Часть первая

Глава 1

Вообще-то, мы с сестрой хорошие девочки. Всегда ложимся спать после отбоя и помогаем воспитательницам, если нас просят: где на кухне что перетащить, где бельё развешать. Без лишней скромности заявлю, что мы золото, а не дети. Но это не значит, что нас можно в буквальном смысле продавать за золото!

– Сутенёр? – шёпотом переспрашивает Анита. Глаза у неё огромные, круглые, как две монеты. – Я не ослышалась, он сказал «сутенёр»?

– Тише ты! – я прикладываю палец сестре к губам, чтобы она замолчала и не выдала наше присутствие.

Сегодня мы с Анни, как обычно в послеобеденное время, были с воспитательницей Мэри, которая учила нас читать и писать. По слухам, Мэри была внебрачным ребёнком какого-то аристократического рода, потому многому была обучена семьёй. Правда, никто не знал, как она в итоге оказалась среди персонала сиротского приюта. Она не говорила, мы пытались любопытствовать, но девушка отмалчивалась. Зато, стоило ей заметить в нас интерес к грамоте, как она взялась за наше обучение. Мы хорошо учились и быстро всё схватывали, в то время как другие дети играли во дворе.

Правда, Мэри всё сетовала, что нам бы дурачиться с другими ребятами больше и чаще. Но у нас с Анни были причины сторониться их: ментально мы чувствовали себя всё же старше. Как-никак, мы были необычными девочками!

Семь лет назад(а может, и больше, но по ощущениям для нас всё произошло за мгновения) с нами произошло большое несчастье. Мы с сестрой возвращались со школы, переходили дорогу и попали под машину. Помню, что, даже умирая, я держала Аниту за руку. Тогда нам было шестнадцать лет… Однако едва наступила тьма, как вскоре она рассеялась, и вот уже я содрогалась в крике, потому что внезапно стала маленькой… крохотной, как младенец! Я и была младенцем! А рядом плакал ещё один ребёнок.

Меня и этого ребёнка оставили на пороге приюта, и очень скоро я поняла, что другим младенцем была моя сестрёнка. Что наша связь близнецов оказалась настолько крепка, что мы умерли вместе и родились вместе ещё раз! Анита тоже это почувствовала. Нашими первыми словами был вопрос: «Это ты?» И ответ: «Да». Мы не помнили наши прошлые имена, зато помнили жизни. Помнили, что имели любящую семью и друзей. И понимали, чего лишились. Это наложило отпечаток на восприятие перерождения. Однако мы были счастливы иметь хотя бы друг друга.

Возвращаясь к настоящему… Мы занимались с воспитательницей Мэри, когда хозяин приюта вызвал её к себе в кабинет, при этом как-то странно на нас глянув. Этот-то взгляд нам и не понравился, вот мы и прокрались под дверь подслушать. Ничего хорошего мы не услышали.

– Подготовь их, – бросает мужчина нашей воспитательнице, а у меня волосы встают дыбом на затылке. Я хватаю сестру за руку и медленно тащу её от двери, а когда мы отходим достаточно далеко – бросаюсь вместе с ней вниз по лестнице и во двор.

– Надо валить отсюда! – заключаю я, когда мы забегаем за здание, в укромное место. – Так далеко, как только сможем, Анни!

– Но куда? Нам семь лет! – Анита тяжело дышит, бегать она никогда не любила. – Даже если ментально мы старше, мы мало знаем об этом мире. А того, что мы знаем, достаточно, чтобы понять: дети на улицах здесь гибнут, в лучшем случае – попадают в приюты. Думаешь, другой будет лучше этого?

– Ну, не знаю, может, в другом нас не отдадут сутенёру!

– А если, оказавшись на улицах, мы всё равно к нему попадём?

Анита говорит разумные вещи. Она всегда говорит разумные вещи. Что не отменяет вопроса:

– И что ты предлагаешь?

На это у сестры ответа не находится. Она судорожно вздыхает.

– Я боюсь, Али.

Я беру её за обе руки. Они трясутся.

– Я тоже, сестрёнка. Но неизвестность лучше сутенёра.

Нет, ну действительно же лучше! Правда, же?

– Помнишь, Том показывал нам то место, где прутик забора двигается? – решается Анита.

Я киваю, и мы шмыгаем в кусты. Волосы цепляются за веточки и, прежде, чем мы пробираемся к спрятанному за зеленью участку забора, через который можно пробраться наружу, моя ленточка для волос отвязывается и оказывается в обществе листьев.

– А я говорила, что надо косы заплетать, – хмыкает Анита, когда я обнаруживаю пропажу. Хвостик на боку у меня распался – и золотые волосы оказались рассыпанными по плечу. Точнее, не совсем золотые.

За забором – брусчатка. Оно и не удивительно – кто бы нас ни принёс на крыльцо семь лет назад, он закинул нас в столичный приют. Мимо нашего здания нередко проезжали дорогие кареты.

– Думаю, лучше идти по людной улице, – рассуждаю я на ходу, снимая ленту со второго хвостика и собирая волосы в один. – Так нас труднее будет найти в толпе.

Мы с сестрой поворачиваем – и тут же выходим на оживлённую площадь. Мы знали, что она где-то поблизости, но не думали, что настолько близко. Малюток, вроде нас, за пределы приюта ещё не пускали. В отличие от девятнадцатого века нашего родного мира, дети здесь дольше считались детьми.

– Здесь довольно шумно, – Анита жмётся ко мне ближе, оглядывая народ вокруг. Похоже, сегодня какой-то праздник. Вокруг полно лавочек с торговцами, горожане ходят группами и переговариваются, а ещё играют музыканты. Большинство одеты просто, но, кажется, мелькают и одежды подороже.

– Нам же на руку, – успокаиваю я близняшку. В отличие от неё, я не боюсь. Я… в восторге. – Мы… давно не гуляли так.

Анита смотрит на меня внимательно, потом неуверенно улыбается.

– Ты права, давно.

И вдруг мы одновременно замираем. Моя рука крепко сжимает руку Анни. Носик втягивает воздух.

– Чувствуешь? – шепчу я сестре на ушко.

– Какао пахнет, – восторженно отвечает Анита. Запах любимого напитка перебивает даже её страх.

Нас словно по воздуху несёт к открытым дверям небольшого кафе на площади, откуда идут настолько родные и чудесные запахи, что плакать хочется. Я обожала сладкое в прошлое жизни. И Анни его тоже любила. Но в приюте, ясное дело, мы не были балованы такой роскошью.

– Ну, по крайней мере, мы знаем, что здесь есть какао, – пожимаю я плечами, с завистью и текущей слюной глядя на девочку в прелестнейшем платьице, что сидит со своими родителями за одним из столиков в кафе.

– И счастливые семьи, – дрожащим голосом добавляет Анита.

Мы редко говорим с ней об этом, но… нам бы хотелось, чтобы нас удочерили. Мы не слышали причин, по которым наши родители в этом мире нас оставили, не знаем, умерли ли они или просто бросили нас. Но, хоть мы и были друг у друга, телами мы были детьми, вследствие чего и ощущали себя ими, хоть и старше сверстников. А дети нуждаются в семье. В родителях, защите и ласке, которых у нас не было!

– Девочки, вы потерялись?

Подскочив на месте, я резко оборачиваюсь и упираюсь взглядом в чужие длинные стройные ноги. Сглотнув, я высоко задираю голову, но у меня не получается рассмотреть лицо внезапного собеседника-великана ровно до тех пор, пока он не преклоняет колено, как рыцарь.

– Ох, – изо рта сестры вырывается поражённый вздох. Я её понимаю.

Чёрные непослушные волосы обрамляют красивое молодое лицо незнакомца. У него молочно-белая кожа, словно он совсем не восприимчив к палящему солнцу, зелёные глаза, прямой нос и такая мягкая улыбка, что будь я постарше, у меня бы сердечко чаще забилось. Мужчина не кажется страшным, но внешность обманчива, нам ведь с сестрой всё же не совсем-совсем семь лет!

Я встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и мой хвост покачивается на свету.

– Это же… – незнакомец чему-то удивлён, он протягивает руку, словно зачарованный, но, увидев, что мы с сестрой пятимся, резко её одёргивает. – Я прошу прощения, юные леди. У вас очень интересный цвет волос.

Тааак… пошли странные комплименты. Анита опасливо оглядывается, я же стараюсь не отводить взгляда от мужчины.

– Обычный, – буркаю и жду, что увидев проявление недружелюбия с нашей стороны, незнакомец отстанет. Не станет же он что-то делать на переполненной народом площади?

Но он так и сидит перед нами на коленях.

– Должно быть, я вас напугал, – вдруг понимает он и, склонив голову, представляется: – Сэр Клод Лоял, рыцарь герцога Колденхарда. Доводилось ли вам слышать о герцоге Колденхарде?

Анита дёргается. Крайне восприимчивая, она-то сразу вспоминает о том, кто такой герцог Колденхард, а вот я не соображаю, пока она не произносит:

– Вы рыцарь Хозяина Теней?! Извиняемся, если проявили грубость!

Хозяин Теней? Постойте, тот самый Хозяин Теней, которым нас пугали на ночь воспитательницы? Единственный маг в империи, обладающий способностями повелевать тенями? Сильный, быстрый и смертоносный, подобно чудовищу?! Этакий здешний Тёмный Властелин?!

– Да, мы извиняемся! – после щипка со стороны Анни, спешно добавляю я.

– Но вы же ничего не сделали, – рыцарь пребывает в недоумении, но недолго: – Но, если вы чувствуете себя виноватыми, не откажетесь от угощения? – он кивает в сторону кафе.

Аниту начинает трясти. Я же… настороже. Непонятно, что страшнее: отказать рыцарю единственного герцога империи, мужчине явно благородного происхождения, или согласиться? Незнакомцы, желающие угостить детей, ничего хорошего не несут. Вот уж… сбежали от сутенёра непонятно к кому!

Внезапно рука Анни очень крепко сжимает мою, а потом она тянет меня в толпу. Я плетусь за ней следом, поражённая её внезапным шагом.

– Стойте! Подождите! – кричит рыцарь нам вслед, но мы с сестрой упорно проталкиваемся через толпу, пока не оказываемся на другом конце площади.

Анита утягивает меня в проулок и тяжело дышит.

– Давай вернёмся?

Я смотрю на неё и уже не могу сказать однозначно, что это плохая идея. Может, Мэри не позволила бы нас никому отдать? Хотя, что может воспитательница против хозяина приюта?

– Из огня да в полымя, – вздыхаю я, прислонившись к стене. – И чего этот рыцарь от нас хотел?

– Даже думать не хочу! – отрезает близняшка и тут же себе противоречит: – А вдруг он хотел отдать нас Хозяину Теней? Он же чёрный маг, да и герцог к тому же, мало ли, что он делает с детьми… Не зря нас им постоянно пугали!

– Да ну… вряд ли всё настолько плохо, – сомневаюсь я. – Родственнику императора, конечно, могут многое спускать с рук, но не всё же…

– Так потому этот сэр Клод и хотел привести ему потерявшихся детей! – припечатывает Анита.

Я вздрагиваю:

– У тебя слишком богатое воображение.

– А ты слишком беспечна!

Напряжённость момента внезапно разрушает протяжное урчание моего живота. В приюте уже должно быть время ужина. Анита хмыкает.

– Вечно ты о еде думаешь.

– Я же ничего не сказала! – возмущаюсь я и стукаю её кулачком по плечу.

– Девочки!!! – знакомый голос и обычно мягкие руки крепко хватают за плечи. – Вот вы где, негодницы! Мы вас все обыскались!

Мэри, в своём чёрном платье воспитательницы, в котором наверняка даже вечером жарко в такое тёплое лето, хватает меня и Аниту за крохотные ладошки и сжимает, как в тисках. Она никогда так раньше не делала.

– Вы хоть представляете, как заставили нас волноваться?! – отчитывает она, выводя нас на площадь и практически таща за собой. – Не ожидала подобного от вас! Вы меня очень, очень разочаровали!

– Мэри, мы… – пытаюсь вставить слово я, напуганная и немножко чувствующая вину.

– Воспитательница Мэри, Алесса! – шикает на меня девушка. – Где твоё воспитание?

От неожиданно резкого тона Мэри я прикусываю язык и переглядываюсь с Анитой. Она прикладывает указательный палец свободной от хватки руки к губам.

Через десять минут нас вталкивают в комнату на третьем этаже приюта и запирают дверь на ключ. Другие дети за нашей спиной, выходящие из столовой, перешёптывались, пока нас вели туда. Никогда прежде мы не попадали в комнату наказаний.

Комната наказаний маленькая и тёмная. Здесь есть окно, но оно закрыто тканью, прибитой к нему, и пропускает очень мало света. Стоящие у стены в ряд кровати занимают почти всё пространство комнаты. Здесь ни игрушек, ни стола, ни книг, ни фонаря или лампы, чтобы попавший сюда сидел в тишине и думал над своим поведением.

– Ужином нас явно не покормят, – вздыхаю я, сползая на пол по деревянной обшарпанной двери за спиной.

– Хватит думать о еде! – Анни присаживается передо мной на корточки и тычет пальчиком мне в складку между бровями.

– Но я есть хочу! – хнычу я.

– Я тоже! Но… – Анита прикусывает губу. – Как думаешь, хватит сил содрать? – она кивает на ткань на окне.

Я мотаю головой:

– Нет. Ткань плотная, тяжёлая, прибитая. И окно не открывается. Даже если разобьём стекло, спуститься вниз не сможем: ни балкона, ни карниза.

– Так ты-таки подумала об этом!

– Конечно! По-твоему, я только о еде думать способна?! – лёгкий удар моим кулачком приходится сестрёнке в лоб. – Да и разве ты не хотела вернуться?

Анита одаряет меня злым взглядом и молчит.

– Анни? – выдавливаю из себя спустя вечность молчания.

– А? – откликается близняшка.

– Даже если нас всё-таки продадут, возможность сбежать должна подвернуться. Нам ведь семь лет. Мы сейчас бесполезны.

– Тут наверняка есть извращенцы!

– Да я тебя успокоить пытаюсь!

– А ты не пытайся!

Мы снова погружаемся в давящую тишину, нарушаемую лишь редким урчанием наших животов да звуком дыхания. Как вдруг!..