I. Необыкновенный артист

Огромный берлинский цирк Буша был переполнен зрителями. По широким ярусам, как летучие мыши, бесшумно сновали кельнеры, разнося пиво. Кружки с незакрытыми крышками, означавшими неудовлетворенную жажду, они сменяли полными, ставя их прямо на пол, и спешили на призывные знаки других жаждущих. Дородные мамаши с великовозрастными дочками разворачивали пакеты пергаментной бумаги, вынимали бутерброды и пожирали кровяную колбасу и сосиски в глубокой сосредоточенности, не отрывая глаз от арены.

К чести зрителей, однако, надо сказать, что не самоистязатель-факир и не лягушкоглотатель привлекли в цирк такое огромное количество публики. Все с нетерпением ожидали конца первого отделения и антракта, после которого должен был выступить Хойти-Тойти. О нем рассказывали чудеса. О нем писали статьи. Им интересовались ученые. Он был загадкой, любимцем и магнитом. С тех пор, как он появился, на кассе цирка каждый день вывешивался аншлаг: «Билеты все проданы». И он сумел привлечь в цирк такую публику, которая раньше никогда туда не заглядывала. Правда, галерею и амфитеатр наполняли обычные посетители цирка: чиновники и рабочие с семьями, торговцы, приказчики. Но в ложах и в первых рядах сидели старые, седые, очень серьезные и даже хмурые люди в несколько старомодных пальто и макинтошах.

Среди зрителей первых рядов попадались и молодые люди, но такие же серьезные и молчаливые. Они не жевали бутербродов, не пили пива. Замкнутые, как каста браминов, они сидели неподвижно и ждали второго отделения, когда выйдет Хойти-Тойти, ради которого они пришли. В антракте все говорили только о предстоящем выходе Хойти-Тойти. Ученые мужи из первых рядов оживились. И, наконец, наступил давно жданный момент. Прозвучали фанфары, выстроились шеренгой цирковые униформисты в красных с золотом ливреях, занавес у входа широко раздвинулся, и под аплодисменты публики вышел он – Хойти-Тойти. Это был огромный слон. На голове его была надета расшитая золотом шапочка со шнурами и кисточками. Хойти-Тойти обошел арену, сопровождаемый вожаком – маленьким человеком во фраке, отвешивая поклоны направо и налево. Затем он прошел на середину арены и остановился.

– Африканский, – сказал седой профессор на ухо своему коллеге.

– Индийские слоны мне нравятся больше. Формы их тела округленнее. Они производят, если можно так выразиться, впечатление более культурных животных. У африканских слонов формы более грубые, заостренные. Когда такой слон протягивает хобот, он становится похож на какую – то хищную птицу…

Маленький человек во фраке, стоявший возле слона, откашлялся и начал говорить:

– Милостивые государыни и милостивые государи! Честь имею представить вам знаменитого слона Хойти-Тойти. Длина туловища – четыре с половиной метра, высота – три с половиной метра. От конца хобота до конца хвоста – девять метров…

Хойти-Тойти неожиданно поднял хобот и махнул им перед человеком во фраке.

– Виноват, я ошибся, – сказал вожак. – Хобот имеет в длину два метра, а хвост – около полутора метров. Таким образом, длина от конца хобота до конца хвоста – семь и девять десятых метра. Съедает ежедневно триста шестьдесят пять кило зелени и выпивает шестнадцать ведер воды.

– Слон считает лучше человека! – послышался голос.

– Вы заметили, – слон поправил своего вожака, когда тот ошибся в счете! – сказал профессор зоологии своему коллеге.

– Случайность, – ответил тот.

– Хойти-Тойти, – продолжал вожак, – гениальнейший из слонов, когда – либо существовавших на земле, и, наверно, самое гениальное из всех животных. Он понимает немецкую речь… Ведь ты понимаешь, Хойти? – обратился он к слону.

Слон важно кивнул головой.

Публика зааплодировала.

– Фокусы! – сказал профессор Шмит.

– А вот вы посмотрите, что будет дальше, – возражал Штольц.

– Хойти-Тойти умеет считать и различать цифры…

– Довольно объяснений! Показывайте! – крикнул кто-то с галерки.

– Во избежание всяких недоразумений, – продолжал невозмутимо человек во фраке, – я прошу спуститься сюда на арену несколько свидетелей, которые могут удостоверить, что здесь нет никаких фокусов.

Шмит и Штольц посмотрели друг на друга и сошли на арену. И Хойти-Тойти начал показывать свои изумительные дарования. Перед ним раскладывали большие квадратные куски картона с нарисованными на них цифрами, и он складывал, умножал и делил, выбирая из груды кусков картона цифры, которые соответствовали результату его вычислений. От однозначных цифр перешли к двузначным и, наконец, к трехзначным; слон решал задачи безошибочно.

– Ну, что вы скажете? – спросил Штольц.

– А вот мы посмотрим, – не сдавался Шмит, – как он понимает цифры. – И вынув карманные часы, Шмит поднял их вверх и спросил слона:

– Не скажешь ли нам, Хойти-Тойти, – который час?

Слон неожиданным движением хобота выхватил часы из руки Шмита и поднес к своим глазам, потом вернул часы их растерявшемуся владельцу и составил из кусков картона ответ: «10,25». Шмит посмотрел на часы и смущенно пожал плечами: слон совершенно верно указал время.

Следующим номером было чтение. Вожак разложил перед слоном большие картины, на которых были изображены различные звери. На других листах картона были сделаны надписи: «лев», «обезьяна», «слон». Слону показывали изображение зверя, а он указывал хоботом на картон, на котором было написано соответствующее название. И он ни разу не ошибся. Шмит пробовал изменить условия опыта: указывал слону на слова, заставлял найти соответствующее изображение. Слон и это выполнил безошибочно. Наконец перед слоном была разложена азбука. Подбирая буквы, он должен был составлять слова и отвечать на вопросы.

– Как тебя зовут? – задал вопрос профессор Штольц.

«Теперь Хойти-Тойти», – ответил слон.

– Что значит «теперь»? – спросил в свою очередь Шмит. – Значит, раньше тебя звали иначе? Как же звали тебя раньше?

– «Сапиенс»^[1], – ответил слон.

– Быть может, еще Хомо Сапиенс^[2]? – рассмеявшись, сказал Штольц.

«Быть может», – загадочно ответил слон.

Затем он начал выбирать хоботом буквы и составил из них слова: «На сегодня довольно». Раскланявшись на все стороны, Хойти-Тойти ушел с арены, несмотря на протестующие возгласы вожака.

В антракте ученые собрались в курительной комнате, разбились на группы и начали оживленный разговор. В дальнем углу Шмит спорил со Штольцем.

– Вы помните, уважаемый коллега, – говорил он, – какую сенсацию произвела в свое время лошадь по имени Ганс? Она извлекала квадратные корни и производила другие сложные вычисления, отбивая копытом ответ. А все дело сводилось, как выяснилось потом, к тому, что владелец Ганса выдрессировал его так, что он отстукивал копытом, подчиняясь скрытым сигналам хозяина, в счете же он смыслил не больше слепого щенка.

– Это только предположение, – возражал Штольц.

– Ну, а опыты Торндайка и Йоркса? Все они были основаны на образовании у животных естественных ассоциаций. Перед животным помещали ряд ящиков, причем только в одном из них находился корм. Этот ящик, например, мог быть вторым справа. Если животное угадает ящик, в котором находится корм, то автоматически открывается кормушка и оно получает пищу. У животных таким образом должна выработаться примерно такая ассоциация: «Второй ящик справа – пища». Затем порядок ящиков меняется.

– Надеюсь, ваши карманные часы не имеют кормушки? – с иронией спросил Штольц. – Чем же вы в таком случае объясняете факт?

– Но ведь слон и не понял ничего в моих часах. Он только поднес к глазам блестящий кружок. А когда начал подбирать цифры на картонках, то, очевидно, слушался незаметных для нас указаний вожака. Все это – фокусы, начиная с того, что Хойти-Тойти «поправил» вожака, когда тот ошибся в подсчете длины слона. Условные рефлексы – и больше ничего!

– Директор цирка разрешил мне остаться с моими коллегами после окончания представления и проделать с Хойти-Тойти ряд опытов, – сказал Штольц. – Надеюсь, вы не откажетесь принять в них участие?

– Разумеется, – ответил Шмит.

II. Не вынес оскорбления

Когда цирк опустел и огромные лампы были погашены, кроме одной, висящей над ареной, Хойти-Тойти был вновь выведен. Шмит потребовал, чтобы вожак не присутствовал при опытах. Маленький человечек, который уже снял фрак и был одет в фуфайку, пожал плечами.

– Вы не обижайтесь, – сказал Шмит. – Простите, не знаю вашей фамилии…

– Юнг, Фридрих Юнг, к вашим услугам…

– Не обижайтесь, господин Юнг. Мы хотим обставить опыт так, чтобы не было никакого подозрения.

– Пожалуйста, – сказал вожак. – Позовите меня, когда нужно будет уводить слона. – И он направился к выходу.

Ученые приступили к опытам. Слон был внимателен, послушен, безошибочно отвечал на вопросы и разрешал задачи. То, что он проделывал, было изумительно. Никакой дрессировкой и никакими фокусами нельзя было объяснить его ответов. Приходилось допустить, что слон действительно наделен необычайным умом – почти человеческим сознанием. Шмит, уже наполовину побежденный, спорил только из упрямства. Слону, очевидно, надоело слушать этот нескончаемый спор. Он вдруг ловко протянул хобот, вынул из кармана в жилете Шмита часы и показал их владельцу. Стрелки стояли на двенадцати. Затем Хойти-Тойти, вернув часы, приподнял Шмита за шиворот и пронес через арену к выходному проходу. Профессор неистово закричал. Его коллеги засмеялись. Из прохода, ведущего к конюшням, выбежал Юнг и начал кричать на слона. Но Хойти-Тойти не обращал на него никакого внимания. Покончив со Шмитом, выставленным в коридор, слон многозначительно посмотрел на ученых, оставшихся на арене.

– Мы сейчас уйдем, – сказал Штольц, обращаясь к слону, как к человеку. – Пожалуйста, не волнуйтесь.

И Штольц, а следом за ним и другие профессора, смущенные, покинули арену.

– Ты хорошо сделал, Хойти, что выпроводил их, – сказал Юнг. – Нам еще немало дела. Иоганн! Фридрих! Вильгельм! Где же вы?

На арену вышли несколько рабочих и занялись уборкой: подравнивали граблями песок, подметали проходы, уносили шесты, лесенки, обручи. А слон помогал Юнгу перетаскивать декорации. Но ему, видимо, не хотелось работать. Он был чем – то раздражен или, может быть, устал от второго сеанса, в необычное время. Фыркая хоботом, он крутил головой и грохотал передвигаемыми декорациями. Одну из них он дернул с такой силой, что она сломалась.

– Тише ты, дьявол! – закричал на него Юнг. – Почему не хочешь работать? Зазнался? Писать, считать умеешь, так уж тебе не хочется физическим трудом заниматься? Ничего не поделаешь, брат! Это тебе не богадельня. В цирке все работают. Посмотри на Энрико Ферри. Лучший наездник, с мировым именем, а когда не его номер, – выходит в ливрее «парад алле» изображать и становиться в ряд с конюхами. И арену граблями поправляет…

Это была правда. И слон знал это. Но Хойти-Тойти не было дела до Энрико Ферри. Слон фыркнул и направился через арену к проходу.

– Ты куда? – вдруг рассердился Юнг. – Стой! Стой, говорят тебе!