваш брат – последний сын графа, наш наследник… молодой милорд Оддар. Вы знали об этом?

Эллия повела подбородком в отрицательном жесте, шепнула:

– Я знаю, что он погиб…

– Да, погиб, как раз в войне с графиней Орант. И ваш отец никогда ей этого не простит, и теперь её сын… – Она перебила:

– Но он-то в этом не виноват! Он же не убивал Оддара! Он тогда ещё не воевал даже! Почему он должен отвечать за действия своей матери? Разве это правильно? Ролт, пожалуйста, я поговорю с отцом потом, я всё объясню ему… он не будет вас наказывать, поверьте мне… Ну, зачем эта цепь? Этот старый колодец? И дождь на улице – посмотрите!

– Я знаю, миледи, я был на дворе…

– Это убьёт его! Он заболеет и свалится, и когда отец вернётся, он спросит с вас, а его уже в живых не будет. Что вы скажете графу? Что не досмотрели? Вот тогда он вас точно накажет, поверьте мне…

– Вот когда он заболеет и свалится, вот тогда я прикажу перевести его в башню, хорошо?

– И не раньше?

– Нет, миледи! Извините.

Она тяжело вздохнула, понимая, что всё бесполезно. И всё попросила хоть об одном:

– Но у вас же есть дорожные плащи, те, что пропитываются воском от дождя? – Ролт нахмурил седые брови. – Дайте ему, пожалуйста… Прошу вас. Умоляю.

– Ладно, я найду ему плащ…

– И одеяло! Сухое и тёплое!

– Миледи! – Он удивился её второй по счёту просьбе, но он же уже дал одну слабину.

– Пожалуйста, Ролт, там мокро и холодно.

Она глядела с такой мольбой в его лицо, что старый кастелян стался против собственной воли. Как же можно было ей отказать, когда она так просит?

ГЛАВА 10

Когда ему принесли сено, а потом ещё дали плащ и одеяло, Арольд подумал, что всё худшее позади. Но не тут-то было. Пошёл этот проклятый дождь, всё вымокло, и спрятаться от него было негде. Весь день и всю следующую ночь дождь шёл и шёл, иногда были небольшие передышки, а потом ливень начинался снова. Воздух настолько остыл, что даже пар вырывался при дыхании.

Арольд так сильно замёрз, что даже двигаться не хотелось. Сухим не осталось ничего, вода по ногам даже в сапоги затекала. Одеяло, плащ – всё промокло. Он просто сидел на кладке колодца с закрытыми глазами и ждал, когда же всё это закончится.

И надо было этому дождю пойти именно сегодня. Как там Аин говорил? Ах, да, он называл Арольда невезучим. Точно. Так и есть. Какое уж тут везение? Оно закончилось с того момента, как Арольд и его мастер меча Роллон покинули Орант. Потом эта погоня, плен, граф Годвин, допрос, пытки, эта боль, и теперь этот Андор…

И девочка понравилась, а оказалась дочерью графа – врага ненавистного. Единственная радость за последнее время и та обернулась таким подвохом, горечью, что ни говори. А теперь ещё и этот дождь… О каком везении можно тут говорить?

Даже одеяло и плащ одной рукой не удержишь… Всё как-то неправильно, нехорошо складывается.

Хоть бы мама выкупила его поскорее, что ли. Она же не оставит его в плену у этого графа.

А вечером пришёл сам кастелян. Хорошо, дождь на время прекратился. Ролт долго стоял, заглядывая в лицо, спросил вдруг:

– Как вы, лорд?

Арольд усмехнулся, от кастеляна этот вопрос звучал не иначе, как насмешка. И он ответил с улыбкой:

– Прекрасно!

Хотя от холода зубы стучали, и челюсть дрожала, но что-то же этот Ролт хотел от него услышать.

– Госпожа послала вам сухое одеяло и дорожный плащ. Давайте, я помогу вам.

Ролт стянул с плеч мокрые вещи и сам набросил сухое одеяло и заколол его на шее большой стальной булавкой, потом сам же накинул тяжёлый плащ и завязал его плотно под горлом толстыми кожаными шнурками, сам же накинул на мокрую голову капюшон.