Введение

Этот малый отрезок времени – чуть более года в моей жизни и работе – почему-то ярче всего врезался в память.

Прошло более 50 лет, но все люди и события того времени так и не истёрлись в памяти. Что здесь было причиной – не ясно мне до сих пор. Природа? Так она очень похожа на Северный Урал, где я родился и прожил большую часть времени. Экстремальная ситуация? Так я их имел значительно больше, работая на Приполярном Урале. Несомненно есть что-то притягивающее в Красноярском крае, что заставляет память возвращаться к тем временам и событиям. Имеющиеся в этой книге оценки, а также отдельные акценты на условия жизни и организацию работ – моё личное мнение. Тем не менее с годами, по мере знакомства с работой других геологических организаций, эти оценки нашли своё новое подтверждение. Однако в те далёкие годы не все и не всё могли делать правильно. Одни не умели, другие не могли – мешала строгая регламентация всего и вся. А третьи, преодолевая или ломая преграды, добивались запланированных результатов. Тем не менее жизнь двигалась вперёд.

Выбор места работы

Рис. 1: Автор, 1960 г

Весной 1959 года перед окончанием Свердловского горного института, ещё перед защитой диплома, нам предстояло распределение на работу. Чем руководствовался я при выборе? В первую очередь всё той же романтикой профессии, которая у меня не пропала за 5 лет учёбы. И уже на втором месте, но не дальше, стоял финансовый вопрос – надоела постоянная стеснённость в средствах, и, в результате этого, зависимость от прихоти других людей. Я давно понял, что истинная независимость человека наступает только при его финансовой состоятельности. Я, конечно, не имею в виду полную независимость – она не может быть полной от общества, где ты живёшь.

Результатом таких рассуждений и пристрастий стало моё стремление уехать куда-нибудь на Север – Магадан, Чукотку или Норильск. Привлекательны были и "Дальстрой" и другие "…строи". Все мы о них знали из рассказов студентов, которые были там на практике. Правда, знания наши были очень поверхностны, может быть в силу режима секретности, существовавшего в то время. Мы, например, не знали, что все эти "…строи" находились в своё время в системе МВД и использовали труд заключённых. Что после смерти Сталина их вскоре начали реформировать и чаще с большим вредом, чем с пользой. Мы также не представляли себе, что "Дальстрой", и, например, какие-нибудь "Енисейстрой" или "Колыванстрой" – это две огромные разницы. В общем, вместо того, чтобы проконсультироваться со знающими людьми, мы попёрли напролом.

Когда вывесили список мест под распределение, то многих ждало разочарование – места были значительно хуже, чем у прошлогоднего выпуска. Совсем не было мест на Север в моём понимании – ни Магадана, ни Норильска, ни других знакомых названий. Было 10 мест в Туркмению и ещё в какие-то среднеазиатские республики. Урал и вокруг него единичные места по разным областям. Особняком стояли 2 места – одно какой-то "Колыванстрой", другое "Енисейстрой". Оказалось, что мои желания уехать на Север разделяли многие из выпускников, но мест не было. Тогда многие нацелились на эти два "…строя". Всё должна была решить очерёдность, в какой мы пойдём на распределение. Первым номером в списке из двух групп деканат поставил старосту нашей группы Колю Лыкова. Неожиданно для меня я оказался в списке номером 2. Оценки у меня и Коли в зачётках были не самые лучшие, но места в списке распределялись, оказывается, с учётом общественных заслуг перед факультетом и институтом. Видимо, учли моё участие в инструментальном ансамбле института последние 3 года, а также выступления на спортсоревнованиях за факультет в первые два года учёбы. Как и ожидалось, ничего неожиданного не произошло – Коля взял "Колыванстрой", а я, соответственно, забрал "Енисейстрой". Некоторые ребята предприняли отчаянную попытку найти что-либо кроме списка. Коле Лобанову это удалось – деканат отдал ему не взятое геологами место в Магадан. Казалось, что страсти улеглись, но не тут– то было. Сразу после защиты диплома на нас двоих наткнулась какая-то пара вербовщиков – они предложили нам приехать в п. Верхняя Пышма на переговоры. Мы поехали туда, нашли их и они очень скупо, но довольно ясно рассказали нам, что ехать нужно в Южную Якутию, район п. Чульман и заниматься там алмазным бурением, что в те годы было чрезвычайной редкостью. Мы ответили, что согласны, но выехать можем только через два месяца – нам предстояла стажировка в войсках, без которой нельзя было и диплом то получить. Однако они давали очень жёсткий срок – выезд не позднее чем через 2 недели. Таким образом ещё один, уже настоящий Север, пропал.

Уже позднее, через несколько лет, я узнал подоплёку тех событий. В южной Якутии было открыто крупное урановое месторождение, и, чтобы форсировать его разведку, было принято решение закрыть в г. Ворошиловск-Уссурийский малоперспективную экспедицию и перебросить её ресурсы туда в район Чульмана, одновременно значительно расширив там объёмы работ. На таких месторождениях расширение объёмов работ достигается, в основном, за счёт бурения. Значит потребовалось много инженеров-буровиков. С этой целью вербовщики и приехали на Урал. Уже позднее эта экспедиция получила название Приленской, и я следил за её успехами в области технологии бурения по нашим отраслевым журналам. Успехи её, как и других экспедиций Первого Главка, занимающихся поисками и разведкой урановых месторождений, были впечатляющими. В 70-е годы они вырвались вперёд, по многим показателям обогнав обычные экспедиции Союза.

Уже после защиты диплома, у меня был разговор с заведующим нашей выпускающей кафедры Георгием Ильичём Неудачиным. Он предложил мне летом возглавить практику группы студентов, и потом ближе к осени определить и мою дальнейшую судьбу. Он имел в виду оставить меня при кафедре на инженерной работе с последующим переходом в соискатели. Поступать в аспирантуру сразу, без стажа, было нельзя. Для меня этот факт интересен тем, что он разглядел у меня некоторую склонность к аналитике и исследованиям, о которой я в те годы и не подозревал. Для себя я считаю началом такой работы только середину 60-х годов. Я же поблагодарил его за такое доверие и отказался – мне в принципе не нравился Свердловск как место постоянного жительства.

Дорога

Летом я получил направление на работу и другие проездные документы. Внимательно их просмотрел и нигде не обнаружил слова "Енисейстрой". В документах стояла Сибирская экспедиция геологоразведочного треста № 1, который располагался в Москве по адресу ул. Б. Тульская, 52. Экспедиция располагалась в п. Ново-Пашино, в 7 км от г. Енисейск Красноярского края.

В начале августа начались хлопоты с билетом. Трудности возникали по причине того, что основной путь в Норильский промышленный район пролегал через Красноярск (водой по Енисею или воздухом), а в конце августа все отпускники с детьми школьного возраста всегда возвращаются домой. Кроме того, через Транссиб в те годы ехали и на другие Севера тоже. Авиации в те годы было очень мало, она была дорога, и пользовались ей только в случае отсутствия других путей. Конечно, я мог выехать неделей позже и спокойно доехать, но боялся опоздать даже на один день – настолько был тогда законопослушный человек. Билет с трудом, но достал в плацкартный вагон на боковую полку. Начались сборы. Мама, как всегда, хотела, чтобы я взял побольше тёплых и полезных вещей. Пришлось пойти методом исключения – определить количество тары в руки и её загрузки, начиная с приоритетных вещей. Определил, что взять надо чемодан средних размеров и рюкзак. Разложил и положил в чемодан ружьё, к нему же привязал малокалиберную винтовку и спиннинг. Боеприпасы и прочую рыбацкую мелочь сложил в рюкзак. Пришлось взять и зимнее пальто. В целом получился очень солидный вес. Удалось в чемодан ещё вложить костюм, тёплое белье и разную мелочёвку. Рабочую одежду я рассчитывал получить на месте.

Выехал на поезде до Свердловска и там уже пересел на свой поезд, который шёл через Красноярск до Иркутска. По расписанию он должен был прибыть через 4 суток, но на несколько часов опоздал. Ехать в конце августа по Транссибу – совершенно несусветная маята. Все вагоны забиты под завязку людьми, возвращающимися из отпусков. Духота в вагонах и масса детей, которые беспрерывно бегают из интереса в туалет, создают там большие очереди, топчут ноги в проходах. Окна не открывают, чтобы не простудить детей. В вагоне-ресторане тоже очереди, а на остановках в Сибири почему-то съестного в те годы продавалось мало. Я, в основном, смотрел на проходящие за окнами ландшафты и вспоминал слова нашего учителя географии Цепелева Я. В. о том, что Западная Сибирь – это ровная, как стол поверхность, с полями и перелесками. Потом я обратил внимание на реки Иртыш перед Омском и Обь перед Новосибирском, а также на очень красивые, ещё царской постройки, клёпаные мосты. Реки, конечно, были большие, но из окна вагона впечатление несколько смазывалось. Про вокзал в Новосибирске я ещё ранее слышал, что по объёму и размерам он то ли первый, то ли второй в Европе. Там была стоянка около 40 минут, и я специально вышел из поезда его посмотреть и купить газет. Действительно, оказалось очень большое здание с красивой архитектурой и массой помещений.

Наконец, в начале 5 суток, с опозданием, поезд прибыл в Красноярск. Начинался совершенно неизвестный путь дальше, куда вело, как оказалось, три дороги. Я решил сдать вещи в камеру хранения и уже налегке начать искать пути и билеты для дальнейшего путешествия. Первым делом решил нормально покушать за более, чем 5 суток пути. Зашёл в ресторан железнодорожного вокзала. Меню было не очень богатым, но я обратил внимание на блюдо под названием "Стерлядь жареная". Конечно, я про такую рыбу в книгах читал, знал, что еда из неё вкусна, но никогда не пробовал, и заказал. В жареном куске рыбы далеко не всегда по его облику можно определить название, но по вкусу знаток скажет всегда. Знатоком стерляди я не был, а кроме этого имел неосторожность сказать официантке, что никогда её не кушал. Полученное блюдо я, конечно, съел, но это был в лучшем случае кусок язя или сорожки, в чём и убедился позднее, когда покушал настоящую стерлядь.

Сначала я поехал на речную пристань, чтобы теплоходом уплыть до Енисейска. Там обнаружилось, что на отходящий через несколько часов пароход ещё старинной постройки, который отвозил ещё тов. Ленина В.И. в Шушенское, мест нет вообще никаких. Даже билеты так называемого 4 класса – места для сидения на верхней палубе около дымовой трубы – все раскуплены. Ближайший теплоход до Дудинки, куда были билеты, отходил через 3 дня. Пришлось бросить реку и поехал на автовокзал. От Красноярска до Енисейска была грунтовая проезжая дорога без асфальта и расстояние 350 км Автобусы ходили маленькие, и по этой раздолбанной трассе они шли 12 часов с остановками в каждой деревне, коих по левому берегу Енисея было бесчисленное множество. Оказалось, что и на автобусы мест тоже нет на ближайшие дни. Пришлось и отсюда уезжать. Поехал на такси в аэропорт – это оказалось сравнительно недалеко. В то время реактивная авиация в Сибирь ещё не дошла, и аэропорты располагались рядом с жилыми кварталами. Здесь был совсем другой климат и народ. Люди все степенные, большинство хорошо одето, многие в кожаных пальто. Летели, в основном, в Норильск. Большинство рейсов туда были беспосадочными на самолётах ИЛ-12 и ИЛ-14. Я посмотрел для интереса цену билета туда – оказалось 870 руб., по тем временам цена хорошего костюма. Поближе, начиная с Енисейска, летали тоже поршневые ЛИ-2 (бывший "Дуглас-ДС-3"). Это были 18-ти местные (в пассажирском варианте) поршневые двухмоторные надёжные самолёты. Только на Енисейск был один рейс в сутки и ещё несколько рейсов на Северо-Енисейск, Ванавару, Туру, которые делали промежуточную посадку в Енисейске. Билеты были свободно, я взял на один из рейсов в этот же день и тут же поехал на вокзал за вещами.