Первый поцелуй

Не хватало времени. Ни на что. Учеба, выпускной класс, решение задач  по физике, присланных с подготовительного отделения Хабаровского Института. А еще: хоккей, ракето-строительный кружок, фото-кружок. В поисках куропаток стоптаны, которые по счету, валенки. Все важно  успеть. И третий класс по гитаре. Подготовка к выпускному по гитаре, концерт. И Ты замечаешь Её. Да, её зовут Ксения, Оксана, точнее. Но по-домашнему, все давно привыкли к Ксении. Это красиво, это ласково. Она учится в другом классе, в другую смену. Такая маленькая со своей полной гитарой. Просит тебя помочь – набрала для концерта сборников с произведениями Карулли, Маттео Каркасси. Тяжело: её за ними и не видно. А еще тащить портфель – она только что из школы.  Ты легко соглашаешься.

Искрится падающий снег, звонко ломаясь под ногами. Вы не дошли до Центральной улицы. Обоих парализовало молнией. Она бешено схватила обеими руками тебя за шею.

Почему там болят губы? И привкус соленого во рту?

Потом, дойдет, что впился в ее алый ротик так, что прикусил свою губу. Целовались в засос. Сошли оба с ума.

Два дурака. Два отличника Средней школы. Два медалиста. Два успевающих – на все: на звездное небо, на телефонные звонки без повода. Просто, чтобы услышать вновь. На зияющую дыру Колымского небосклона. На «ну, всё – я пошел», и опять на тебе Её руки. И вновь, на губах чувствуешь соль.

И вновь. Уроки, подготовка к экзаменам. И школьным, и ВУЗовским. И надо успеть сбегать проверить силки на 7-ом километре. Сегодня четверг – бегом на математический кружок – там тебе откроют очередную тайну про "вышку", высшую математику. Ты вновь окунешься в "Не Эвклида".

Нужно обязательно успеть. Она не простит, если ты дашь слабину, и станешь хуже готовить: этюды и писать сочинения, решать свои сверх-задачи под *. Только этюды на Третьем курсе гитары Ты выбираешь сам – более звенящие. А сочинения станешь писать более пронзительные.

Потому, что нужно все успеть. Чтобы в награду тебя, опять обвили маленькие, но её сильные руки. И опять, соленый от крови, привкус во рту.

Серый, из Дозора.

Знаете такого – Сергея Лукьяненко, и его знаменитые Дозоры? Один из них – Сумеречный Дозор. Как я оказался Там, сейчас расскажу.

Я пробирался по берегу бесконечной реки, в тумане. Яркий свет делал его молочно-белым. Казалось, наступил рассвет, и туман сейчас рассеется. Но чем дальше я шел, тем оттенок света не менялся. Немного напоминало, как будто где-то сверху включили огромную лампу «Дневного света». И он матово струился по туману. Было нехолодно, несмотря на близость реки. Тишина, как будто набилось ваты в уши, или заложило при простуде. И ни одного дуновения ветерочка. На берегу было много различных кустарников. Просто какие-то заросли. Но листьев на веточках не было. Все было молчаливо и величаво. И яркий свет, струящийся бесконечно сверху.

Ни птиц, ни зверей не было. Никто не чирикал. Река не шелестела порогами. Кругом ни души. Я уходил всё дальше и дальше по реке. Людей тоже не было. Молчаливо и спокойно. Мои руки были странного света – серыми. Я всмотрелся в свое отражение в реке. Там на меня смотрел Серый Я. Наверное, это из-за этого призрачного молочного тумана. Но меня это не пугало. Видимо, тут так и надо.

Вдруг, я услышал. Звук. Он был как из трубы. И очень далеко.

– Саша! Саша! Вернись!

Неожиданно свет кончился. Я вынырнул из такого теплого и светлого небытия. Надо мной, на коленях, стояла жена. Она била меня в грудь. На меня что-то капало. Дождь? Но светило еще Солнце, на небе ни облачка. День клонился к закату. Это был не дождь – жена размазывала сопли, слезы.

– Ты не дышал! И пульса не было! Ты упал у машины. И перестал дышать. Саша, Тебя так долго не было…

Откопали. Люди…

Мой двоюродный брат, работал на Колыме и знал, что человек быстро замерзает на лютом морозе. И он, однажды, спас пьяную женщину, просто откопав её из снега. Привел в свой дом, напоил горячим чаем. Она – совсем запитая, алкоголичка, побитая, грязная… Он ее проводил до барака. Замечательно?

А на 8 Марта, он сильно поддав, решил сократить путь до своего дома, начал перелезать через соседский забор. Поскользнувшись, упал, ударившись головой о какую-то железяку, потеряв не только сознание, но и Жизнь. Было еще не поздно, даже освещение еще не зажгли. Соседки слышали шум в огороде, но не вышли.

Долго бегала по поселку,  трезвонила всем по телефону – моя мама, что не могла найти своего племянника – моего двоюродного брата. И долго звонили ЭТИМ…типа, людям.

Брата нашли только утром.

Спас ли Ты, хотя бы одного больного, доктор?

– Точно, или точно?

– Точно, мы люди тверёзовые, а не какие-то там…

(«Место встречи изменить нельзя»)

В жизни любого врача всегда возникает вопрос, а точно ли спас, сам, лично, хотя бы одну жизнь. Вопрос описан у знаменитого кардиохирурга, когда у него спросили, точно ли он спас хоть одну жизнь за свою врачебную практику. И Кристиан Барнард ответил, что на заре своего врачевания, будучи молодым специалистом в Африке, он реально спас чужую жизнь. У вождя племени заболел пневмонией сын. А верховный жрец настаивал лечить воспаление легких у ребенка, старым шаманским способом: обернуть шкурой, только что убитой черной козы. Вождь дал врачу льшь три дня, не вылечит врач – будут убивать черную козу. Но врач вылечил мальчика антибиотиками, таким образом, спас жизнь козы.

Дежурство моё проходило как обычно. Областная взрослая больница, в воскресенье, работала в режиме non stop. Приезжали и отъезжали Скорые, в отделениях у больных повышалось или понижалась: у кого артериальное давление, у кого – температура. То бегали в гематологию, спасать от развившегося кровотечения, то тут же вызов в реанимацию, к больному с бронхиальной астмой. Всё как обычно. Рутина -та,что сжигает враечй до тла, губит анестезиологов, реаниматоров, хирургов и кардиологов, не дав им шанса дожить даже до 60. Около полудня, в приемное отделение залетела молодая красивая женщина с криками «Спасите моего сына!» Амурская областная клиническая больница – это больница для взрослых, хотя в те годы, в старой Областной, было еще два детских отделения для Области. Но там, в воскресные дни не было детских врачей. И мы, в приемнике, во время дежурства, могли оказывать лишь неотложную помощь, но вопросы о госпитализации могли решать только больным из области. Городская больница – она и есть больница для городских больных.  То есть подростка,  нужно было просто отправить по Скорой в другой конец города.

Только мальчишка был уже при смерти, в эпистатусе. Опыт лечения эпилепсии у меня был – сразу после окончания института, я отрабатывал три года именно детским неврологом – тогда была напряженка с педиатрами, и мне смогли предложить только детскую неврологию. Три года в неврологии не прошли даром, а еще долго меня привлекали для консультации по детской неврологии, даже при работе на кафедре пульмонологии, у профессора Ю.С.Ландышева. Быстро организовать госпитализацию, восстановить проходимость дыхательных путей,   начать неотложку, и поместить в детское неврологическое отделение – было делом чести.  И даже предстоящая выволочка НачМеда, за госпитализацию городского ребенка в областную больницу, не пугала. Нужно было спасти мальчишку.

Позже, когда кризис миновал, его мама подошла ко мне. «Я – юрист, и Я очень хороший юрист. Если нужна хоть какая-то помощь, сейчас или когда-нибудь, обращайтесь – Вы только что спасли моего сына».