Любой неожиданный удар – это удар в спину.
Из объяснительной записки гетмана Мазепы
Не больше двадцати километров. С тем же успехом это могло быть не больше ста или пятисот… Крылатые летать толком не умеют. То есть летают примерно так, как я плаваю под водой: плыть плыву, но до рыбы мне далековато. Зафиксированный мною рекорд полета крылатых составлял метров двадцать. Ходят на любые расстояния – но медленно – крылья мешают. Не воины, а две сотни инвалидов. А ведь так и не скажешь – парни все крепкие, с хорошей реакцией. Ну, свихнувшиеся слегка на пророчествах, так не они первые… Утром нужно быть на месте встречи, и кажется, что время есть и его много, только двадцать километров – это по прямой. А так – все сто. Скорость же отряда, как известно, равна скорости его самого медленного бойца. В нашем случае это носилки с Данилой. Носилки с Ярославом передвигаются несколько быстрее – миллиметра на два в час. То есть какая-то польза от крылатых все же есть. Если бы они сообразили и мне – ужасному магу Олексе – предложить носилки, я бы перестал злиться на то, с какой скоростью они переставляют нижние конечности. Увы. Вероятно, в их глазах я слишком велик, чтобы нуждаться в помощи.
К сожалению, мое величие никак не повлияло на препятствие, которое заметило нас раньше, чем мы его. Это не трудно, если препятствие тебя ждет, а ты его – нет. Последние метров пятьсот меня не оставляло ощущение, что мы не единственные существа с развитым зрением в округе. То ли разведчики из крылатых никакие, то ли мои «ощущала» сработали слишком рано, но подтверждение явилось только сейчас. Голубой Дракон тоже не обрадовался. Думаю, ему не понравилась раскраска знамени, под которым собралась встречающая нас делегация. Белый рыцарь на красном фоне. Даже не знаю, что могло быть хуже: нас ждала встреча с родным братом княжны Лоретты литовским князем Эдмундосом и его уланами. Целую секунду я мечтал о том, чтобы нас попытались взять в плен. Но, судя по свисту арбалетных болтов, князь Эдмундос был бы вполне удовлетворен нашими тушками, даже если их кожный покров не будет сохранен в целости и сохранности.
Может, ходило мое войско недостаточно быстро, зато бегало оно в правильном направлении – ближе к лесу, дальше от арбалетчиков. Бедняге Эдмундосу все-таки придется подсуетиться, чтобы испить нашей кровушки: пришпорить коня, взять в руки пику…
Если бы эти всадники атаковали не нас, я смог бы лучше оценить красоту сомкнутого строя отряда из пяти сотен кавалеристов. Добежать до леса не успеем. Жаль, я бы точно предпочел заблудиться. Пусть даже половина уланов останется в этом снегу – оставшиеся не оставят нам ни грана надежды.
Командир из меня никакой. То есть командир большого отряда – никакой. Зато у меня был Ярослав. Не знаю, каким чудом он умудрялся стоять, да еще и командовать… Когда я оторвался от созерцания мчащейся смерти, то обнаружил за своей спиной смерть другого рода – выстроенный по всем правилам отряд пехотинцев, готовый встретить конницу. Им бы еще правильные щиты и копья…
Арбалеты снова выплюнули болты, проредив наш строй… Крылатые стояли, будто им снова было известно что-то из пророчества. Какая-нибудь строка наподобие такого: «Враг будет разбит, из нас никто не умрет». За войском литовцев стала видна характерная повозка, которая не оставляла вопросов, каким образом уланы оказались здесь. На таком транспорте в Киев явились литовские колдуны. Меня совсем чуть-чуть (глупо всерьез волноваться за несколько секунд до смерти, поэтому чуть-чуть) смущали два факта. Первый: как они узнали, где именно стоит нас ждать. И второй: если они все так правильно вычислили, то где второй отряд, который, по всем раскладам, должен атаковать нас сзади?
Всё просто. Быть быстрее. Всаживать железо в мясо, в жилы, в кость. Не парировать – уходить. Потому что, когда железо встречается с железом – боль и слабость растут с каждым ударом и убивают вернее любого противника… Еще быстрее. Литовец еще не понял, что уже мертв. Его сердце еще гонит кровь. Он успевает увидеть, как клинок выходит из-под его ребра. Он успевает нанести удар. Слишком медленно.
Рядом Данила. Пока держится. Шансы есть, слева от него Мальчик – было бы у меня на пару сотен таких «мальчиков» побольше…
Штандарт Киевской Короны немного впереди. Только вокруг Ярослава всё меньше бойцов. Единый материк нашего чернокрылого войска постепенно превращается в островки, которые один за другим тонут в море уланов.
Пики. Скверная штука – поднырнуть, уйти – и здесь, как под водой, долго не выдержать, затопчут, сомнут, поэтому вверх, вонзаясь клинком в чью-то уже смертельную рану.
Пора переходить в более выгодную позицию, тем более что освободилась она не без моей помощи. Верхом. В преимуществах такой позиции первым пришлось убедиться улану, скачущему на животном, которое не только мастью было похоже на корову. Удар – и до полной и окончательной победы литовцев осталось на одного бойца меньше, значит, на несколько секунд больше осталось у нас. Судя по пляске штандарта, у Ярослава дела обстояли не слишком хорошо. Если бы чернокрылые понимали, сколько их осталось, они бы уже летели с поля боя во всю силу своих недоразвитых крыльев…
Скорее всего, я сейчас был сильно похож на рыбу – рот открывается и закрывается – звук не слышен. С телепатией у меня как-то не сложилось, приходится напрягать связки. Но чудо не приходит одно. Во-первых, Мальчик меня услышал. Во-вторых, он меня понял.
Что должен чувствовать боец в одном вздохе от победы, выживший и уже поверивший в свою удачу, когда его противник, раздавленный и обреченный, вдруг превращается в неодолимую силу, спасения от которой не может быть в принципе?
Что он должен чувствовать, когда небо над ним в один миг становится черным от крыльев и стальным от клинков, которые эти крылья несут. Слишком мало времени для чувств. Тот, кто увидел небо черно-стальным, очень скоро и очень недолго мог видеть только снег, впитавший в себя темно-красную жидкость. Снег под копытами моего коня.
Очень кстати, что литовцы прихватили свою телегу. Бывшим хозяевам она теперь ни к чему – ни к черту у литовцев колдуны. По крайней мере я от них боялся большего. Большего я ожидал и от количества раненых. Рядом с Ярославом на телеге мы погрузили лишь пятерых чернокрылых. Мальчик, несмотря на довольно серьезную рану, предпочел остаться на добытом в бою коне. Данила, тоже обзаведшийся конем, кажется, прирос к подхваченному из рук князя штандарту. С другой стороны – кто-то же должен его держать?
На телегу лег другой штандарт – князя Эдмундоса. Сам князь либо решил лично не участвовать в бою, либо его труп умел здорово прятаться. От двухсот наших бойцов осталось тридцать. Правда, то, что осталось от литовцев, выражалось сплошными дробями: полбойца там, три четверти – здесь…
Мы тронулись, не оглядываясь на мертвых. На обратном пути сделаем всё как полагается. А сейчас – только вперед. Если мы остановимся, сдвинуть с места нас сможет разве что Младшая Хозяйка, собрав в кулак всю свою магию. Погода была тоже совершенно не в восторге от нашего решения продолжать движение. Снег, только что казавшийся всего лишь стайкой робких мушек, уверенно перешел к стадии здоровенных мух и, не останавливаясь, пошел дальше – шмели-переростки мгновенно облепили наш отряд. Вполне возможно, что мы шли на месте. А может, и по кругу.
Можно было смотреть долго и пристально, нельзя было увидеть. Когда снегопад начал понемногу рассеиваться, зрение снова стало полезной функцией. В конце концов у нас появился шанс помолиться. Что еще мы могли, если в ста метрах от нас развевался на ветру флаг князя Эдмундоса. В принципе, сам по себе флаг мог бы нас удивить совсем немного – чего только не привидится после боя. Проблема была в том, что на этот раз рядом с флагом находился сам князь, а за ним отряд несколько больше того, который мы уже имели честь уничтожить. Зато у меня теперь есть ответ на вопрос, где второй отряд улан. И, если я вдруг буду умирать неподалеку от Эдмундоса, у меня появится шанс спросить, кто так щедро сливает информацию…
На языке крутилось слово «дежавю», но было несколько обстоятельств, которые никак не позволяли произнести его вслух.
Впереди, за лесом, возвышались башни, а значит, мы почти дошли до хутора Михайловского.
Отряд, который мне показался «несколько большим», на самом деле раза в два превосходил по численности предыдущий, а от нашего отряда мало что осталось. Даже для того, чтобы спасаться бегством.
Эдмундос решил проявить бережливость. Вместо того чтобы тратить стрелы, он решил просто растоптать нас. У него должно было получиться. Даже у сына Эдмундоса, верхом на пони с деревянным мечом в одной руке и деревянным щитом в другой, это должно было получиться.
Низкий гул было почти невозможно услышать за топотом копыт и бряцанием кольчуги. Звук нарастал и, приближаясь, становился всё выше. Наконец его услышали и литовцы. В принципе, всё, что они могли, – это слышать. Еще через мгновение те из них, кому не повезло выжить, – осязали. Так, как можно осязать ливень двухметровых стрел.
Эдмундос лишился своего войска, даже не увидев противника. Я мог утешить князя – если бы он увидел бойцов, способных управляться с трехметровыми луками, – легче ему не стало бы. Врыколаки – гвардия московского царя – могли сильно озадачить любое войско, просто показавшись. При своем росте они и сами представляли собой замечательную мишень, вот только стрелять по ним уже было некому.
На этот раз тело Эдмундоса можно было не искать, оно было надежно приколото стрелой к земле рядом с тряпочкой, которая недавно была флагом. Сильно хотелось верить, что на сегодня с вооруженными конфликтами покончено. Если я еще раз увижу улан, просто лягу – и пусть меня убивают.
С другой стороны, вспоминая обстоятельства последней встречи с царем московским Порфирием… В конце той нашей встречи в воздухе явственно пахло горелым мясом, причем от меня.
История убедительно доказывает, что грубое применение силы – наименее эффективный способ достижения результата.
Римский цикл лекций Аттилы «Культурное наследие гуннов»
Есть особый вид уюта. Буря и натиск. Конечно, если ты – часть «бури и натиска», а не того, на что эти двое обрушиваются. Я чувствовал себя очень уютно, пока врыколаки и черные плащи заканчивали превращать ловушку, в которой закончили свои дни Толстиков и две роты королевской стражи, в обычный овраг. На этот раз у подземных жителей не было ни единого шанса. Офицеры Порфирия все сделали обстоятельно. Сначала рукастых выкурили, а потом хладнокровно перебили.
Великий Князь общался из нашей тройки только с Ярославом, но я был не в обиде. Кто я такой, чтобы быть в обиде на царствующую особу, которая к тому же, по какому-то недоразумению, спасла мне жизнь.
Привал был устроен на всякий случай не на поляне. Хотя при уничтожении колонии подземных монстров не пострадал ни один боец, рисковать столкнуться с ними в менее комфортных условиях не хотелось даже врыколакам. Впервые за долгие дни и еще более длинные ночи я мог уснуть, будучи уверен, что проснусь и утро будет нисколько не хуже вечера. Вот сейчас лягу – и отрублюсь… Нельзя так мечтать: обязательно появится кто-то и все испортит. На этот раз это был Порфирий. Прошу прощения – Великий Князь Порфирий! Вероятно, он решил, что подобрался ко мне незаметно. И это притом, что ходит у нас Князь не один, ходит втроем – с двумя телохранителями-врыколаками. Единственное, что может сделать незаметно врыколак, – это сам кого-то не заметить.
– Ваше Величество?
– Все так же внимателен и осторожен и почти нереально живуч…
Мне не нравится слово «живуч», но, с точки зрения Порфирия, все выглядит именно так… Что же касается осторожности… Сначала приближение Порфирия засек Голубой Дракон, потом Данила, потом Данила сильно ударил меня в бок – и я стал осторожен.
– В последнее время это удается всё труднее, Ваше Величество. Литовцы почти справились… Хотелось бы мне знать, откуда они узнали где нас ждать?
– Литовцы? Вероятно, тот, кто назначил встречу вам, назначил встречу и им…
Хотел бы я уметь оставаться таким же спокойным. Так это Порфирий устроил для нас засаду в виде князя Эдмундоса? Он думает, я так устал, что не вытащу меч из ножен… Что ж, ради такого дела я могу и не вынимая… Или за время, прошедшее с нашей последней встречи, матушка искупала его в Стиксе?
– И для этого была причина?
Порфирий улыбнулся.
– Алекс, чего тебе сейчас стоило не схватиться за меч? Поверь, я даже рад, что ты жив. Я люблю стабильность. Ты предсказуемо выживаешь и предсказуемо добираешься до цели – это удобно.
Улыбка Порфирия кончилась. Наверное, она мне просто привиделась в сумерках. Жаль, мне не привиделись два врыколака, быть может, тогда и у меня появились бы причины улыбаться…
– Правильно было бы держаться в стороне… – Порфирий решил поделиться со мной особенностями политики по-московски. – Выбирать сторону в зависимости от того, насколько успешно Ярослав пройдет по маршруту? Я не видел в этом смысла. Я предложил Лоретте тот же вариант. Назвал то же место и ту же дату. Рассказал о походе Ярослава. Мне было интересно, как она поступит. Теперь я знаю.
Московский царь сидел рядом со мной. Ему было интересно. Он гадал на кровавой гуще, он хотел быть уверен.
– Я знаю, что всё меняется. Тот, кто сегодня был отважен, – завтра может струсить. Я видел предателей – и каждый из них был когда-то честен. Сильные становятся слабыми, а немощные побеждают богатырей. Сегодня я знаю только одно – для меня будет честью поддержать Ярослава. Быть может, позже это окажется ошибкой. Но в любом случае, в этом не будет позора.
Порфирий встал, чтобы уйти так же незаметно, как и пришел, когда я решился на еще один вопрос:
– Великий Князь, но ведь мы не дошли до хутора, и Эдмундос нас ждал довольно далеко от него…
– Не совсем так. Вы вышли точно на то место, где должен был быть хутор Михайловский. Иначе мы просто не смогли бы с вами встретиться. Просто хутора теперь нет: последние годы не самые добрые для небольших селений.
– Князь, я видел башни, мы просто немного не дошли.
– Алекс, под этими башнями я потерял достаточно народу, чтобы понять – лучше обойти. И я не знаю ни что это, ни как туда попасть. Знаю, что раньше здесь такого не было. И поверь: тебе повезло, что ты до них не дошел.
Два дня спустя у Батыевых ворот забили тревогу. Со стороны Днепра к городу тянулся строй – великаны-лучники, странные воины в черных плащах, сомкнутый строй пикинёров и латников… Шли спокойно, вырастая с каждым шагом. Только что казавшиеся игрушечными мечи наливались спокойной уверенностью жадного до чужой крови металла, воздух наполнялся бряцанием брони, и молодого часового на дозорной башне пробил озноб. Ветер вдруг набрал силы и взвил два флага – два брата. Лук с двумя стрелами на изумрудно-зеленом поле и золотой всадник на алом. Герб Киева и герб Москвы вплывали под арку ворот.
От Батыевых до Печерского Замка полчаса шагом. Десять минут верхом. Даже если бы князь Ярослав преодолел этот путь мгновенно – ничего бы не изменилось. Печерский Замок уже был пуст. Княжна Лоретта точно знала, кто подъезжает к стенам под двумя флагами. Тайно Киев покидал князь Ярослав, открыто возвращался Великий Князь.
Линия фронта больше не уродовала город и, что особенно ценно, мою квартиру. Первые несколько дней пиво, домашняя еда и кровать доставляли особенно острое удовольствие. Через несколько дней чувство счастья притупилось, но эта беда была недостаточной причиной, чтобы решить снова отправиться в поход.
Мальчик со своим отрядом решил остаться в Киеве – поселились в гвардейских казармах. Думаю, со временем у Яковлева появится подразделение, которое сможет конкурировать с Костяным отделением. Как я слышал, полковник решил их назвать Черным отрядом. Кажется, что-то такое уже было.
Порфирий гостил в Киеве всего неделю. Была у меня мысль, что несчастный случай с ним пошел бы на пользу и киевской, и московской власти. Почему бы Порфирию не поскользнуться и не упасть откуда-нибудь с высоты. Ну или чтобы что-то с высоты упало на него. Не факт, что его наследник будет лучше, но точно знаю: мне было бы спокойнее. Мне не нравились его глаза. Умру – не моргнет, будет так же смотреть, с интересом: как он там – разлагается понемногу?
О проекте
О подписке