Пролог, 2000 г

Истошными криками в родильном отделении удивлять некого. При одном условии – что это не орёт, как резаный, сам врач. На полу палаты, в которую привезли рожать некую 32-летнюю Еву Криперсон, от боли в паху корчился дежурный акушер-гинеколог больницы восточного Сакраменто, сорокалетний доктор медицины Арарат Герконян.

Пронзительные завывания доктора, впрочем, перекрывали не менее искренние крики женским голосом.

– Святой Иисус! Если он ещё раз подойдёт ко мне и полезет между ног, я ему снова двину туда же!

Ева Криперсон оказалась чрезвычайно сложной пациенткой.

– У вас точно нет акушера-женщины? – в который раз спросила она медсестру, силой притянув её к себе за отворот медицинского халата.

– Вы зря беспокоитесь, – прощебетала перепуганная сестра. – Доктор Герконян отличный врач и профессионал! Ну же, милочка? Что вы? Мы живём в 21-м веке, что за предрассудки?

«Отличный профессионал» тем временем ползком пересёк порог палаты, чтобы оказаться в больничном коридоре, где можно было в безопасности прийти в себя перед предстоящей сложной работой. Кроме него в этот час никого из врачей всё равно на месте не было, а роды, судя по тому, что он успел увидеть мельком между ног Эвы Криперсон, были явно не за горами.

– Предрассудки?! – возмутилась пациентка. – Вот как вы это называете? Предрассудки! Мужчины и так забрали у нас всё! В магазине одежды – даже там – стало невозможно найти женщину-консультанта! Пускай они все там педики, но это всё равно мужики! А теперь они проникли ещё и сюда… Я специально воспользовалась искусственным оплодотворением, чтобы не подпускать к себе никого из мужчин. Я с трудом нашла гинеколога женщину, которая согласилась вести меня всю беременность. И у нас был подписан договор: принимает роды она! Я дала вам координаты доктора Финестер, вызовите её немедленно!

– Мы пытаемся до неё дозвониться, – ответила медсестра, – но пока ничего не выходит. К тому же вы сами сказали, она на другом конце страны и всё равно сюда не поспеет. Ну что же делать, раз уж вам так приспичило – и вдалеке от дома, и существенно раньше времени…

– Она обещала, что всё произойдёт на три недели позже!

– Так бывает, сроки называются приблизительно.

– Я подам в суд! На неё, на вас и…

Угрозу судебного преследования прервала очередная схватка. Этим и воспользовалась медсестра, чтобы попробовать ещё раз вразумить строптивую пациентку.

– Это ваше право, – перешла она на скороговорку. – Как только всё закончится, делайте, что хотите. А пока вам надо успокоиться, и позволить доктору вас осмотреть.

– Доктору!.. – сквозь боль, стиснув зубы, прошипела Ева Криперсон. – Доктору!.. Вместо нормальной женщины-врача мне подсовывают какого-то чудовищно волосатого испанца…

– Он армянин…

– Какая разница! – Ева взмахнула рукой в жесте. – Больше похожего на порноактёра, чем на врача, и предлагают позволить ему осмотреть то, что, я поклялась богу, никогда не увидит ни один мужчина на свете!

Настало время очередной схватки, пришедшей, как отметила про себя опытная медсестра, с гораздо меньшим интервалом.

– Простите, но у вас нет выбора, дорогая, – обратилась она к пациентке веским, полным серьёзности полушёпотом. – Или вы дадите согласие, или мы будем вынуждены отключить вам сознание и сделать всё, что нам нужно, без вашего участия.

С этими словами медсестра показала щепетильной роженице внушительных размеров шприц. Это помогло. Хотя испугал пациентку вовсе не сам шприц.

– Отключить сознание?.. – дрожащим голосом воскликнула Эва. – Чтобы вы сотворили со мной вообще, что вздумается? Нет уж! Я этого не допущу! Да скорее разверзнутся хляби небесные…

И тут «хляби» действительно «разверзлись» и зафиксировались на кафельном больничном полу в виде внушительной лужи околоплодных вод.

Эва тоненько заскулила.

– Вы сами видите! – воззвала сестра к её благоразумию. – Будьте паинькой! Пожалуйста! Доктор будет с вами предельно деликатен, я обещаю!

– Господи, я знаю, это твоё испытание… – прошептала измученная морально и физически роженица, устремив взгляд в равнодушный больничный потолок. – Прости меня, Господи, если это так, и я его не прошла… Прости… Зовите своего армянина! – обратилась она к медсестре, заодно решительно её предупредив: – Но пусть знает! Во время родов я буду усиленно молиться!..

Доктора Герконяна нашли возле аппарата с кофе, прижимающим к паховой области пакет со льдом.

– Бетти, она образумилась? В любом случае, держи наготове кетамин, – попросил доктор медсестру. – Я не хочу, чтобы в то время, когда я осматриваю, насколько открылась её матка, эта религиозная фанатичка воткнула в моё темечко мой же скальпель.

Ничто так хорошо не отвлекает от религиозных предубеждений, как учащающиеся родильные схватки. Всё, на что хватило Еву Криперсон, это прочитанный пару десятков раз, то шёпотом, то диким криком, «Отче наш». На то, что делали медсестра Бетти и доктор Герконян, пациентка мужественно старалась не обращать внимания.

Врач проделал свою работу, как и полагается одному из лучших (второму) студентов университетского выпуска – надёжно и профессионально. Ребёнок родился без осложнений, выскользнув из читающей молитвы мамаши, прямо в его руки. Передав новорождённого медсестре, доктор разрезал и обработал пуповину и предоставил коллеге-хирургу, к счастью, женщине, приводить в порядок повреждённые в ходе родов ткани мисс (разумеется, она была не замужем) Криперсон.

– Ну вот, мисс Криперсон, – сказал Герконян, снимая испачканные кровью и защитной младенческой смазкой резиновые перчатки, – как видите, ничего страшного. Справились, кхм, с божьей помощью… Хотите подержать ребёнка?

Но бледная Ева Криперсон его как будто не слышала. С закрытыми глазами она продолжала шептать «иже еси на небеси…». Герконян, махнув рукой, дал сестре знак не трогать роженицу. Бетти отнесла ребёнка под тёплую бактерицидную лампу на акушерский послеродовой столик, оборудованный весами и измерителем роста. Доктор сел неподалёку, чтобы под диктовку медсестры заполнить положеные метрики.

– Мальчик, – начала сестра с самого очевидного. – Пять фунтов и четыре унции…

Для рождённого на три недели раньше установленного срока вес был нормальным, полностью сформировавшийся малыш просто не успел обрасти жирком.

– Один фут восемь дюймов…

А далее последовала пауза. Слишком долгая, чтобы доктор не поднял глаза поинтересоваться: всё ли в порядке?

Доктор Герконян увидел полное тревоги лицо медсестры, в растерянности застывшей над малышом.

– Что случилось, Бетти?

Акушер стремительно поднялся и подлетел к столику с младенцем.

– Что-то не так, доктор, – медсестра отстранилась, чтобы врач мог подойти ближе. – С ним что-то не так.

– Что именно? Дыхание, тонус? – пока Герконян не видел, в чем проблема.

– Нет, они в норме. Но… Посмотрите.

Доктор внимательно вгляделся в малыша, в его поведение и, наконец, понял, что имеет в виду медсестра. Изумление охватило его так же, как и помощницу.

– Никогда не видел ничего подобного! Впечатление, что он… Но ведь этого не может быть!

Медсестра с опаской взглянула на приходящую в себя роженицу. К её ужасу, та уже отошла от боли и теперь внимательно следила за их разговором. Также она видела и своего ребёнка. Младенец, только что появившийся на свет из её утробы несмотря на то, что было ему всего лишь несколько минут отроду, вёл себя так, что Эве сразу стало понятно, о чём говорят врач и медсестра.

– Господи… – прошептала она. – Господи, я вижу… Вижу, кого я родила. Ты не простил меня, Господи. И вот кара твоя…

Акушер и медсестра замерли на месте, не зная, как реагировать. Малыш выглядел всё так же – по поводу его поведения двух мнений быть не могло. И подобного в практике доктора медицины Арарата Герконяна раньше не было. Мало того, как было установлено немногим позже, подобное случилось впервые в истории всего человечества.

– Я знаю, какое имя я ему дам, – дрожащим шёпотом произнесла мать новорождённого.

Вслед за этими словами её накрыли слезы, а затем и беспамятство, в её случае, похожее на милосердное избавление.

– Следите за показателями, – приказал Герконян медсестре, – а я побежал за видеокамерой. Возможно, это что-то совершенно новое в науке, следует фиксировать всё. Как минимум, это материал для уникальной диссертации. Второго такого шанса не будет…

Как показало скорейшее развитие событий, в своём последнем выводе доктор Герконян ошибался фундаментально.

Часть первая, 2070 г

Глава 1. Урок истории

Едва не задев правым бортом створку распахнутых ворот, вихляя корпусом то в одну, то в другую сторону, дряхлый Шевроле-«Игуана» 2056-го года выпуска с битыми, плохо подкрашенными крыльями въехал на стоянку для школьных преподавателей. Со скрипом сработали тормоза, и машина криво встала на порядковое место 23, попутно заняв и часть 24-го. Дверца распахнулась, и из автомобиля появилась симпатичная женская ножка в туфельке на низком каблуке. За ней последовали и две очаровательные ручки, с накрашенными безвкусным красным лаком ногтями. Пальцы правой руки вцепились в дверцу, левой – в стойку салона автомобиля. Нога потвёрже встала на асфальт. Используя её как точку опоры, а руки как рычаги, их обладательница рывком вытянула из машины всю себя остальную.

Молодая симпатичная женщина, около двадцати пяти, с небрежно взлохмаченными волосами комфортной средней длины, покачнулась, наклонилась обратно к машине и выдернула из салона сумочку на тонком черном ремешке. Захлопнув с чрезмерной силой дверцу «Шевроле», девушка шумно вздохнула и, слегка пошатываясь, двинулась к зданию школы.

Мисс Оливия Флоренс работала в начальной школе Стивенс-сити всего лишь несколько месяцев и опаздывать на ведение урока не имела ни малейшего морального права. Если сейчас ей встретится и так вечно ворчащий директор школы или кто-то другой из коллег, ситуация будет, мягко говоря, неловкой.

Но её проносило раньше, пронесёт и сейчас – на это Оливия надеялась по свойственной многим 25-летним женщинами легкомысленной привычке.

В голове молодой преподавательницы гудели рассерженные осы. Черт подери Теренса Фаулза, который ставит её на замены на непрофильные предметы! И, мало того, предупреждает об этом в самый последний момент – когда у неё уже совершенно другие планы и отнюдь не рабочее настроение!

Перед дверьми класса, в котором она должна была вести занятие по замене, Оливия остановилась. Опершись о стену, перевела дух, не удержавшись, икнула, после чего постаралась вобрать в лёгкие как можно больше воздуха. Постояв так, с надутыми шеками, с десяток секунд, медленно выпустила воздух, и, наконец, дёрнув дверь на себя, решительно шагнула внутрь класса.

Дети никак не отреагировали на появление споткнувшейся о порог учительницы. Подростковый гвалт заполнял собой всё помещение – от дешёвого казённого линолеума до скверно побеленных потолков.

Оливии пришлось, облизнув пересохшие губы, начать урок с громких нотаций.

– Дети! Эй! – крикнула она, но недостаточно громко для того, чтобы изменилось хоть что-нибудь. – Дети, тихо! Пожалуйста, все успокоились!

Никакой реакции не последовало. Но так бывало часто. Оливия привычно применила план «Б». Сложив большой и указательный пальцы колечком, она заправила под них язык и оглушительно свистнула.

Заинтересовавшись источником звука, класс немного притих.

– Другое дело! – слегка заплетающимся языком, но, весело при этом улыбаясь, громко произнесла Оливия. – Если не хотите начать неделю с «неуда» по поведению, слушаем меня внимательно! И начинаем урок.

Вниманием детей удалось завладеть, любопытство заставило их замолчать. На их памяти с такой учительницей они виделись впервые.

– Меня зовут мисс Оливия Флоренс, – она написала своё имя на классной доске неровными заваливающимися друг на друга буквами. – Сегодня, как вы, ребятки, должны бы знать, у вас замена. Вместо мистера Теренса Фаулза и его урока языка у вас я и урок гражданской истории.

Гул вернулся в класс – дополненный нотками протеста и возмущения. Но Оливия грамотно пресекла бунт на корню.

– Спокойно! Я не собираюсь ничего спрашивать и задавать! Круто, правда? Сегодня мы весь урок смотрим учебный фильм. Как вам? Кино всех устроит?

Другое дело. Фильм это не проверочная, на которой можно схлопотать не ту оценку. Фильм – это даже развлечение, пускай он и на учебную тему. Класс продолжил гудеть, но уже одобрительно.

– Вот так-то лучше! – добродушно отреагировала учительница. – Все по местам и гасим свет.

Через минуту класс окутал полумрак, как на сеансе в кинотеатре. Мисс Оливия клевала носом, но мужественно держалась. Спать нельзя. Урок есть урок – это отдельно проходят на первом курсе педагогического. Проектор на интерактивной классной доске показывал начальные титры обещанного учебного фильма.

«ЭВОЛЮЦИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ, ИЛИ ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ, КАК ЕСТЬ?»

«Большое изменение» – тема простая, всем известная. С ней знакомят с самого юного возраста: в семьях, в садиках, в школе – объясняя, как устроено современное общество.

«В людях извечно жило стремление изменить свою сущность. Изменить восприятие окружающей их действительности…» – шёл вступительный текст к началу фильма.

«Алкоголь, наркотики, медитация – способов было не так много, но ими, так или иначе, пользовались все. И тогда природа сделала шаг человечеству навстречу: зачем изменять своё сознание принудительно? Будьте такими сразу!».

Вместе с детьми Оливия, в который уже раз, слушала эту всем известную до мелочей историю. На экране замелькали кадры с медиками и новорождёнными детьми.

«…C начала XXI века эволюция ДНК разделила население Земли на несколько групп от рождения. С тех пор и по сей день люди появляются на свет в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Или, в более редких случаях, погруженными в состояние медитации. По этим признакам человечество разделилось на несколько крупных кланов…».

Вообще это запрещено рекомендациями министерства образования! К детям-Никам ставить учителя-Алка. Чёртов Теренс… Они совсем другие, эти Ники. Алки, с которыми Оливия работала обычно, смотрели бы этот фильм с улюлюканьем, шуточками и комментариями, было бы весело. Ники же воспринимают всё по-своему. Пялятся на экран с открытыми ртами, изредка моргают, да по-дурацки хихикают. Пойди-пойми, что они думают, на самом деле…

«Первое проявление процесса эволюционной мутации было зарегистрировано в 2000 году, в Северной Калифорнии. У женщины, подвергнувшей себя искусственному оплодотворению, родился мальчик с признаком этилового перенасыщения. Что на то время считалось исключительным отклонением от нормы и вызвало многие научные споры. Прежде всего о том, является ли родившийся ребёнок полноценным», – говорил с экрана седовласый учёный, экспертный представитель международной исследовательской группы.

«Однако уже через несколько месяцев подобные случаи стали насчитываться десятками по всей планете. Выявились два типа мутации: первый – присутствие избыточного, в сравнение с общепринятой нормой, алкоголя в крови, и второй – наркотических веществ. В те времена это называлось алкогольным и наркотическим «опьянением». Позже был диагностирован ещё один тип эволюционного прогресса, называемый «просветлением». Сознание просветлённых новорождённых также подверглось изменению, но по менее понятному науке алгоритму, чем в случае с Никами и Алками. Биохимия процесса, запустившего эти эволюционные изменения, до сих пор изучается учёными всего мира, в состав которых входят и Ники, и Алки, а также Духи – как в просторечии стали называть рождённых погруженными в медитативный транс людей.

Таким образом, к 2040 году наше общество стало представлять собой довольно сложную четырёхобщинную формацию. Ныне же, в процентном соотношении человечество состоит из 42 процентов Алков (от слова «алкоголь»), 36 процентов Ников (от слова «никотин»), 7 процентов Духов и 15 процентов Нормов – так называемых «нормальных», чьё рождение в наше время прекратилось практически полностью и уже само относится к редким генетическим аномалиям. Данные по среднестатистической естественной смертности говорят о том, что последние «нормальные» полностью уйдут из жизни в течение ближайшего столетия…».

Это правда. «Нормов» осталось наперечёт. Вон, мистер Пратчет, например, работающий у нас в школе дворником и садовником. Сколько ему лет, интересно? Старик, правда, так часто, выпивает и закидывается, что большинство, наверное, и не в курсе, что он Норм. Впрочем, на такое давно смотрят сквозь пальцы. А смысл? Когда штат по «закону равноправия» всё равно укомплектован Алками на 30 процентов минимум? Пусть пьёт, кому от этого хуже, если работа сделана, как надо.