«Оставайся пока в миру, Андрюша, там твой путь.» Тихие слова старца звучали в его голове снова и снова. Это был приговор. Все равно, что в день освобождения получить продление срока. Но слово сказано, теперь необходимо ему подчиняться.

Бессонная ночь, проведенная на верхней полке под перестук колес, совсем не сказалась на его утреннем самочувствии. На московскую платформу Андрей Ильин ступил бодрым и спокойным. Он все для себя решил.

Встречные потоки пассажиров смешались, и на платформе образовалась обычная сутолока. Попутчиков Андрея толкали плечами и пинали сумками, но самого Андрея толпа обтекала, ни разу не тронув.

Чем это вызвано? То ли его мощным пружинистым торсом, то ли уверенной неспешной походкой, то ли пронизывающим взглядом серо-голубых глаз… Вьющиеся спутанные светло-русые волосы его, трехдневная щетина и ироническая улыбка жесткого волевого рта вносили еще большую сумятицу в упражнения физиономистов, пытавшихся дать ему психологическую характеристику. Такой человек может быть очень опасным врагом, другом же… нет, скорее, такие друзей не ищут, такие орлы летают в одиночку. Хотя… и не нам с вами одним приходилось ошибаться, глядя на такие лица.

Дома он поставил чайник на плиту и прочел сообщения пейджера. Бригадир «гвардии» уже требовал его на объект. Он принял холодный душ, побрился и сел за стол выпить крепкого чая.

Постучала в дверь и вошла соседка Света, женщина неопределенного возраста и поведения. За пару минут она успела выложить, что прогнала мужа-пьяницу, уволилась с работы, осталась без денег и теперь намерена тосковать. Андрей сказал, что сейчас он уезжает на работу, и предложил ей зайти вечером для более обстоятельной беседы. На прощанье Света обнажила в улыбке редкие зубы и призналась, что рада его возвращению, на что она уже и не надеялась. «С чего это вдруг не надеялась?» – поднял он на нее глаза, но та уже упорхнула.

Пока электричка вяло тащилась до станции Кратово, Андрей задремал и снова вернулся в то переломное для себя время, когда все началось…

Бабуля, его любимая бабуленька, самый близкий ему человек, вдруг тяжко заболела. Когда он приехал к ней домой в старый арбатский дворик, она рассказала своему любимому внучку о тайне, которую хранила долгие годы.

Оказывается, Елизавета Андроновна, старая учительница, потомственная интеллигентка, тончайший человек с классическим образованием и энциклопедическими знаниями, почти всю жизнь скрывала, что она была верующая.

Андрей, пораженный, сгорбившись сидел у бабушкиной кровати и никак не мог понять, как же это все совместимо! С детства ему родители и учителя внушали, что религия – это удел людей темных и необразованных, это опиум для народа…

И вдруг оказалось, что эта женщина, знавшая буквально все, о чем ни спросишь, культурный и тонкий человек, втайне от всех постоянно ходила в церковь. Никогда она не говорила об этом никому, даже ему, своему любимцу, самому близкому человеку…

Бабушка долго говорила о Боге, о своей вине перед внуком и детьми. И все просила прощения. И умоляла привести священника – отца Владимира из храма Иерусалимского подворья, чтобы исповедаться и причаститься.

Андрей не посмел ослушаться бабушку, разыскал это подворье, расспросил, как найти отца Владимира. На следующий день привел седенького старичка в средневековой одежде к бабушке домой. Всю дорогу они молчали, Андрей не знал, о чем и как с ним говорить. Идти рядом с попом в его странном облачении было стыдно, на них озирались, за спинами шушукались…

Дома у бабушки отец Владимир долго выслушивал исповедь, читал молитвы и еще что-то делал непонятное. Но вот когда он ушел, бабушка будто засияла от счастья несмотря на свои тающие силы.

Она попросила достать из резного дубового комода старенький молитвослов, пометила несколько молитв, канонов, показала псалмы и просила Андрея их читать. Вот тогда он и понял, что такое молитва. Всю ночь он сидел у изголовья умирающей бабушки и читал вполголоса молитвослов. Сначала все это его раздражало, но потом тоска и раздражение исчезли и на их место в душу пришли покой и редко его посещавшее чувство своей правоты. Бабушка то впадала в забытье, то снова открывала глаза, но на ее даже сейчас красивом лице теплилась благодарная улыбка.

На следующий день с утра наехали родители и брат, заходили бабушкины подруги, соседки. Андрей уехал домой, где его заждалась Лена.

Жена сначала набросилась на него с упреками, ее красивое лицо исказила злобная гримаса, но, услышав о тяжелой болезни бабушки, на время ревниво отступила.

Он при первом же удобном случае заперся в комнате, оборудованной под кабинет, снова достал молитвослов. И снова ощутил он, как молитвы очищают его от суетливой шелухи и настраивают на самое главное – подготовку к страшному, но неизбежному.

Вскоре бабушка умерла. Родное лицо ее в гробу поразило своей отстраненной просветленностью. На кладбище во время скромной церемонии похорон в просиневшем на время небе кружились белые голуби. Впервые в жизни во время похорон Андрей вместо обычной щемящей тоски чувствовал покой и тихую радость.

Следующим утром Андрей отправился в церковь к отцу Владимиру. Шла воскресная служба, и пришлось подождать. Он с трудом понимал происходившее, но служба ему, как ни странно, понравилась, и он снова испытал состояние душевного подъема. Отец Владимир после окончания службы сам подошел к Андрею и говорил с ним удивительно мягко. Андрей пришел посоветоваться со священником, как ему лучше себя вести после смерти бабушки и как за нее молиться.

Спустя несколько месяцев он потерял сначала жену, а потом и родителей. Они продолжали жить и здравствовать, но все отношения с Андреем прервали, объявив психом. После развода и размена ему досталась комната в коммуналке, свобода молиться и беспрепятственно посещать храм.

Следом за ним в храм пришли и все «гвардейцы», один за другим. Не сразу, конечно…

На объекте на Андрея набросился «менеджер» Пал Трепалыч:

– Где тебя носит? Сегодня приедет хозяин, вопросы, наверное, задавать будет.

– А ты на что? У тебя только и дел, что следить и докладывать.

– Да будто я чего понимаю в вашем строительстве. А твои «гвардейцы» даже головы от работы не поднимут.

«Гвардией» Андрей называл свою бригаду не зря. Как в гвардейских частях собираются отборные силы, так и в этой бригаде работали отобранные путем долгих испытаний инженеры и офицеры, вышедшие в отставку. Люди немногословные, работали они от зари до зари почти без перерывов. На качество и аккуратность обращали особое внимание. Андрей тоже некоторое время работал с ними на равных, но потом ушел на свое дело. Когда его неудачная попытка крупно заработать провалилась, едва не стоив ему жизни, бригада снова пригласила его, но уже в качестве прораба. Обязанности Андрея не тяготили его, потому что ни дефицита материалов, ни трудностей с поиском новых объектов не было. Но бригаде нужен был такой человек, чтобы не отвлекаться от работы.

На первую встречу три месяца назад хозяин заявился в окружении массивных телохранителей, на трех черных джипах размером с самосвал. Подошел вразвалку к Андрею и гнусаво заявил:

– Значит так, мальчик, плачу вдвое от сметы, но если через два месяца дом не будет построен, ваши уши будут болтаться на вон той березе.

Андрей уже встречался с такими «деловыми» и знал, что говорить с ними надо так, чтобы с первого слова суметь заставить себя уважать, при этом держа на дистанции и контролируя каждую фразу, так как ловить на неосторожно оброненном слове – этому учат даже начинающих. Он почувствовал, что страх кольнул-таки его острой занозой, но весь собрался, самоотстранился, вспомнил слова апостола: «Если с нами Бог, то кто против нас?» Рука в кармане легла на теплые деревянные четки, и потекла Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного…»

– Значит так, – спокойно глядя хозяину в глаза, сказал Андрей, – наша бригада отвечает за качество работ. По технологии положено строить такой дом четыре месяца, вот за это время мы его и построим. Даже при всем уважении к вам бетон не наберет необходимую прочность раньше проектного времени. А что касается наших ушей, то мы уже и пуганые и стреляные, и правила игры знаем, так что если наши условия вам не нравятся, поищите других.

– Ну что за молодежь пошла! Никакого почтения ни к сединам, ни к моим двадцати четырем годам зоны. Ладно, Андрей, я про вас уже все знаю, поэтому работайте спокойно. Как и сказал, плачу две сметы. Для связи со мной поставлю вам своего друга Пал Палыча. Будет здесь у вас…гм… менеджером.

С тех пор хозяин приезжал только пару раз, буквально на минуту, удовлетворенно хмыкал, спрашивал что нужно, давал денег и уезжал.

Отношения их перешли в русло взаимного уважения и невмешательства. Но Андрей все же держался с заказчиком подчеркнуто вежливо, холодно и даже сурово.

На этот раз визит оказался необычным. Громадное тело хозяина никто не охранял, он никуда не спешил. Выглядел усталым и больным. Перекинулся несколькими словами с Пал Трепалычем и отозвал в сторонку Андрея.

– Что, «наехали», Владимир Иванович? – скорей констатировал, чем спросил Андрей.

– Я еще в первый раз приметил, что у тебя глаз, как у следователя, – будто насквозь видит. Да, Андрюха, крепко обложили.

– За кордон махнете, или воевать будете?

– Нельзя мне за кордон.

– Кровь будете проливать?

– Не хочу я этого, – хозяин опустил на глаза набрякшие веки. – Они сами напрашиваются. Думал, на старости лет отмолю грехи, поживу в мире и покое. Деньги честно стал зарабатывать. Меня партнеры, даже английские, уважают за честный бизнес и надежность. Я ведь почему вашу «гвардию» выбрал? Мне сказали, что вы по вере живете. Так, может, что посоветуешь? Не идти же к попу? Он же меня не поймет.

– Это вы напрасно, Владимир Иванович. Вряд ли вы своими вопросами священника испугаете. К ним приходят и с более серьезным.

– А что может быть серьезней крови?

– Причина, которая до крови доводит. В данном случае, я думаю, сребролюбие?

– Дело не столько в деньгах. Ненавидят нас эти зверьки, Андрюха, и наши законы презирают. Может быть, законы у нас – и не римское право, конечно, но все же беспредел как-то сдерживают. Даже милиция их уважает.

– Значит, вы считаете, что правда на вашей стороне?

– Да. Иначе бы я к тебе не обратился. Какие тут шутки? Себе дороже.

– Тогда и я сейчас серьезно говорить буду. И сделать вам желательно все так, как я скажу. Вы готовы?

– Говори. Сделаю, как скажешь, – хозяин устало кивнул коротко стриженой сединой и вздохнул.