Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»

Введение

«Эта история начиналась как благородный порыв, разворачивалась как классический детектив, оборачивалась пошлым фарсом и грозит завершиться национальной драмой, потому что это история о том, что общество, Церковь и государство способны сделать с российской культурой в угоду политической конъюнктуре, личным амбициям и ложно понятому религиозному возрождению. Сегодня живые свидетели происходящего готовы умолкнуть под тяжестью «административного ресурса», почитая «худой мир» паче «доброй ссоры». Настало время прислушаться к голосу камня…».

Такими словами начиналась книга «Вопиющие камни», увидевшая свет в 2006 г.^[1] Эпиграфом к ней были взяты Евангельские слова: «И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: «Учитель! Запрети ученикам Твоим», но Он сказал им в ответ: «Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19: 39–40). Со времени появления той книги прошло несколько лет. Некоторые политические деятели успели выказать свое отношение к лицам, «шакалящим» у «западных посольств» в надежде на «иностранные гранты». Это обстоятельство дает мне дополнительные основания вновь поблагодарить Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров за поддержку исследования, которое легло в основу первой книги, и за ее издание.

Как и в большинстве случаев со всеми прочими «иностранными грантами», полученными моими соотечественниками, вложенные в работу средства и ее результаты остались в России, так или иначе обогатив общественную жизнь и экономику моей страны. Изменили ли они что-либо к лучшему – не знаю. В Отечестве сменился Президент, а в Церкви – патриарх. Однако встающая с колен страна по-прежнему не обращает внимания на мелочи вроде памятников культуры, что хрустят под этими самыми коленями. Болезнь российского общества, описанная в книге «Вопиющие камни», приобрела хронический рецидивирующий характер. Более того, в обществе притупилась острота восприятия существующей ситуации как конфликтной: то, что раньше ощущалось как скандал, ныне становится нормой. «Приватизация» святынь и памятников, их «передача», превращаются в «сдачу» как остаток внутренней политики. Сегодня это вызывает протесты лишь единиц – даже среди тех, кто должен считаться культурной и интеллектуальной элитой России. Впрочем, и эти протесты начисто лишаются гражданского пафоса и приобретают форму корпоративной жалобы, рассчитанной на то, что распоряжающаяся культурой власть не забудет жалобщиков и учтет их интересы при дележке памятников. Коррупция в деле охраны культурного и археологического наследия охватывает все более широкие слои населения, не исключая и академические учреждения. Если в общественную жизнь возвратилась «эпоха застоя», то культурная апатия в обществе должна быть охарактеризована словами из православного молитвослова как «окамененное нечувствие». Камни по-прежнему вопиют, что и стало причиной повторного обращения к теме взаимоотношений общества, Государства и Церкви в деле сохранения и использования памятников религиозной культуры, а также предметом честного анализа, который, естественным образом дополняя и уточняя описанное ранее, составляет – с упором на современность – нерв настоящей книги.

Написав о наступившей эпохе «окамененного нечувствия», я к радости своей осознаю, что это вполне так. Вышла книга философа и богослова Владимира Мартынова «Пестрые прутья Иакова: Частный взгляд на картину всеобщего праздника жизни» (Москва, 2008), где с болью говорится о разрушаемой старой Москве, в том числе Москве церковной. На местах формируются инициативные группы людей, которым не безразлично, в какой стране они живут и что за история была у этой страны. 1 ноября 2006 г. было создано общественное движение за сохранение культурного наследия Санкт-Петербурга «Живой город». Хорошо известны его акции против уничтожения исторической застройки центра Северной столицы и попыток строительства пресловутого «Охта-центр», уничтожающего не только «небесную линию» города, но и «подземный Петербург» – его археологические памятники, поскольку городские власти и федеральные органы охраны объектов культурного наследия разрешили возвести «газоскреб» на месте хорошо сохранившихся средневековых крепостей. 7 февраля 2009 г. в Москве на основе ряда общественных организаций сформировалось движение «Архнадзор». Целью движения является объединение людей доброй воли, направление их усилий на выявление исторических памятников и содействие постановке выявленных объектов под охрану государства, на борьбу против уничтожения памятников и историко-архитектурных ландшафтов Москвы, на общественный мониторинг охраны и использования памятников и популяризацию ценностей культурного наследия столицы. В Интернете и на бумаге публикуются мартирологи уничтоженных памятников и аналитические записки, где дается оценка происходящему и предлагаются пути преодоления негативных тенденций. MAPS уже дважды выпустило международный отчет «Московское архитектурное наследие: точка невозврата»: в 2007 и в 2009 г.^[2], причем второй выпуск включает также разрушенные памятники Петербурга и специальный, пусть и небольшой раздел, посвященный церковной архитектуре.

Впрочем, в поле зрения этих движений, которые ставят перед собой достаточно широкие задачи (в первую очередь – сохранение уникального архитектурного облика исторических городов России), памятники церковной архитектуры попадают достаточно редко. В этой специфической области продолжают действовать Общественный комитет в защиту историко-архитектурного музея-заповедника «Рязанский кремль» и возникший 18 апреля 2007 г. Общественный комитет спасения Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника. Как бы то ни было, жизнь жительствует…

Называя свою первую книгу «Вопиющие камни», я писал, что образ камня в Библии многозначен. Действительно, он может быть прочным основанием, местом пророческого видения, орудием казни, лже-алтарем, на котором приносится «бесовская жертва». Камни могут кричать. Если раньше наиболее убедительным мне казался образ мученичества памятников, их страдания и свидетельства одновременно, то сегодня камни мало-помалу превращаются в место, где церковная старина в современной России приносится в жертву ложно понятым национальным интересам.

Предыстория спора о памятниках церковной старины, а, по сути дела, о российской памяти, связанная с трагическим опытом российской истории в XX столетии, казалось бы, не оставляет сомнений в единственно возможном решении этой проблемы. Необходимо вернуть святыни и собственность тем, у кого все это было отнято властью, открыто провозгласившей своей целью уничтожение религии и религиозного. Но кто сегодня эти «те»? Общинная и приходская жизнь, выросшая из многовековой русской традиции, ныне разрушена. Сегодня на место общин пришло руководство патриархии, епархиальная бюрократия, приходские и монастырские настоятели и их ближайшее окружение – «трудовые коллективы» религиозных организаций. На долю прихожан осталось лишь «удовлетворение религиозных потребностей». Ответственности за переданную им материальную и культурную ценность граждане России не несут. Они исключены из этой сферы теми, кому государство передает в пользование или в собственность культурные ценности – под видом имущества. Феномен отчуждения большинства населения от политической жизни, характерный для современной России, в полной мере находит свое отражение, а быть может оправдание и причину, в церковной жизни РПЦ.

Действительно, вопросы культурного правопреемства оказываются более запутанными, чем кажется на первый взгляд. Основной спор о наследстве идет не между «официальным» и «альтернативным Православием», не между конкретными религиозными организациями: приходами и монастырями, чья собственность на богослужебное имущество не подвергалась сомнению в Российской империи. Внешне спор идет в основном между отделенной от государства Русской Православной Церковью, чьи интересы зачастую поддерживаются государством, и государственными учреждениями культуры, судьба которых тому же государству подчас демонстративно безразлична. Правильному пониманию ситуации способствует осознание той роли, которую российская власть отводит Церкви и культуре, духовенству и интеллигенции в формировании «национальной идеи» и построении «суверенной демократии».

Первые лица московской патриархии и Российского государства постоянно повторяют, что в обществе нет конфликта между Церковью и культурой, а есть противостояние конкретных личностей справедливым требованиям Церкви. Обе стороны, вовлеченные в это противостояние, подробно описаны в соответствующих СМИ. Эти портреты, иногда верные, иногда карикатурные, прочно вошли в массовое сознание. Столь же неизменны и аргументы, привычно используемые противоборствующими сторонами в доказательство своей правоты, что порождает сомнения не только в правильности самих аргументов, но и в правильности определения конфликтующих сторон.

Традиционно считается, что одна сторона – это «церковники», преимущественно епископат и активисты московской патриархии, действующие именем Церкви и от имени «православных верующих» России. Последние, по мнению патриарха, составляют 80 % населения страны. Они требуют полномасштабной реституции некогда утраченных имущественных прав Русской Православной Церкви по состоянию на 1917 г. В этой ситуации памятники культуры играют «служебную роль». Они становятся наиболее востребованной частью церковной недвижимости или средством психологического давления на общество, поскольку пребывание икон и реликвий в музейных собраниях, а не в литургическом быту, именуется «оскорблением чувств верующих».

Одним из серьезных аргументов в пользу передачи культурных ценностей патриархии становится утверждение, что государство в лице учреждений культуры не может (в силу финансовых и организационных причин) достойно содержать памятники церковной старины. К тому же музейная практика, пропитанная антирелигиозными предрассудками, доставшимися ей в наследство от советского прошлого, не способна правильно показать и объяснить церковную культуру. Общественности также предлагается принять во внимание волю создателей и дарителей произведений христианского искусства, полагавших некогда, что их творения и собственность будут находиться в пользовании Церкви до скончания веков. На стороне требовательной иерархии – значительная часть прихожан, государственные чиновники различных уровней и ветвей власти, общественные деятели и бизнес-элита, спекулирующие на религиозной теме, и одновременно – почти полное равнодушие к проблеме со стороны российского общества.

По другую сторону баррикад – «музейщики» и представители творческой интеллигенции, связанные преимущественно со сферой культуры: искусствоведы, реставраторы, историки, краеведы, журналисты. Они поражены жесткостью выдвигаемых «церковниками» требований и жестокостью их исполнения. Эта группа выступает в интересах самих памятников истории и культуры, действуя на основе «цеховой солидарности», от имени общественности и со ссылками на современное законодательство. При этом считается, что восстановление справедливости по отношению к одним не должно сопровождаться нарушением ее по отношению к другим.

Противники передачи религиозным организациям культурных ценностей утверждают, что Церковь сегодня претендует на то, что позавчера ей не принадлежало. Православная Греко-российская Кафолическая Церковь как «ведомство православного исповедания» рассматривается ими в качестве государственной структуры. В этих условиях на место «церковной собственности», которую нужно возвращать, приходит «государственная собственность», которой учреждения культуры сегодня распоряжаются как общенародным достоянием. Опять же: московская патриархия не может рассматриваться как единственный правопреемник Синодальной Церкви. На ту же самую роль могут претендовать не только другие религиозные организации, именующие себя православными, но и «неверующая» часть современного общества. Эти люди, как законные наследники своих православных предков, обладают определенными правами на использование и восприятие памятников культуры в соответствии со своими светскими убеждениями. Все сказанное не предполагает обязательного возвращения религиозным организациям предметов культа, «переросших» свое литургическое значение и превратившихся в произведения искусства.

Деятели культуры указывают на отсутствие у патриархии должного опыта и средств для консервации и реставрации памятников, а также на низкий культурный и нравственный уровень духовенства, в руки которого попадают святыни. Передача памятников религиозным организациям не только несет в себе угрозу их сохранности и свертывает возможность ознакомления с ними широких слоев населения, но также препятствует их исследованию и изучению специалистами. Такое «хозяйствование» приводит к существенному искажению и даже разрушению объектов культурного наследия, переданных монастырям и приходам. Передача памятников Церкви зачастую происходит за счет расформирования и реорганизации музейных структур и коллекций, что ведет к утрате культурного потенциала России и разрушению системы охраны памятников, к личным и коллективным драмам сотрудников музеев. На стороне «музейщиков» – постоянно нарушаемое законодательство страны, действительные финансовые и организационные проблемы, связанные с содержанием памятников религиозными организациями, «группа поддержки» из числа чиновников Министерства культуры, определенные круги гуманитарной и технической интеллигенции, зачастую настроенные антирелигиозно или антиклерикально, и редкие выступления местных жителей, малочисленных общественных организаций и политических движений.

При этом и «музейщики» и «церковники» упрекают друг друга в корыстных интересах, проистекающих из бесконтрольного обладания памятниками и музейными коллекциями. Здесь и использование «денежных потоков» от туризма и экскурсий, и возможность получения бюджетного финансирования, и злоупотребление экспонатами из «желтого» и «белого» металлов, и самые банальные морально-материальные дивиденды, получаемые от эксплуатации «имиджевых» памятников, ассоциируемых с национальной историей России.

Такой подход к разворачивающемуся конфликту сводит все к противостоянию двух профессиональных групп, рассчитывающих каждая на свой лад эксплуатировать памятники культуры, и их «целевых аудиторий» – мирян и общественности. Высокие слова о сохранении культурных ценностей в этих условиях превращаются в дополнительные аргументы, направленные на защиту клановых интересов. Общество продолжает воспринимать происходящее как склоку между «церковниками» и «музейщиками», ведя статистику уже случившимся конфликтам и прогнозируя новые проблемы. Летом 2004 г. в газете «Коммерсантъ» был опубликован список 19 музеев-заповедников России, где противостояние существует, назревает или уже улажено различными способами. В декабре того же года «Газета. Ru» подсчитала, что в стране имеют место 144 конфликтные ситуации между религиозными организациями и пользователями церковной недвижимости.

Угроза потенциальных конфликтов напрямую связана с динамикой передачи религиозным организациям памятников старины, обусловленной религиозно-культурной политикой государства. Только за период 1988–1990 гг. приходам Русской церкви на всей территории бывшего Союза было передано почти 5000 храмов, причем за первые 9 месяцев 1990 г. – 1830, и 1179 из них нуждались в немедленной реставрации. К началу 2006 г. в пользовании у Русской церкви, согласно данным Росохранкультуры, находилось 5692 памятника. По данным премьер-министра РФ Владимира Путина, в 2005–2009 гг. РПЦ было передано дополнительно еще около 100 храмов и монастырей. Однако эта статистика касается лишь храмовых и монастырских зданий и не учитывает богослужебной утвари и икон, перемещаемых из музейных запасников в приходские ризницы.

Разница между количеством учтенных проблем и общим числом переданных памятников церковной старины не должна внушать неоправданного оптимизма. Ситуация в целом характеризуется как «отложенный конфликт», который еще не везде вышел наружу. К тому же статистика, ставшая известной широкой общественности, касается преимущественно самого процесса и эксцесса возвращения: именно этот этап всегда воспринимается наиболее болезненно и предполагает включение фактора общественного мнения, провоцируемого информационной войной. Судьба памятников, уже переданных патриархии, интересует общественность гораздо меньше.

В конечном итоге, степень информированности общества о конфликтных ситуациях зависит от организационных возможностей спорящих сторон и культурной значимости предмета спора. Конфликты вокруг рублевской «Троицы», Владимирской иконы Божией Матери, церкви Покрова Богородицы в Филях, Троице-Сергиевой Лавры, Рязанского кремля и Ипатьевского монастыря стали символами эпохи в силу международной известности этих памятников. Обществу остались неизвестны или безразличны драматические истории провинциальных музеев и судьбы сельских церквей, как это произошло с храмом св. архангела Михаила в с. Сижно Сланцевского района Ленинградской области, где в середине 1990-х гг. настоятель снес «ненужную» ему апсиду XVI в.