Жизнь бежит. С каждым годом – быстрее.

Путешествия – это остановки, которые рождают впечатления, открытия, воспоминания и желание жить дальше. Важно только, чтобы все пути были добровольными и желанными – дорогами радости.

***

Эти заметки из другой жизни. Я писала их несколько деятилетий. В пандемию – редактировала. Думала, напечатаю, как раз мир откроется, будем читать и сравнивать. Но, похоже, что-то пошло не так. И когда вернется – непонятно.

Перед вами художественные тексты, основанные на реальных событиях. Тут нет неправды, но иногда есть вымысел. Это сборник впечатлений, счастливых моментов и забавных курьезов, которыми я хочу поделиться с вами. Немножко путеводитель, отчасти биография: побольше – моя и чуть-чуть – наша, людей, родившихся в начале семидесятых. События, описанные здесь, заканчиваются декабрем 2021 года.

В тексте встречаются названия реальных авиакомпаний, гостиниц, магазинов и просто торговых марок. Все суждения автора на их счет носят оценочный характер, не будучи ни рекламой, ни «черным пиаром». Как говорится, все совпадения с реальностью не случайны, хотя и материально не подкреплены.

Долго думала, как расположить рассказы – по стилистике, географии или хронологии. Решила, что время тут не главное, основное – переживания и события. Начинаю с самого любимого – рождественских ярмарок. В середине книги есть и хронология – рассказы о поездках в советском детстве и юности. А в третьей части – география: путешествую по Европе с запада на восток.

Верю, что слово материально. И описания, сделанные с любовью, помогут вернуть мир на круги своя.

Рождественские чудеса

Сказка первая

Возраст: 46 лет¹

1 € = 70 р., 1 Кč = 2,7 р., 1 PLN = 16,6 р.

На рождественские базары в Европу, или Предуведомление, в котором автор сообщает о связи желаний и замыслов

Когда тебе за сорок, в счастливое детство хочется вернуться все чаще и все осмысленнее. Ярче всего это желание накрывает перед Новым годом. И каких бы у нас ни было взрослых возможностей устроить себе настоящий праздник, почему-то на родине это получается все хуже.

За детской радостью и верой в чудо мы отправились в старушку Европу. На рождественские ярмарки. Первоначальный план – ехать в Прагу – был сорван: начало рождественских базаров там перенесли, и как ни упрекала нас дочка, что-де, кроме сосисок и глинтвейна, в чешской столице есть и другие радости, мы были неумолимы. А раз даты отпуска перенести не удавалось, прибытие в Прагу мы решили максимально отсрочить. Так по пути возникли чешский Оломоуц и Австрия с Веной и Зальцбургом. Их, как и Брест, мы забронировали заранее.

К исходу первой недели предрождественского счастья, после внезапного сказочного замка Боузов, раздухарившись, мы решили заскочить в Нойшванштайн и заночевать в Мюнхене. Потом на два дня – вместо десяти – мы остановились в Праге и через незапланированный Краков с ночевками в Бресте и Смоленске вернулись на родину. Началась наша поездка в конце ноября, а закончилась через две недели в декабре.

Ворота Европы, или Глава первая, в которой автор проверяет тезис о вреде стереотипов

Утопия – сесть в машину в шесть утра после трудовой недели; тем более, наши рабочие дни не по восемь часов длятся. Из Москвы мы выехали в начале девятого. Неспешно проехав полтысячи километров по воскресным дорогам, только около четырех дня мы достигли границы с Белоруссией. Никаких проверок, только полиция снова стала милицией, да указатели вдоль дорог написаны на смешном русскому глазу языке.

Последние 600 километров до места ночевки в Бресте мы преодолели за семь часов. Увеличению скорости (хотя многие все равно справедливо упрекнут нас в неспешности) способствовали не только гладкие и широкие дороги белорусских братьев, но и Николай Лейкин – писатель конца XIX века, из университетского курса литературы известный нам как «узколобый ретроград с низкопробным юмором». Персонажи его бестселлеров – купец Николай Иванович с супругой Глафирой Семеновной, – начиная с Белоруссии, сопровождали нас во всех длинных переездах (до этого мы никак не могли найти флешку, которую я надежно убрала, чтоб не потерять). Подобно нам, супруги Ивановы, отправляясь за границу за новыми впечатлениями, практически не знали языка и оттого часто попадали в курьезные ситуации. Исторические реалии, технические новшества, а люди – все те же. Только рубль изменился: с ним уже не попутешествуешь так же свободно, как в конце XIX века…

Даже в Бресте наша хозяйка предпочла «деревянному» соседу твердую валюту ЕС. Впрочем, мы были рады и этому. К ее дому мы прибыли в двенадцать ночи вместо заявленных десяти вечера. Причем, уже позвонив и сказав, что подъезжаем, мы проблуждали еще минут пятнадцать: навигатор упорно вел нас как дольше, но зато по главным улицам Бреста.

Встретив, хозяйка наставляла:

– А вы на одной кровати спите? Зачем вам на одной, вы же уже старые, вот как мы с мужем. У меня тут кроватей много: и в спальне диванчик, и на кухне, и в прихожей еще один.

Потом уверяла:

– Да за машину не бойтесь! У нас тут прокурор напротив живет. Жуликов нет.

И предрекала напоследок:

– Утром народу на Домачеве, на погранпереходе, много будет. Контрабандисты с сигаретами пойдут. Мы с мужем за границу не ездим, ни разу еще не были, а вы можете часа четыре простоять. Или два. Как повезет.

Засыпали мы в легком смятении. «Окрыленные» напутствиями, под скрип пружин кровати с балдахином. Как примет нас завтра старушка Европа? Вначале решили вообще не спать, чтобы быть быстрее местных контрабандистов. Потом стало жалко «уплоченных» евро, и только будильник, поставленный на семь утра, смог поднять нас.

В 7.40 через заправку мы выехали к погранпереходу. Но предсказания хозяйки не оправдались.

Очереди было на три машины. Ни нас, ни авто наше белорусы и поляки не досматривали, лишь заглядывали в багажник и спрашивали:

– Спиртное везете?

– Нет.

Вот и весь сказ. В 8.40 подъезжали к белорусской границе, а в 9.10 уже благополучно колесили по польской территории.

В Польше мы захотели поесть. Но едальню у погранперехода пропустили сознательно: кто ж ест на границе? Нам надо что поаутентичнее! А дальше, вдоль трассы, если и стояли кафе, то все были закрыты – не сезон. Так и доехали мы до Люблина. А там и снег пошел. Решили переждать. Въехали на стоянку у магазина, я захотела продуктов прикупить, а Сережа – прямо в машине прикорнуть.

Вхожу в магазин, а самой боязно. В СМИ-то все говорят: не любят нас поляки, ох, не любят! Захожу. И сыр есть санкционный, и ветчины в нос шибают, мясом пахнут. Красота! Вкуснота! За стойкой полячка строгая стоит. Я пальцем потыкала, показала, что мне надо, она подала. В корзинку кладу и говорю ей:

– Дзенькую, пани!

Так она мне разулыбалась, обзденьковалась, что я думала – из-за прилавка выйдет, целовать начнет!

Иду на кассу, прошу пакет – положить покупки. Не понимает. Просит злотые. А злотых нет. Трясу картой Сбербанка. Говорю по-английски. Не понимает. Говорю по-русски. Не понимает. Зовет кого-то. Охрану?

Нет. Коллегу. Я новой польской пане давай по-английски объяснять. Не понимает. Тогда я по-русски говорю:

– Дайте мне, пожалуйста, пакет целлофановый.

– Что пани хочет?

– Сумку, продукты положить. Мешок! Пакетик!

– А, торебку!

Ну, кто ж знал, что надо было сразу торбочку просить! Дальше я стала расплачиваться картой, а она не проходит. Думаю, ну, тут они мне свое польское лицо покажут. Не показали. Улыбаются: «Не волнуйтесь, – по-русски говорят, – сейчас все сработает». И сработало. Вышла я из магазина в недоумении: такие же поляки люди, как и мы. И не злобные вовсе, а очень даже и милые.

Дальше мы стали искать дорогу. Бумажных карт не было, а TomTom не работал! Точнее, это нам все не удавалось построить маршрут: спросонок в Домачеве мы не сообразили, что раз у нас карты закачены по странам, то бесполезно пытаться построить маршрут из Белоруссии в Чехию, а надо выбирать его внутри одной страны. Впрочем, по указателям и Google-картам (без заранее построенного маршрута) до Чехии мы добрались. Разве что Люблин по кольцевой дороге объехали два раза. Ну, перепутала я поворот, Краков с не-Краковым… Виньетку (наклейку на лобовое стекло) мы тоже купили без проблем – в восемь вечера на первой чешской заправке по банковской карте. Правда, куда виньетку крепить, в Москве мы выяснить забыли, но разругаться из-за этого не успели: на чешской заправке был интернет (в отличие от польских бензоколонок). Заполненный прямоугольник мы закрепили в углу лобового стекла снизу, справа от пассажира. Потом, наконец, построили маршрут на нашем TomTom’е и в девять вечера приехали в Оломоуц.

Забронированные апартаменты находились недалеко от съезда в город. С выбором я не ошиблась. Заезд удобный, хозяйка гостеприимная, даже по-русски говорит и пишет. Жилье вроде на окраине, но до центра добраться удобно: меньше десяти минут на трамвае или двадцать – пешком. Квартира в Оломоуце стоит меньше, чем номер в третьесортной гостинице в Смоленске, но все мелочи предусмотрены – вплоть до зонтика в коридоре и вина в холодильнике, которое можно «купить», оставив деньги в коробочке. А еще нас ждал гостинец – свежеприготовленный тирамису.

Чехия: Оломоуц и Боузов, или Глава вторая, в которой автор размышляет о благе и зле планирования

Об Оломоуце перед поездкой я успела узнать только, что он красив как Прага, компактен, был первой столицей Моравии и до сих пор славен рождественскими ярмарками, которые в том году вроде бы начинались 17 ноября. Но за неделю до нашего отъезда местная администрация объявила о переносе базаров на неделю. Может, из-за Праги, где открытие ярмарок наметили только на 2 декабря, а может, еще по каким причинам. Этим ничтожным фактом я была озадачена, озабочена и сбита с толку. Что пользы планировать, если все можно вот так вот запросто перенести?! Поэтому узнавать я больше ни о чем не стала, и на утро следующего дня мы поехали в город наобум.

Минута пешком до остановки «Крематорий» и семь минут на трамвае до центра. Эх, мне почему-то часто случается бронировать жилье метрах в ста от кладбища. Вы будете крутить пальцем у виска, обходить меня стороной или нервно смеяться на мой счет? А я совсем не против такого соседства: мертвецы ко мне не приходят, жилье дешевле, тихо, публика, как в старину говорили, чинная и спокойная ходит. В Оломоуце, правда, кладбище было только через трамвайную линию, где крематорий, мы так и не выяснили, а недалеко от апартаментов стояло университетское общежитие. Молодежь из трамвая выходила веселая, шумная… Что ж, жизнь идет.

Итак, мы в центре. Рабочие перед Ратушей устраивают ярмарку: сбивают последние павильоны, вешают гирлянду на елку. Кажется, дерево не устанавливали – елка просто растет здесь. Информационный центр на ремонте, его сотрудницы работают тут же, в центре будущих торжеств. За чешские кроны (хорошо, что мы, сойдя с трамвая, сразу же выменяли их в банке) покупаем у них рождественский набор: кружку для глинтвейна, чай и какой-то непонятный пакетик с семенами. Потом окажется, что семена еще надо прорастить, чтобы потом добавить в бутерброд со знаменитыми оломоуцкими сырками. Сырки мы купим позже в Праге, но проглотить так и не сможем. Ощущение, будто вонючее склизкое мыло жуешь. Впрочем, может, дело в семенах, из которых мы так и не вырастили чудо-траву, чтобы положить на хлеб с сыром.

Посреди площади чумной столб – такие стоят по всей центральной Европе в знак победы над эпидемией, постигшей город. Когда уже и мы такой установим? В Оломоуце колонн аж две, на двух площадях. Видимо, грандиозных побед было столько же. Столб перед Ратушей считается самым значимым сооружением такого рода: 35 метров высотой, c часовней пресвятой Троицы внизу. Середина XVIII века, стиль барокко.

На Ратуше – астрономические часы. Они не столь известны, как те, что бьют на Староместской площади в Праге, но от этого не менее интересны. Чешский мастер соорудил куранты в XV веке; они показывают не только время, но и то, как движутся по небу Солнце и Луна, как изменяются некоторые другие астрономические показатели. В 1945 году немецкие войска раритет разбомбили. А когда в пятидесятые годы часы стали восстанавливать, реставратор переделал их в стиле соцреализма: вместо правителей и святых выходить из окошечек, крутиться и совершать еще какие-то действия стали спортсмены, рабочие, крестьяне, ученые. Каждый день в двенадцать часы оживают: фигуры идут по кругу, рабочие орудуют молотом, ученые ставят опыты, и всё – под особые мелодии. Их-то мы и услышали, а вот представление так и не увидели: о том, что оно произойдет, мы попросту не знали. В это время мы направлялись к краеведческому музею, но и оттуда ушли несолоно хлебавши. Во вторник он был закрыт!

Удрученные, мы еще погуляли по городу, еще поглазели, еще не по разу поели-попили. Нашли вторую – «нижнюю» – площадь с чумной колонной поменьше. Посмотрели на знаменитые фонтаны Оломоуца, которые в это время не работали, в отличие от мюнхенских (про последние мы узнали уже потом, в этот момент путешествия мы и о том, что будем в Мюнхене, не знали). Поднялись на Вацлавский холм к одноименному епархиальному храму².

Потом мы погуляли по университетским дворикам, второй и последний раз в городе услышали русскую речь. Ныне Оломоуц – прибежище университетов, каждый пятый житель – студент, немало молодых людей приезжают из других городов и стран. Да и мои бывшие коллеги-филологи нередко бывают тут на различных конгрессах.

Пообедав, мы отправились домой «соснуть с устатку», а вечером приехали вновь – погулять, отправить открытку и поужинать. И опять почти промахнулись.

Главная почта, как и положено, располагалась на центральной улице и представляла собой величественное здание. Аппарат с отрывными талончиками на входе предлагал желающим воспользоваться услугами почты массу вариантов с текстом на чешском. Тех, кто взял талончик и встал в очередь, было несколько десятков. Мы же так и не разобрались, какое направление, выданное автоматом, позволит нам купить марку для открытки на родину. И тогда мы попросили нашу любезную хозяйку отправить нам письмо. Кстати, через три недели открытка с грифом «Авиа, отправление первого класса» таки дошла до нашего московского дома!

Уже в восемь вечера город почти опустел. А после ужина, в начале десятого, улицы и вовсе стали безлюдны и темны. Правда, как только мы поворачивали в такой страшный уголок, над головой, разгоняя мрак, тут же загорались скупые чешские фонари. Непривычная московскому жителю экономия.

Этот день мы провели нетипично для нас: три раза поели в кафе-столовой-ресторане и не сходили ни в один музей. Однако, о том не жалею, да и зарисовки чешского быта запомнились. В кафе мы видели невесток, приведших двухлетних внуков к бабушкам, в столовой – работяг, пришедших поесть «полевки». Это суп по-чешски. Ну а в ресторане мы наблюдали то ли за писателем, то ли за философом: отставив горячее, отложив телефон, он то и дело, поглядывая в пространство, писал что-то на сложенном листке бумаги, черкал, потом снова писал и снова смотрел в никуда. Я думала, такие персонажи встречаются теперь только на страницах книг.

На другой день нам предстояло ехать в Вену. Я собиралась. Муж просматривал буклеты.