Но пока Лель просто пел. Пел и играл, снова сжимая струны своего проклятого инструмента до побелевших пальцев. Играл, как на нервах. Одна песня сменяла другую, и музыкант постепенно успокаивался, хотя несколько строк из исполняемого наводило на меня ужас и морозом проходилось по коже:
Ночь. Твой мир – это ночь, где лица без глаз,
Где птицы поют, как ржавеет металл,
Ты просишь огня, ты хочешь забыть,
Ты молча зовешь: «Убейте меня!»
Не веришь луне, и слезы, как воск,
Застынут на стрелках часов и тогда:
Твой мир,
Твой сон,
Твой бред,
Твой стон,
Рождают меня,
Я кукла твоя.[5]