Часть первая

Глава первая

Железные двери центральных ворот, около которых всегда толпился народ, в основном женщины с какими-то сумками, пакетами и робкой надеждой в глазах, отворились. Оттуда в суету женских тел вышли двое мужчин. Еще не пожилых, одетых в одинаковые ватники, сапоги и цигейковые, не по сезону – на дворе был только август – шапки. Мужчины сразу же попали в окружение тех, кто толпился у ворот, так как ни у кого не вызвало сомнения, что зона выбросила к ним отсидевших свое зэков. Со всех сторон посыпались вопросы:

– Из какого отряда?

– Кулешова Васю не знали? Из второго…

– А Кулебу?

Много вопросов, но вышедшим из зоны было не до них. Машинально отвечая невпопад, они пробились сквозь живой заслон и пошли улицей, зажатой с одной стороны высоким, с проволочной паутиной забором, с другой – глухой деревянной оградой, за которой виднелись крыши бараков обслуживающего персонала исправительного учреждения и ветви фруктовых деревьев.

Бывшие зэки остановились, пройдя метров сто пятьдесят, закурили.

– Ну вот, Серый, и воля!

– Да, воля… – поежившись от пронизывающего ветра, ответил тот, кого назвали Серым, – Серов Иван Фомич, оттянувший свои семь лет за разбой.

Подбили его в свое время кореша бомбануть один магазин на отшибе. Бомбанули! И тут же на ментовской патруль налетели, а Гвоздь – мудак, еще и обрез вытащил. Вооруженное сопротивление при задержании заработали ни на чем, а вдогонку и пару лет кичмана на каждого. Гвоздю, тому червонец врубили, а ему, Серому, за то, что даже в магазин не вошел, а только рядом стоял, семерик! И без базара! Групповуха!

И теперь вот – воля, такая долгожданная там, за запреткой, и какая-то обыденная сейчас, здесь, на мокрой улице…

– Куда дальше? – спросил Малой – Большаков Евгений Александрович.

Молодой крупный и крепкий парень, он на прежней зоне имел погоняло К-700 за свою непомерную силу. Здесь его назвали Мало́й, чему сам Евгений был не против. По жизни он был сиротой, воспитывался в детском доме, из которого его определили на курсы трактористов и отправили по окончании в один из разваливающихся и спивающихся колхозов. Там Евгению понравилась одна девушка. Но вот беда, за ней ходил местный деловой. А девушка потянулась к Евгению. Деловой со своими делопутами решил проучить наглого чужака, заманив его как-то за деревенский клуб. И «проучил»! Сам-то ушел в сторону, а вот двое его корешей так и остались лежать замертво на песке после двух сокрушительных ударов Жени Большакова. Ему бы остановиться на этом, дураку, но Женя принадлежал к той категории людей, которых лучше не «заводить». А его «завели». И вскоре у реки к лодкам был прижат местный деловой. Хоронить его не пришлось, река унесла тело местного авторитета, никакие поиски не помогли. А Большакову дали восьмерик, по совокупности, учитывая первую судимость и смягчающие обстоятельства, выявленные по ходу следствия!..

– Знать бы, Малой… – Серый осмотрелся.

Осенний неприветливый пейзаж, ветер и начинающийся дождь настроения не прибавляли. Не то что вчера, когда они с братвой затеяли отвальную. Вчера за ведром чифиря все представлялось в ином свете, а главное, была уверенность в том, что завтра все изменится. Впереди – воля, а что может быть желанней для зэка?

И теперь вот она, воля, перед ними, уходящая вперед и назад грязной улицей, смотрящая на них нависшими свинцовыми тучами и окропившая первыми каплями мелкого дождя. Воля!

Бывшие зэки, натянув поглубже шапки, двинулись в сторону центра поселка, туда, где была хоть какая-то жизнь и не было этой обвисшей с черных длинных жердей ржавой проволоки. Как не было и угловой вышки, с которой за ними, словно они до сих пор являлись объектом охраны, закутавшись в плащ-палатку, внимательно следил часовой.

Они приближались к станции, когда им навстречу вышел дед с широкой окладистой бородой. Он вышел так же, как и они, из-за поворота. В длинном плаще с капюшоном, частью скрывающем лицо. Шел он по стороне, где остановились прикурить бывшие зэки. Серый и Малой заметили его, но внимания не обратили. Идет себе дед, ну и пусть идет! Но тот около них остановился. Осмотрел взглядом колючим, цепким. Спросил неожиданно крепким, далеко не старческим голосом:

– Ну что, бродяги, откинулись?

– Откинулись! – ответил Серый.

– Это хорошо! Долго чалились?

– Тебе, старый, какое дело до этого? – в разговор вступил Малой.

– Ты прав, паря, никакого! Только я там, – указал дед в сторону зоны, – червонец свой от звонка до звонка отмотал! Но базара нет, не хотите говорить – за язык не тяну. Дело ваше. Вы теперь птицы вольные, летите, куда нелегкая занесет!

Сказав это, он повернулся, собравшись продолжить свой путь, но его остановил Серый:

– Дед! Погодь! Побазарим!

Дед остановился.

– Эх, горемыки! Под дождем базарить будем али, может, ко мне в хату пройдем, она тут недалече?

Услышав столь привлекательное приглашение, Серый с Малым почти в один голос ответили:

– Да на хате было бы ловчее!

– Ну, так пошли! Краем тропы идите, чтобы грязь за собой не тащить!

Троица, ведомая дедом в плаще, свернула в переулок.

Хата имела две небольшие комнаты, одна из которых служила кухней, а другая была разделена надвое настоящей русской печью собственно на комнату и занавешенную цветными завесями спальню. Были еще сени, метр на три, с выходом на покосившееся крыльцо. Все это, крытое латаной-перелатаной шиферной крышей, и составляло жилище деда Ефима, как представился старик у входа. И все же это был уже дом, крыша над головой. Место, где можно раздеться, согреться, обмыться, просушиться. Выспаться, наконец!

– Проходите, – дед Ефим указал на лавку возле печи. – Скидавайте все, что промокло, – я тут поищу кое-какой скарб, на время приодеть вас.

– Холодно будет, – заметил Серый.

– Не волнуйся. Это я печку не топил, два дня дома не был. Зарядим печку, до трусов разденетесь!

Старик из-под кровати, стоящей за занавесками, вытащил сундук, открыл его, и к лавке полетели штаны, рубахи, майки, свитера.

– Переодевайтесь! И давай один со двора из-под навеса дрова таскать. Топить хату будем!

Вскоре в избе стало жарко, даже форточку приоткрыли. После того как бывшие зэки обмылись над широким ржавым корытом, они уселись на лавке друг рядом с другом. Истома охватила их. Еще выпить бы и пожрать, да баб каких-никаких.

Дед словно читал их желания. Да и ничего в этом странного не было – сам прошел то же самое, сам из бывших зэков. А значит, с понятием, братву всегда поймет! Ефим накрыл на стол – чашку с дымящимся картофелем, пару селедок, консервы, крупно порезанный кусок сала, лук, чеснок, хлеб и соль. Посередине выставил две бутылки с самогоном.

– Давай, братья, налегай на то, что бог послал. Угощайтесь. Самогон – первач, почти спирт, аккуратней. Дряни нет, напряги с ней сейчас в поселке.

Выпили, закусили, закурили.

Серый спросил:

– А вообще, что за житуха сейчас?

– Это смотря о чем ты спрашиваешь, – ответил, прищурив глаз, дед Ефим, который лишь пригубил свой стакан.

– О том, что вот волю дали, а куда с ней? Что за жизнь кругом? Мы же ее через клетку и видели.

– А что жизнь? – отвечал дед Ефим. – Она для кого как обернется, кому фарт выкинет, кого в обратку на кичу кинет. Аль не знал этих истин?

– Знать-то знал. Я вот о чем, дед! Мы с Малым здесь, на зоне, слышали, что некоторые, как откинутся, на «рыжье» в тайгу уходили. В артели там разные. Правда это?

– Дома-то что, никто не ждет?

– Где он, дом этот? Был, да весь вышел, – ответил Серый. – Моя с другим живет, семья, вишь ли, у них. Туда дороги нет! А Малой – сирота, как паспорт получил, так и сел. Нам ехать некуда!

Малой поддержал товарища:

– Никто нас, дед Ефим, не ждет. Мы на зоне уже думали, решили, если получится, за эти места зацепиться.

– А кто тебе помешать может? Человек живет, где хочет! Хочешь жить здесь – живи, хочешь – кати на юга, ты свободный человек!

– Ну кто знает, может, тута какие свои особые законы?

– Законы для всех везде одинаковые, запомни это, паря. А вот насчет работы… – старик задумался, скрутил цигарку, закурил.

Серый и Малой смотрели на него.

Пауза затянулась надолго. Наконец дед Ефим спросил:

– Работу, значит, рассчитываете тут найти? В тайге-то самой хоть раз были? Жили в ней? Знаете, что это такое?

– Откуда? Не приходилось, – ответил Серый.

– То-то и оно, что не приходилось. Тайга – это, брат, тебе не просто лес! К себе она легко пускает, вот только обратно отдает с трудом! Тайгу понимать надо! И привычку таежную иметь!

– Привычка со временем приходит. После колючки ко всему привыкнуть можно!

– Можно! Согласен! Только не любит тайга чужаков.

– Так помоги, вразуми, научи! За нами не станет, я верно говорю, Малой?

– Верно!

– Ладно! Поглядим! Не пьяный это разговор. Вы давайте, расслабьтесь пока. Чего сразу о делах? В себя придите. Зона, она тоже долго от себя отпускает!

Он разлил по стаканам спиртное:

– Давай, братва, за тех, кто там, за колючкой, остался. За тех, кто срок свой тянет!

– Давай, дед Ефим! Правильные слова говоришь. За тех, кто на зоне!

Выпили. Молча закусили. Малой откинулся с блаженной улыбкой на теплую стену печки:

– Спасибо тебе, дед, за хлеб, за соль, за приют. Все ништяк! Одну бы просьбу…

– Говори, чего замялся?

– Да ты сам должон понять. Столько лет и без бабы! Нельзя ли тут, дед, шалав хоть каких найти? Платить нечем, но, может, кто так, из тех, что без мужиков живут! А, дед? С этим можно че придумать?

– Баб вам? – дед неожиданно улыбнулся.

– Ты чего? – спросил Малой.

– Да так! Вспомнил, как сам вышел. Напомнил ты мне кое-что! Ну да ладно! Вы пока тут пейте, отдыхайте, найду я вам баб, надолго запомните. Только глядите, от первача под стол к приходу дам не свалитесь!

– Ну ты че, в натуре? Все будет ништяк! Мне бы потолще, дед, а? Не жлыгу шпальную. Это Серому по херу какую, а я толстушек уважаю, постарайся, дед Ефим.

– Какие будут. Пошел я. Организую вам бордель, кувыркайтесь. У меня дела, буду часов в одиннадцать. Двери со двора на вертушку прикроете. Баб на ночь не оставлять, да я их сам предупрежу, со стола все уберете. Если еще выжрать захотите – там, в сенях за лавкой, еще литр. Найдете!

– Ну, дед Ефим, спасибо тебе! Настоящий мужик, в натуре! Не забудем, – провожал старика Малой в предвкушении скорого разврата.

– Поглядим! Из дома ни ногой. Не вздумайте по улице шарахаться, а то воля в момент кончится, менты здесь хуже псов цепных. Предупреждаю! Да и меня подставите, коли сгорите. Дома кайфуйте, горемыки!

– Базара нет! Сделаем, как сказал, отвечаю! – Малой приложил руку к сердцу, закрывая за дедом дверь.