Там слава богу всё, и всё не слава богу, всё, как он даст, и всё не приведи.
Браво! Автору удалось впечатлить, поразить, очаровать... Все 18 часов прослушивания меня не оставляло ощущение волшебства, сплетённого из странных мелодичных слов, предчувствий и переживаний. Звучал гимн жизни во всех её проявлениях: травах и цветах, запахах и звуках, с демонстрацией снующих жуков, кузнечиков, букашек, муравьёв... А рядом - смерть напоминала о себе живым покойником и причитающей неистово старухой... И чувств смешенье, все в одном котле: любовь и ненависть, боль, ревность и досада, усталость, злость и вера в рай и ад.
А было бы достаточно любви...
Любовь не «за», но «вопреки» – и ежечасному кошмару жизни и доброта, и сила, и терпение, и спасение она.
Он всё сказал, и, вопреки земным законам, любить друг друга – этого довольно, чтоб спастись.
Бог есть любовь.
История земель – всего лишь сумма всего содеянного нами без любви.
Герои произведения - бабушка и внук - два разных полюса из разных поколений, которым не понять других, не примириться. Петрушиной бабке палец в рот не клади, на всё у неё заготовлен беспощадный ответ, ест поедом соседей, близких и родных. Она живёт обвинительницей. Говорит о прощении, но сама прощать не умеет. Старухины причитания пересыпаны присказками да прибаутками и каждое второе предупреждение страшит словами из писания. Она скупа и бережлива, продукты прячет то на праздник, то на чёрный день, чтобы покрылись плесенью, пропали.
Всё не со зла у них – ни грех, ни смех, ни зависть, и вор не вороват – украл, а тот, кто дверь не запирал: господь проспал, а чёрт заставил; и тускло смотрит, выпучив глаза, свиное рыло, короткий бабий век и вечный бес.
С ней жизнь жестоко обошлась, но и сама она жестока. Какими только словами не обзывает единственного внука: худая жoпа на ногах, холера и зараза, чёрт проклятый, злодей и сатана... Самое обычное приветствие в её устах звучит примерно так:
– Ну, смертушка, пришёл, не чаяли в заздравных, де только черти носять, душегуб…
– А что обедать, ба?
– Обедать мухи съели за тебя.
Петруша, ребенок живущий в собственном царстве страхов, исследований, воспоминаний. Он познает мир, рассуждая о звездах, Боге, времени. Травинки, птицы, жуки и муравьи - столько объектов для исследования! Посади муравья на ладошку - разве увидит он человека, оценит размеры? Для такой букашки Петруша - бог. Может зажать в кулаке, может облить кипятком или сжечь в керосине.
Наблюдая за жизнью ребенка-бога, взрослый реальный мир словно уменьшается и трагедия, произошедшая в семье Петруши, отодвигается...
Отношения с бабушкой у Пети сложные, ему приятней с дедом находиться, побегать с Сашкой, прятаться в саду соседей. Бог, которым бабушка страшит и обвиняет, ему чужой и непонятный.
И бог её страшнее был, чем темнота, чем чернота, разбойник, аспид, детский дом, милиция, аука. Чем всё, что страшно, всё, что есть и нет, чем смерть, и после смерти мучил человека, судил, варил в котлах, «кожми́ сымал», и жарил, и пытал.
По-детски наивно Петрушка задаёт вопросы, бабушкины речи для него загадка. Расскажет бабка быль как девочкой была "без задьних нох, могила как спала, набегашься за день, уста-а-анишь… и до утра, быват, лятáшь, лятáшь…" Петруша к ней с вопросом: "На помеле?" И заставляет автор улыбнуться... А всё ж потом растрогает до слёз. Часто звучат ностальгические нотки: "На табуретке папиной, задвинутой под стол не навсегда, а как всегда – до выходных, её «Работницы», «Крестьянки», его «Мурзилки», мамы выкроек листы и папин «За рулем», «Роман-газета» с пятнами от мух – Семёнов Юлиан с приказом выжить".
Чувство такое, словно не книгу читаешь, а проживаешь жизнь - горькую, без любви...
Не знаю, как назвать авторский стиль, но это точно поэзия - ритмичная, напевная, завораживающая.
Старуха, ведьма в армяке овчинном, затянутым покойника ремнём с военной бляшкой наградной, в помятом гре́чнике под марлевой вуалью, она на ощупь подбирает от сарая ключ, роняет связку в темноту, кряхтит и охает, валясь коленями в траву, руками водит по земле, ругает спину, горе, сатану.
Ключей на связке больше, чем замков, как будто где-то есть ещё у ней схорон сараев, подполов, шкатулок, сундуков.
Литрес наглядно демонстрирует разницу в оценках электронного и аудио вариантов. Не случайно аудиокнига оценена выше: Александр Аравушкин сумел прочувствовать и передать мелодию текста. Он словно качает читателя на волнах своего голоса. Пыталась читать глазами и очарование терялось...
Советую всем не читать, а слушать это удивительное исполнение.