1. Отдел Z

Работать в отделе Z не хочет никто. По крайней мере, мне такие чудики не попадались. Я, конечно, имею в виду живых полицейских, как я, а не… Ну, вы поняли. Даже если научиться не замечать запаха, в последнее время парфюмерная промышленность им здорово с этим помогает, всё равно. Вы знаете, что я имею в виду. Чтобы там ни говорили по ящику, радио и в интернете, мы с ними разные.

Я знаю, что так говорить нельзя, но это моё мнение. Я в курсе, что оно, мягко говоря, непопулярное. Моя бывшая, например, тут же бы меня за него отчихвостила, а начальство наорало бы так, словно я предложил им вернуть в конституцию рабство. Пускай. Я от своих слов не откажусь. Да и многие другие, включая то самое начальство и многих моих коллег, особенно живых, знают, что я прав. Просто помалкивают, чтобы сохранить работу и не иметь проблем. Так что нехер на меня гнать. Я не расист и не нацист. Я просто называю вещи своими именами: живые и мёртвые – разные.

Готов повторить это тысячу раз подряд, и можете тысячу раз подряд меня за это линчевать. Вот только кто пойдёт разгребать валящееся вам на голову дерьмо? Кто будет разбираться с преступлениями, которые творят и живые, и мёртвые? Явно не Кэрол или кто-то другой из её высоколобых прогрессивных дружков.

В то время, лет двадцать – двадцать пять назад, вирус ещё только начинал действовать. Как он работает, в каких случаях люди возвращаются с того света, а в каких нет, не было никаких внятных предположений. По телевидению, помню, говорили, что возвращаются только «проклятые», которых Господь не принял на небесах. По другому каналу в то же время выступал другой священник, утверждавший, что воскресают, наоборот, «истинные праведники». Сейчас смешно вспоминать их обоих, но кто мог знать об этом точно? Что мы должны были думать, когда из земли поползли плохо прикопанные и недостаточно разложившиеся трупы? Нас охватила паника. Их уничтожали. Потом начали возвращаться те, кто умер совсем недавно, иногда прямо на похоронах, а то и в моргах. Их в большинстве своём тоже уничтожали. Когда стало понятно, что зомби не агрессивны, их всё равно продолжали убивать – на всякий пожарный, или, в лучшем случае, запирать в концентрационных лагерях, для приличия наречённых резервациями. Когда ж наконец выяснилось, что зомби – те же люди, сохранившие большинство из человеческих чувств, и сами находятся в страшной растерянности, не понимая, что им делать со второй незапланированной жизнью, зазвучали мнения всяких человеколюбивых умников, предложивших изменить к ним отношение коренным образом. Потом, с помощью пропаганды и разных политических делишек, зачастую пахнущих похуже самих зомбаков, их начали интегрировать обратно в общество. Теперь мы живём так, как живём. Бок о бок с ними.

На животных, слава богу, вирус не подействовал. А, представьте, что было бы, если бы из домашних кладбищ полезли наружу откинувшие лапы домашние любимцы? Все ваши Чарли, Руби, Люси и Минди? Магазины, продающие хомяков, разорились бы или задрали цены до небес – домашние ублюдки жили бы вечно.

Жили… Ну да, многие употребляют именно это слово, хотя каким боком оно тут подходит? Об этом много спорят, но за полтора десятка лет так и не сошлись во мнениях, какое слово придумать зомбакам вместо «жизнь». Существование? Вторая или повторная жизнь? Живыми, замечу, их не позволяет называть ни наука, ни религия, ни здравый смысл. А на мёртвых они сейчас обижаются и тут же качают права. Это, мол, оскорбляет их чувства – «такие же, как и у вас!». По последним рекомендациям, спущенным с самого верха, вроде как надо избегать называть их мёртвыми. И вообще разделять на «нас» и «них». Особенно в присутствии прессы.

А все эти чёртовы влиятельные зомбаки! Богачи-ресургенты^[1], заранее предвидевшие свою кончину и продавившие законы, обеспечивающие им вторую жизнь в неменьшей роскоши, чем они провели первую. Акционеры «Барквист Z», в основном, и других денежных контор, чья деятельность завязана на услугах ресургентам. Все же в курсе истории Дэвида Рокфеллера^[2] с его пересадками сердца? Не удивлюсь, если выяснится, что всю эту неразбериху вызвал вирус, разработанный в какой-нибудь проплаченной им лаборатории. Правда, сам он вроде точно в могиле. Сведений о его ресургенции я не встречал. Похоже, старик просто не дотянул до «часа икс», несмотря на все свои деньги.

Печалька, как говорит моя Кэтти.

Если хотите знать моё мнение, это начало конца света. Нас и так было до хера, но хоть кто-то уходил под землю и в крематории. Теперь же грядёт фатальное перенаселение, это точно. Я чётко прописал в завещании, чтобы меня тут же кремировали и развеяли прах к чертям собачьим. Я не то чтобы уже пожил, но, если честно, совсем не против словить пулю на задании или просто не проснуться, окочурившись от сердечного приступа. Зомби я в любом случае ни за что не стану. Мне некуда возвращаться. Меня тут никто не ждёт. Кроме Кэтти, конечно, но рядом с ней обязательно будет и Кэрол, что сводит весь бонус на нет.

Отдел Z – собрание неудачников. С этим я смирился и давно не комплексую. Тут самые дерьмовые компьютеры, офисная мебель, коллеги и начальники. Тут нет никого по доброй воле, кроме разве что Джонсона. Он пришёл сюда сам, наперекор высокопоставленному папаше, уже было устроившем для него синекуру в главном департаменте. Джонсон-старший чем-то сильно провинился перед семьёй, после чего младший психанул и послал элитное назначение на хрен самым убедительным образом. Перевёлся в Z. Теперь он тут добровольно, единственный из нас. Я ещё не решил: уважать его за то, что отстоял своё мнение, или побаиваться как категорически слабоумного. Если коп при жизни попадает в Z, значит, он в чём-то плох, будьте уверены. Джонсон плох головой – я только что рассказывал. А так: либо алкаш, либо нечист на руку, либо переспал с женой кого-то выше себя рангом.

Удобное место, чтобы рассказать о себе… У меня, братцы, бинго. Я точно не самого большого ума человек, раз был пойман лейтенантом, проводившим против меня расследование, пьяным в постели с его жёнушкой.

Я не сел и слава богу. Так считается. Но, думаю, в тюряге для полицейских мне было бы не сильно хуже, чем в нашем грёбаном Z. Вот только оснований упрятать меня на нары так и не нашли. По простой причине – их и на самом деле не было. Я честный коп, если что. То расследование было фуфлом. Местью одного взятого мной за жопу мудака, достаточно богатого, чтоб иметь связи в полицейском департаменте Нью-Йорка. Хотелось бы сказать, что жена лейтенанта того стоила, но… Ничего подобного. Это была просто пьяная случка, как у похотливых, оставленных без присмотра, собак. Я крепко выпил и пришёл к лейтенанту домой выяснить: какого хрена он под меня копает? Но дома оказалась только его жена, тоже в тот момент выпившая, в поисках приключений. Вечер пятницы, будь он неладен. В общем, что вышло, то вышло.

Теперь я ежедневно занимаюсь делами зомби, что в карьере современного копа является примерным дном Марианской впадины. Иногда работаю как детектив, чаще как обычный патрульный – в Z-гетто и его окрестностях. Самое распространённое дело, на которое приходится выезжать – семейные скандалы между ресургентами и их вторыми, ещё живыми, половинками. Зомбари не могут пережить, ха-ха (я смеюсь над каламбуром, если что, не над самой ситуацией), что на их месте уже кто-то другой. Часто тот, кого они знали ещё при жизни: близкий друг, коллега, а то и родственник. Случаи бывают разные. Моя задача – гасить конфликты в зародыше. Бывает, что и силой. Зомбарей я не боюсь совсем. Киношные штампы, что вот, он укусит тебя, и ты превратишься в такого же – от первого до последнего слова выдумки. Сейчас это знают все. Можно подхватить инфекцию, даже заражение крови – чуваки всё-таки реально мёртвые – но с не большей опасностью, чем ковыряясь в саду, в земле с обычными микробами. Покраснеет, поболит и пройдёт, если вовремя чем нужно прижечь.

Ещё один вид преступлений, на который вызывают всё реже, но всё ещё с завидной регулярностью, «неспровоцированная агрессия в отношении подвергшихся ресургенции». Так на нашем протокольном языке называется калечение или убийство ресургентов. Да-да, до сих пор находятся типы, которые хреначат зомби словно в старых голливудских боевиках, ныне запрещённых поправками к закону Гилберта^[3]. Как правило, просто так, ради забавы или из ненависти. Биты, дробовики, коктейли Молотова… И давайте сразу уточним: я против этого! Пускай я не согласен с тем, что это люди, в том же понимании, как я сам и те, кто до сих пор жив, но всё же так нельзя. И не только потому, что есть закон Гилберта. Они всё ещё, даже мёртвые, могут быть кому-то дороги. Друзьям, супругам, детям. Или, тем более, своим родителям. Вот их права я и защищаю. Права живых, которые имеют права на своих мёртвых. Это моё мнение.

Некоторые, правда, считают расизмом и это. Блядь… Знаете что? Легко быть святошей, когда ты за это ничем не платишь. Просидите с одним из них запертым в машине хотя бы пару часов. Проведите допрос-другой отброса, сдохнуть которому надо было ещё миллион лет назад, торчка или измучившего всю семью алкоголика, когда он «вернулся» и вовсю качает права. Вот тогда и поговорим. Разные законники, поборники прав, типа Кэрол, идеалисты, ни разу не побывавшие ни в Z-гетто, ни в Центре ресургенции, думают, что с того света возвращаются сплошные Эйнштейны, Курты Кобейны и Джоны Ленноны. Херушки. Судя по тому, с кем приходится иметь дело мне и другим копам, это кто угодно, только не они. Никто нас на том свете не сортирует, забудьте. Возвращается обратно кто попало, включая, самых упоротых негодяев – наркоманов, бандитов, воров, убийц. Если всем распоряжается господь, как думает моя матушка, объясните мне, зачем он даёт второй шанс таким ублюдкам? В то время как, например, Ричард… Как раз тот, кто достоин этого…

Ладно. Я прошу прощения. Я не хотел об этом. Как-нибудь попозже я объясню, что имею в виду.

В общем, не надо проводить параллели и делать выводы, которые того не стоят. Я и сам, если ты не слепой, с тем цветом кожи, который считался «неправильным» совсем недавно. И нормально отношусь ко всем, если они ведут себя, как люди. Мёртвые или живые, мне почти без разницы.

И я не жалуюсь, просто рассказываю о работе в Z. Всё норм, я её делаю как положено. Мотаюсь в гетто, принимаю заявления, собираю показания. Иногда участвую в полицейских операциях, типа обысков или задержаний. И каждый день проклинаю богатого мстительного мудака, семилетний односолодовый и попавшую под руку лейтенантскую шлюху…

Пить я, кстати, бросил. Почти что. Если и позволяю себе что-то, то только отличного качества, не ниже пары сотен за бутылку, совсем чуть-чуть, три-четыре стопки, не больше, и только по особым случаям. Например, когда приходит сообщение, что прошение о переводе из Z опять отклонено. Или что я снова оставлен в патрульных, несмотря на сданный экзамен на детектива.

Мои документы, видите ли, «потерялись». При той самой проверке службой внутреннего расследования. «Их ищут, а пока всё останется как есть», – так, пряча глаза, заявил мне босс, один из двух моих прямых начальников, майор Грегори Стэнтон. Второго зовут Уильям Поттер, и он ни хрена не родственник знаменитого Гарри. Скорее в его родне был кто-то по линии безносого Волан-де-Морта. Видели бы вы его, оценили бы шутку. Носа у него и на самом деле нет. Поттер из тех зомби, что не слишком уделяли внимание рекомендованной врачами гигиене. И вот результат – свой шнобель, состоящий, как известно, из хрящей и мягких тканей, в отличие от костей, подверженных гниению, он где-то обронил. И ходит с тех пор так, с двухствольной дыркой посередине грустной мёртвой морды.

Да, не сказал же! Самое идиотское в правилах нашего отдела Z – это регула, обязующая работать полицейскими парами: один живой, один мёртвый. То есть, при всей моей идиосинкразии к ресургентам, проклятая политкорректность потребовала, чтобы моим напарником был именно зомбарь.

Ирония? Или нечто похуже? Типа проклятия?

Моё проклятие носит имя Эдвард Такери, и он, будем честны, не самый худший из вариантов. Наше знакомство состоялось через день после перевода в Z. Крепкий белый мужик, среднего роста, примерно моего возраста. Мёртвого в нем выдавал разве что цвет лица, бледно-синюшный, и тягучий с хрипотцой голос – голосовые связки, как и все другие мышцы у зомби, без снабжения кровью усыхают, вы знаете.

– Флинн?

Он протянул руку. Мужское деловое рукопожатие, без заискивания.

– Такери. Меня предупредили, если что, – сказал он. – О том, как ты относишься к «зетам».

– И что? – несмотря на лаконичность, это был важный и глубокий вопрос.

– Ничего, – Такери пожал плечами. – Если тараканы из твоей башки не перебегают дорогу моим, пускай нарезают круги, как хотят. Честно говоря, я и сам недолюбливал зомбарей до этого чёртового рака яичек. Что уж теперь. Главное – работа. Я так считаю.

Вопреки опасениям мой зомби-напарник оказался относительно сносным типом. Мы притёрлись, насколько это было возможно. Говорили только о деле, в душу друг другу не лезли – может, поэтому.

Z-копы, или «полицейские-ресургенты», как они называются в официальной документации, – это в основном полицейские, ушедшие на тот свет, чутка не дотянув до пенсии. То есть старые пердуны с инфарктами. Или те же алкаши, вроде меня, но уже отдавшие богу душу. Или ещё по каким-то обстоятельствам умершие полицейские, как Z-напарник Джонсона, Фрэнсис Бойл, попытавшийся на старости лет в свой последний предпенсионный отпуск освоить яхтенный спорт. После «возвращения» им разрешалось доработать на прежней службе, с поправкой на перемещение в Z.

Бывали, конечно, и исключения. Например, Эйкс. Он был зомбарём, но молодым. Умер, не закончив полицейскую академию, от удара током в подвале собственного дома, затопленного до самого трансформаторного щитка. Доучивался и сдавал экзамены уже у нас. Сейчас Эйкс служил в паре с Майклом Оуэном, живым копом, по слухам, тянувшим взятки с зомбарей из гетто с усердием робота-пылесоса. Продажный коп и коп-зомби – они оба не нравились мне гораздо больше того же Такери. Как и оба моих начальника, о которых я уже упомянул выше. Я от них это, кстати, не скрывал.

В кабинете, разделённом на две рабочие половины, столы Стэнотона и Поттера стояли по разным стенам, на максимальном отдалении друг от друга. Думаю, на этом настоял Стэнтон – от не слишком заботящегося о своём теле Поттера знатно несло мертвечиной. Впрочем, в отделе Z ею так и эдак пропахло всё.

Как и любой другой посетитель этого кабинета, войдя, я оказался на равном расстоянии от каждого из своих боссов, став третьей вершиной в равностороннем треугольнике Стэнтон – Поттер – Джереми Флинн.

– Вызывали, сэр? – задал я вопрос, демонстративно обращаясь только к Стэнтону. Пускай Поттер позлится. Как и все прочие, он знал про моё отношение к ресургентам, к таким, как он, и бесился от этого дополнительно.

Стэнтон промолчал.

– Тебя вызвал я! – рявкнул Поттер, обращая на себя внимание.

– Хм, – ответил я не совсем по уставу.

– Сядь, Флинн. Разговор серьёзный, – сказал Стэнтон, кивнув на стул, стоящий передо мной – тоже ровно посередине между их столами.

Я подчинился.

– Видимо нашлись мои документы? – спросил я как можно невиннее, – Иначе зачем бы вы стали отвлекать от работы одного из своих лучших сотрудников? Без пяти минут детектива!

– По-прежнему много себе позволяешь, Флинн, – заметил Волан-де-Поттер. – Нет, твои документы пока не найдены.