Я, едва дыша от физической нагрузки, наконец оказалась на чердаке. И вовремя! Так как под башней раздался мрачный, недовольный и крайне злой голос:
– О прекрасная, мать твою, Брунгильда! Будь моей женой!
– На втором этаже – две ванные комнаты, большая гостиная-столовая и моя спальня – во-о-он та дверь слева. Запомни.
– Запомню, – серьезно ответила я. – Ванные – справа, гостиная – прямо, а налево порядочные девушки не ходят.
– Фи, таки какие вы капризные, – фыркнула я и пафосно продолжила: – Между прочим, перед тобой гордость всего советского народа! Опробованные поколениями мужчин трусы! Максимально доработаны и усовершенствованы!
Не ржать… не ржать… не ржать! Мила, держись!
– Сомнительная гордость, девочка Мила. Неси другие панталоны!
Извлечение пакета с семейными трусами и триумфальное раскладывание их на кровати было воистину эпично. Мы с Кляксом взирали на семейники с самыми разными чувствами.
Я – очень стараясь не ржать в голос.
Клякс – с отвращением.
– Что это?
– Панталоны, – серьезно представила их друг другу я.
Легла, закуталась в одеяло так, что даже нос не торчал, и отвернулась к стенке, приготовившись отойти в мир снов.
Две минуты… Пять… Десять…
Овечки давно заколебались прыгать через заборчик, а сна ни в одном глазу!
Я перевернулась на другой бок.
– Ботинки в коридоре повыше убери, мало ли, он метит, – мстительно сообщила я и, поймав возмущенный фиолетовый взгляд, подавила детское желание показать язык.
– Думаешь, метит? – всерьез обеспокоился Миша за свою дорогущую обувку.
– Конечно! Он же некастрированный! Пока еще… – озвучила я очередную гадость и ухмыльнулась.
В глазах кота были шок и неверие.