Э́тот Ге́рманн, – продолжа́л То́мский, – похо́ж на геро́я рома́на: у него́ про́филь Наполео́на, а душа́ Мефисто́феля. Я ду́маю, что на его́ со́вести, наве́рное, три злоде́йства.[31] Как вы побледне́ли!
