Посвящается Матвею Кимелёву, инициатору создания этой повести.

Он вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.

Иван Сергеевич Тургенев, «Отцы и дети»

Пролог

История, которую я собираюсь поведать, произошла в провинциальном городе Ж. – типичном представителе российской глубинки, не известному широкому кругу лиц за его пределами. Однако именно на таких городах и стоит Святая Русь, а их жители составляют основную массу её населения. Было бы глупо думать, что это титан на глиняных ногах и золотой головой – скорее, наоборот. Ведь где была бы голова, если не ноги?

Провинциальный город Ж недаром когда-то называли городом авиаторов, ибо в центре его жизнедеятельности был (да, собственно, есть и поныне) завод по выпуску летательных аппаратов, преимущественно вертолётов. Сие предприятие в годы так называемого «застоя» поставляло винтокрылые машины для Советской армии, а в «тучные» 90-е, когда они стали вдруг не нужны, перешло на выпуск более актуальной продукции – изделий типа «машинка стиральная». Когда подобного добра стало поступать из сопредельных азиатских стран в количестве, как выразился один мой знакомый, «хоть жопой жуй», вновь стали актуальны винтокрылые машины. Что и спасло завод от дальнейшего запустения и преобразования в какой-нибудь торговый центр или автостоянку. Справедливости ради, спасло далеко не полностью, и баркас под названием АО «Улётный завод» до сих пор качает океан с романтичным названием «Рыночная экономика». Эдакие приливы и отливы всё время ощущают на себе рядовые рабочие, у коих давно появился иммунитет к этой, с позволения сказать, «морской болезни».

Однако тот завод не единственная достопримечательность, имевшаяся в том славном городишке. Недалеко от цехов по производству фюзеляжей и несущих винтов раскинулись две площади, не дотягивавшие по размерам до Красной, но по значению бывшие не менее важными для местных жителей. В праздничные дни оные прогуливались по набережной вдоль местной речки, из-за своей чистоты справедливо наречённой «Говнотечкой». Причём некоторые индивиды даже не стеснялись купаться в упомянутом отстойнике человеческой жизнедеятельности. Неподалёку от сих заповедных мест располагался парк, в котором по тем же праздникам развлекалось население панельных террариумов. Разумеется, потребляя горячительные напитки, сладкую вату, запивая весь сыр-бор пепси-колой. И просто культурно отдыхая. Из прочих достопримечательностей можно отметить другой парк, частично занятый огромным торговым центром и церквой, два стадиона, два дворца культуры, один из которых сначала облюбовали бомжи и наркоманы, а немного позже застройщики, строящие который год там неизвестно что. Прочие архитектурные объекты настолько заурядны даже по меркам провинциального города, что говорить о них значит лишь понапрасну тратить время.

Касаясь же до размеров, то путешествие из одного конца в другой займёт примерно такой же путь, какой занимает обычное путешествие от дома на работу в каком-нибудь крупном полисе. Сопряжённая со спальными районами промзона, именуемая в узких кругах «зоной отчуждения», действительно походила на таковую тем, что люди здесь практически не жили, и серым небом даже при палящем солнце. Многие здешние строения доживали свой век, постепенно сливаясь с окружающим ландшафтом. Место это было неприятно ещё и тем, что, вступая в его черту чистым, вызывало затруднения остаться таковым по выходу из «зоны», не наткнувшись на грязь и мусор. Или же не покрыться пылью с головы до пят в знойные и сухие летние деньки. В общем, «зона» по праву считалась местечком неприятным. Никто туда особо не стремился кроме незатейливых хозяев железобетонных конструкций, построенных в ряд, которые сами владельцы нарекли «гаражами». С вечера пятницы по вечер субботы они находили здесь отдушину от серой действительности, ибо одно только нахождение на территории этого уютного уголка вселяло какое-то странное чувство эйфории. До кучи подогреваемое горячительным. Сложно передать это чувство тем, у кого нет вожделенной железобетонной коробки.

Как и в любом другом городе, пусть даже небольшом, в провинциальном городе Ж. имелись школы. Школ насчитывалось ровно десять, отличавшихся преимущественно внешне. Две из них пользовались репутацией «элитных» – седьмая и десятая, так как занимали в различных городских соревнованиях в размерах собственного тщеславия первые и все остальные места. Элитными они считались ещё и потому, что позволить себе обучение там могли далеко не все из-за существования разнообразных «взносов». На новый принтер, евроремонт учительской и прочих кошерных вещей. Сама их бытность находилась за гранью понимания о «бесплатном образовании», оставшимся у некоторых великовозрастных родителей. Когда как более продвинутые граждане полагали нахождение своих чад в стенах учебного заведения за некую услугу, вроде смены унитаза. А за качество услуг приходится доплачивать, как и за красный цвет бумажки, выдаваемой на память. Что преимущественно выливается в содержание целой армии репетиторов. Из дополнительных расходов можно также вспомнить оплату выпускного вечера и прочих торжественных попоек, наём фотографов и далее по списку. Попытаюсь объять необъятное, сделав очевидный вывод – подобное удовольствие доступно не каждой семье, поэтому в основном «некаждые» семьи находили себе пристанище в этих двух «статусных» заведениях.

Из остальных школ можно выделить две – вторую для умственно неполноценных и девятую, речь о которой пойдёт ниже. Сначала стоит отметить удивительную деталь – изначально девятая школа находилась на месте второй, то есть занимала её здание и сопряжённую территорию. Но по мере разрастания поступающего контингента переехала дальше – на отшиб, к самой границе с «зоной отчуждения». С момента постройки до переезда на отшиб населением города принималась за «элитную» в плане качества обучения. Однако по означенной выше причине – разрастание контингента учащихся, постепенно «попсела» и превратилась в место, куда уже в наше время старались спихнуть отстающих и детей, не уживающихся в коллективах других школ. Причины на то у каждого имелись разнообразные. В основном то была ярко выраженная «индивидуальность» ученика, благодаря которой его дрочили в коллективах «обычных» детишек со всей детской ненавистью, имеющую неиссякаемый источник в прекрасные отроческие годы. И причина обратная – чадо само пыталось всех построить по собственному разумению, неизбежно вызывая конфликты в классе, драки и т. д. Крайние выражения рассматриваемого явления вытекали в уголовные наклонности субъекта, попытки жить по каким-то там «понятиям» с попытками их навязывания коллегам по учебному процессу. Всё перечисленное кроме самого субъекта и нескольких его «приближённых» никому не нравилось, поэтому таким личностям обычно приходилось менять школы как известные резинотехнические изделия.

Но существовала девятая школа, где подобные индивидуумы находили себе приют от злого мира, не желавшего жить по дебильным «понятиям» и совершать действия, граничащие со статьями административного, а то и уголовного кодекса. Иногда подобные действия означенных личностей приводили не только и не столько к смене учебного заведения, сколько к переезду в государственный заповедник с трёхразовым питанием. Говоря менее художественно, на нары, где к таковым относились со всевозможной любовью. Происходил переход данной публики в девятую школу помимо либерализма руководства школы, кстати, наречённой неизвестно за какие заслуги «лицеем», ещё и по причине индифферентности основной массы школьников к подобным ротациям. Конечно, пока ротации их не касались. А когда касались, то из-за всеобщей атмосферы «недоносительства». Лишь некоторые осмеливались сказать вслух о факте притеснения родителям, после чего те становились раза в два больнее и в три обиднее. Основная масса продолжала смотреть на зрелища сквозь пальцы, когда некоторые «примкнувшие» к извергу или извергам смотрели на унижения как гиены, иногда принимая посильное участие. Если им, конечно, разрешали. И только единицы могли ответить мучителю или чего больше вступиться за беззащитного…

Внимательный читатель задаст резонный вопрос: почему автор сначала пишет об отличиях школ чисто косметических, а потом специально делает акцент на конкретной школе. Отвечу, что на ярмарке тщеславия под названием «российское образование» всё отличие заключается в близости или отдалённости от кормушки, в то время как внутренние процессы в них примерно одинаковые. Акцент же на девятой школе делается нарочно, однако не из-за какой-то эфемерной «специальности». Наоборот, её типичность скоро представится читателю. Но потому что в ней оставило память по себе центральное лицо настоящей повести.

Семье Фёдорович Надеждинский с виду был неприметным мальчиком, ничем не отличавшимся от миллионов таких же, как и он, шестнадцатилетних отроков. Рост средний, волосы тёмно-русые, глаза карие, телосложение насильно откормленного дистрофика – в целом, ничего удивительного. Такие не привлекают внимание противоположного пола, не привлекают внимание сверстников, пребывая большую часть жизни в одиночестве или в обществе таких же неудачников и задротов, как и они сами.

С ранних лет Сеня избрал путь замкнутости, не чувствуя нужды в окружающем мире, будучи погружённым в какие-то свои думы и мечты. Однако, как действие порождает противодействие, так и замкнутый ребёнок породил к себе внимание со стороны некоторых ровесников. Дело развернулось ещё в детском саду. Тогда через некоторое время игры в дочки-матери Женя завёл себе узкий круг общения, в котором и пребывал до первого лета в своей уже сознательной жизни. Первого лета, проведённого вне стен этого замечательного учреждения для детей. К сожалению ли, к счастью ли, но многих своих товарищей по детскому саду он видел в последний раз. В первый раз маленький мальчик столкнулся с такой вещью, как разлука. Правда, в ту пору полностью осознать, что это такое, он ещё не мог, ведь близился сентябрь, а значит новые знакомства, новая обстановка.