Талант – то самое качество,

Которое велит тебе делать

все наоборот, все не правильно,

и убаюканный привычной

гармонией мир взрывается.

Андрей Макаревич

Глава первая
Из жизни художника Альберта

Абсолютный стих

 
Кого-то лепили из глины,
А вас, безусловно, из теста.
Над вами вам пели былины
О белом царе и невесте
И в душу немного изюма,
И капельку рома с Ямайки,
Что ночью стащили из трюма.
Я третий на снимке без майки.
P. S. Абсолютный встал.
Абсолютный сел.
Абсолютный стих.
 

«Я сделал все наоборот…»

 
Я сделал все наоборот:
Мой пианист стреляет первым,
Он, как умел, играл фокстрот.
Он, как хотел, лечил вам нервы.
 
 
Тогда вы были при князьях,
Хрустальный шар сиял при свите.
Маэстро вспомнил о друзьях,
О Вессоне и Смите.
 
 
Менялось время на часах,
Где циферблат без стрелок.
Раввин сказал, что был Пейсах,
Сметая все с тарелок.
 
 
А пианист играл фокстрот,
Играл его наоборот.
 

«Если пес-то лунный…»

 
Если пес-то лунный,
Если друг-то милый,
Если враг-то гунны
За спиной Аттилы.
 
 
Шляпа и гитара,
Куртка на диване.
Накопилась тара
И чужая в ванне.
 
 
Мотыльки летают,
От свечи огарок,
Тени нарастают
В свете желтых арок.
 
 
И под строчкой нота
Личного протеста
Да на стенке фото,
 
 
Где она невеста.
Где оркестр струнный,
Диксиленд нехилый,
Там, где друг не лунный,
Там, где пес не милый.
 

«Вот бы иметь столько рук…»

 
Вот бы иметь столько рук
И попросить третий глаз.
Было бы меньше разлук
И неоконченных фраз.
 
 
Вас просвещаю, пока
Заняты боги судьбой,
Держит за хвост облака,
Шива шестою рукой.
 
 
Держит за хвост облака,
Некогда руку подать
Смотрит как будто с тоской
И говорит: Так держать!
 

«По протоке тонкой…»

 
По протоке тонкой,
Управляя джонкой,
О тебе пою.
Как за горизонтом
Атмосферным фронтом
Баю ночь твою.
Или каплей звонкой
По щеке румяной,
Словно колокольчик
Тройки резво-рьяной.
Баю ночь твою,
Баю и пою.
 

Охота

 
Ведь будешь франки предлагать,
Шептать противно: «Обними»,
И прессе что-то нагло врать…
Да ври, конечно,
Черт с ними.
Иль сбрось
С тебя хандру —
Наряд невежды,
Слепую глиняную рать.
С короной пышные одежды
На Александрову кровать.
А мне зевать, Мадам, охота!
 

В беседке

 
В беседке миленькая вслух
читала Фета.
Соседская сирень над вечною
весной склонилась.
Нет, мне не послышалось,
Она сказала:
«Света. Я вас прошу уйти,
Пожалуйста, со мной.
Я брошу вас монеткою
на счастье
В небесно-голубой фонтан
Мечты.
Чтоб вспоминать порою
в час ненастья
Твои черты, твои черты».
 

«От грозы шагала прочь…»

 
От грозы шагала прочь
Дева краем сада.
Жуткий вой наполнил ночь,
Словно стон из ада.
 
 
И босая, без платка,
Чадо прижимая,
Оглянулась и стоит
Белая, немая.
 
 
Смотрит в волчие глаза
И, забыв о страхе,
Хлопнула разок-другой
По своей рубахе.
 
 
Он дитя ее лизнул,
Мордою прижался.
Не заметил, как уснул
И во сне остался.
 

Грусть

 
Много лет понедельник,
Много лет вечереет.
Много лет враг-бездельник
На диване стареет.
 
 
Что нам даты и числа —
Календарное бремя.
Мы без всякого смысла
Примирились на время.
 
 
Что нам жизни-идеи
Когда подвиги-будни.
Если дети-злодеи,
Если женщины-блудни.
 
 
Верно, встретимся вновь
Мы порою весенней.
Закипит в жилах кровь
И придет воскресенье.
 

«Zоrrоастрийка беглая дикая…»

 
Zоrrоастрийка беглая дикая
По-персидски всегда многоликая,
Над кострами ночами парящая,
В злобной ласке ночами кричащая.
 
 
Непокорная и не битая
И местами шилом бритая.
Вся в орнаментах и наколочках,
Вся в булавочках и иголочках.
 
 
И на улицах Красной Пресни
Ты поешь невеселые песни.
Под гитару-подругу из детства,
Про судьбинушку с малолетства.
 
 
Где в могилке ты приземленная
И настолько в меня влюбленная.
 

«Под кистью Куинджи рождается лето…»

 
Под кистью Куинджи рождается лето,
Белеет краса среднерусских равнин.
Как жаль, что Дега не увидел все это,
Не видел Веласкес, рисуя менин.
 
 
Ты чей-то «caprise», нe лишенный
тревоги.
Ты сказка под утро и легкая тень,
Бегущая с ветром по пыльной
дороге
Навстречу рассвету и чья-то
мигрень.
 

«Вдохни огонь на Шангри-Ла…»

 
Вдохни огонь на Шангри-Ла,
Лиши монаха оберега.
Там в трех лучах летит стрела
И птица Вещего Олега.
 

«Давай постоим под июльским дождем…»

 
Давай постоим под июльским дождем,
Синий зонт выбросив в клевер.
Продрогнем до судорог и подождем
Дю Солей, уходящий на север…
 
 
…вместо мокрого платья чье-то трико,
Ты позируешь ночью Пикассо
На мяче у костра, и бутылка Клико,
И в руке моей нож. Асса.
 

«Стих не родится, локон не вьется…»

 
Стих не родится, локон не вьется,
Нету унылой картины в окне.
Бабочка больше о лампу не бьется,
Мирно лежит на зеленом сукне.
 
 
Ваши обиды желтеют в конверте,
Джинном в нем бродит сюжетная нить.
Жаль, не читал, но я рад – вы поверьте,
Будет зимою, чем печь растопить.
 

Это Архипов

Александру Архипову

 
Затвор передернут, финка в груди,
Кровью залиты горные хаты.
По хрен. Бегу. Враг впереди
И сейчас я его аты-баты.
 
 
Встал на мину. Перепрыгнул забор,
С АГСом полет страшен.
Вновь кольнуло – в спине топор,
«Муху» взвел. Сарай мозгами окрашен.
 
 
Фески красные вьются вокруг.
Из себя вынимаю финку.
Сколько было голов. И, конечно же, рук,
Время – «час». На бегу ем грудинку.
Вот бы с Лиговки Нинку.
 

«Лет двадцать примерно бомжую…»

 
Лет двадцать примерно бомжую,
Рюкзак дарит форму и стать.
И, как подобает буржую,
На рубль могу загулять:
 
 
На 10 копеек – цыгане,
За 20 до Лиговки свищем.
На 30 кутил в балагане,
А прочее – нищим.
 

«Склонилась ветка…»

 
Склонилась ветка
сливы розовой
Над ручьем,
Несущим цветок сирени
У горы Машук.
 

Самурай и неверная жена

 
Съешь в моей пагоде все,
Только бамбук не грызи.
Только изыди и лесом иди
У горы Фудзияма.
 

«Мой маленький и злобный азиат…»

 
Мой маленький и злобный азиат,
Венец Эпохи Вырождения,
Певец былых проказ и ад,
Натуры мертвой взлет падения.
Крапивных слов седая скука,
Рептильных глаз болотный цвет,
И воском залитое ухо,
И по плечам янтарный свет.
 

«Из-за угла подошли мы…»

 
Из-за угла подошли мы,
Стоп-гоп,
Взяла на себя много ты,
Стоп-гоп, у горы Фудзияма
 

«Псом виляет лунный хвост…»

Ольге Ушаневой

Светлане Вайвод

Группе «Лунный пес»

 
Псом виляет лунный хвост,
Мы идем на встречу солнца
В направлении норд-ост,
С отражением в оконцах
Чьих-то запертых домов,
Со следами светских сплетен,
Вдоль нечитаных томов,
Без которых мир конкретен,
В даль, над речкою ночной,
Где под веткою вишневой
Пил единорог ручной
В сказке Ольги Ушаневой.
 

Эскиз № 1

 
Настроение «Завтра» вечером.
Настроение «Ждал» целый день.
Выпил ром. Спать ложусь.
Делать нечего. Оглянулся. А зря. Моя тень.
 

Эскиз № 2

 
На холсте сырая осень,
С мастихина льют дожди.
Жду ее уже дней восемь,
Ученицу Джона Ди.
 
 
В черном зеркале покажет
Шамаханский дивный сад,
По руке моей расскажет
О работе на Моссад.
 
 
Нитью жемчуга стреножит
Для полета наяву.
В арбалет стрелой уложит
И натянет тетиву.
 
 
Проведет тропой Трояна
Меж неведомых земель,
Где слагалась Рамаяна,
Где бессилен Ариэль.
 

Эскиз № 3

 
Гоню иллюзии с концами,
Как тройку по Владимирской Руси,
Летящую по тракту с бубенцами.
Чтоб я так мчался? Боже упаси!
 
 
Гора не стала ближе к Магомету,
А бросила лишь что-то на плетень.
Так поклоняйся завтра амулету.
Я буду прост. Я прихвачу кистень.
 

Проходимке

 
Не знаю, как благодарить
За смелый взгляд усталый.
Могу строкою озарить,
Но лучше «шпалы-шпалы»,
Где мчится поезд по спине,
Везет зерно и ласки,
Где кто-то скажет обо мне:
«О, сказочник… о, сказки».
 

И(деал)огия

 
– А как же та?
– А ей. Ей. Богу.
Такие строчки напишу,
Что только с ней я в путь-дорогу,
Мне только ту.
Мне только ТУ-154,
Воздухоплаванья костюм,
Чтоб жить, как рыжему коту
На стареньком речном буксире,
И доступ в трюм.
 

«Ирисы вишневой ночью…»

Ольге Ушаневой

 
Ирисы вишневой ночью
В созвездии Тельца.
Ты в белой рубахе. Воочию.
С рыжим котом у крыльца.
Все мурлыкаешь тихо на ушко
Обо мне белоснежный романс.
Васильковая чудо-подружка
И ирисовый чудо-нюанс.
 

Анютины глазки

 
– А что было дальше?
– Могу и об оном.
Потом генеральша,
Притом с пансионом.
Деревня – душ триста,
Венки, хороводы.
Под звездами пристань,
В огнях пароходы.
То ярмарка в Туле,
То в пятницу гости.
Стреляю в загуле
Ворон на погосте.
А вниз, за рекою —
Анютины глазки…
 
 
Махнула рукою:
«Рассказывай. Сказки…»
 

«Ты* взлетела одна…»

 
Ты* взлетела одна,
Видишь* вечность без дна,
Небо га*снет и манит узором.
А*риадна не в счет,
коль беспечен полет,
Бездну* дразнишь
пленительным взором
у горы Фудзияма
 

«Пальцы легли руной света…»

 
Пальцы легли руной света,
Древо, как дева Vиктория.
Снимок, где девочка эта,
В никуда не плывет которая.