Все, что вы прочтете – является исключительно плодом фантазии автора. Любые совпадения с реальными именами, событиями и географическими местами – не более, чем случайность.

Предисловие от главного героя

Когда-нибудь, лет через тридцать-сорок, я стану старым. Мои внуки будут залезать ко мне на колени и просить рассказать им историю. Историю о том, как я заработал свой первый миллион. Как я построил самый успешный бизнес общественного питания в стране. Как я стал одним из богатейших людей России.

Это только издалека, если не быть со мной знакомым, можно подумать, что детям в том возрасте, когда они сидят на коленках у дедушки, такие рассказы не интересны. Если у дедушки хорошее чувство юмора, если он любит внуков и умеет рассказывать истории, детям такой рассказ очень понравится. Особенно, если сама жизнь, в духе Гая Ричи или Квентина Тарантино, подбрасывала дедушке такие повороты сюжетов, к которым ни одна, самая смело мыслящая бизнес школа, не могла бы подготовить.

У меня отличное чувство юмора, я великолепный рассказчик, у меня замечательная память.

Моя жизнь дарила мне столько ярких эпизодов, что их хватило бы на длинный, очень длинный сериал. Кстати, а ведь это замечательная идея. Когда я стану старым, я приглашу какого-нибудь модного режиссера, обязательно русского, не потому, что на Голливуд не хватит денег, а потому, что только российский режиссер сможет понять все мои приключения и передать их на экране. Это будет чертовски интересный сериал. Иногда смешной, иногда чуть грустный, но всегда очень напряженный. Разумеется, не все серии я разрешу смотреть своим внукам. Больше того, не про все свои приключения я расскажу режиссеру.

Иногда, даже в самом расцвете сил, я не то, что вел себя недостойно. Хотя, к черту словоблудие. Иногда, даже в самом результативном возрасте, когда можно и нужно сворачивать горы и завоевывать медали, когда остроумие становится исключительно острым благодаря интеллекту и опыту, когда кажется, что минута в «Что, где, когда» это целая вечность на такие простые вопросы… Иногда, именно в этом возрасте, я откровенно тупил. Было такое, что не один, и даже не два дня подряд я вел себя как кретин. Именно про такие эпизоды я никогда не расскажу своему режиссеру.

И именно про такой случай из моей жизни я расскажу вам.

Предисловие от антигероя

Выдержки из досье на участников Игры:

Роман Полий, 39 лет, продюсер, владелец «Гарсиа Рекордз». Состояние 1,7 млрд.

Наталья Кладас, 37 лет, владелица винной компании «Kladas Royal». Состояние 1,1 млрд.

Грикор Минокян, 42 года, владелец сети отелей «Grim Hotel». Состояние 0,9 млрд.

Максим Романов, 38 лет, владелец ГК «Максим». Состояние 1,7 млрд.

Ольга Андреева, 36 лет, конкурсный управляющий, кризисный менеджер. Состояние 0,8 млрд.

Сергей Топчин, 35 лет, создатель социальной сети «Рядом». Состояние 1,1 млрд.

Иван Архипов, 39 лет, первый заместитель министра. Состояние 1,0 млрд.

Светлана Трофимченко, 35 лет, легенда не требуется.

Глава 1

Номер один сидел в высоком полосатом кресле и лениво выпускал колечки дыма. Сигара уже практически истлела, осталось лишь пара дюймов, большой и указательный пальцы жгло при каждой затяжке, а дым стал горьким и очень горячим. Именно эта часть сигары доставляла максимум удовольствия номеру один. Иногда, он даже откладывал этот момент, оставлял недокуренную сигару, дожидался, когда она потухнет и прятал в бумажный почтовый конверт, чтобы на следующий день вновь ее раскурить. Когда-то друзья-студенты, вернее однокурсники, потому что друзей у него, разумеется, никогда не было, поддразнивали его. Предлагали дать сотню другую фунтов на сигары, раз уж номеру один не хватает, и он вынужден докуривать вчерашние. Но это в прошлом. Сейчас на земле, вероятно, уже не осталось людей, кто мог бы себе позволить подтрунить над ним. Никого, за исключением номера два.

Номер два сидел в таком же глубоком кресле с высокими подлокотниками, обтянутом итальянским жаккардом. Номер два не курил, но ему нравился запах кубинского табака, и он позволял товарищу курить в своем присутствии. Пожалуй, на земле не было второго человека, кто осмелился бы закурить в присутствии номера два.

– А теперь, достопочтимые сэры, перед вами выступит победительница международного конкурса скрипачей имени Йозефа Иохима. – Объявил седой, вытянутый старик чуть надтреснутым голосом с четко слышимой альвеолярной трелью.

– Я все время забываю у тебя спросить, – номер один сделал затяжку, взглянул на остаток сигары и, помедлив долю секунды, все же бросил ее в пепельницу, – семья твоего дворецкого служит в вашем лондонском доме уже шестое поколение. Так откуда у него шотландский акцент?

– Это традиция, – номер два сделал глоток виски и чуть скосил глаза на дымящийся столбик в пепельнице, – если он перестанет говорить с шотландским «ар», он нарушит традицию. Ты ведь тоже никогда не тушишь свои сигары? – полуутвердительно, полувопросительно произнес он.

– Положим, сигары я не тушу исключительно из практических соображений, если я ее раздавлю, она же чадить станет, а так она еще минуту поборется, потлеет, а потом, пепел уголек окончательно закроет от кислорода, и она потухнет. Это ведь даже интересно, вот смотришь на дымок и думаешь, может он последний, а через секунду нет, чуть сквозняк и вот уголек, в тщетной надежде, вновь разгорелся.

На взгляд номера два, номер один всегда был излишне философичен. Но его рассуждения никогда не переходили грань демагогии, оставаясь лаконичными как японский танку, в них часто было не два и даже не три дна, их можно было очищать слой за слоем, как лук или пучок салата.

Тем временем, на сцену вышла молодая женщина, не красавица, но милая, приподняла скрипку и замерла, ожидая сигнала от двоих слушателей, не осмеливаясь начать без приглашения и тем прервать беседу.

– Может, попросим леди сыграть концерт голой? – Номер два лениво окинул взглядом исполнительницу, задержавшись на глубоком декольте и стройных ножках.

– В русском языке есть более литературные слова, «обнаженная», или «нагая». Слово «голая» плохо ложится к нашей гостье.

Номер один говорил на английском. Его «posh English» выдавал в нем жителя Кенсингтона, Мерилебона или Белгравии. Номер два использовал русский. Но по его акценту сразу становилось понятно, что язык Пушкина для него не родной.

– У вас, у русских, даже для «голая» есть синонимы? Зачем вам столько слов?

– Есть прагматичные нации, вот как вы, англосаксы. Вы живете в рамках «права». Вам нужно четко иметь определение каждого предмета, характеристики, инструкции применения с прописанными запретами. Иначе вы друг друга засудите и напрочь перессоритесь. А есть мы, русские. Нами душа, сердце, эмоции правят. Мы живем в рамках «понятий». Мы на каждое слово столько его оттенков подберем, и не интонацией, как китайцы, а настоящих слов, со своими корнями, суффиксами и приставками. Потому что мы не прагматичная, мы чувственная нация. А еще, у нас никогда не было настоящей свободы слова. Русский человек говорит одно, а думает на самом деле другое. Слова у нас мало что значат, русского человека по поступкам судить нужно. Потому то у нас так много слов, чтобы иметь возможность смыслом играть.

– Ты словами о чувственности маскируешь ваше пренебрежение законами. Я же помню, ты еще студентом, никогда на светофоре не стоял, старался поскорее улицу перебежать. Это все твои чувства. А, там, где закон, там чувств быть не должно.

Номер два еще раз окинул оценивающим взглядом молодую исполнительницу, по-прежнему стоявшую на сцене в ожидании сигнала начать игру. Столкнувшись с ней взглядами, он подождал пару мгновений, которые потребовались музыканту на то, чтобы опустить взгляд. Разочарованно усмехнувшись, номер два потянулся к столику и взял тарелочку с пирожным. Бисквит из канадской муки тончайшего помола, взбитые сливки запредельной жирности из Австрии, много голубики из Архангельской области и земляники из Луисбурга. Сплошное удовольствие и вред для тела. Личный врач, диетолог и фитнес тренер номера два должны были бы встать в очередь, кому первому, очень вежливо, указать боссу на недопустимость совмещения алкоголя и тортов. Но, во-первых, они не знали об этой встрече, а во-вторых, даже знай они о сегодняшнем меню номера два, они вряд ли бы рискнули сделать ему даже намек на замечание. Ведь и докторов, и диетологов, и тем более, фитнес тренеров в Лондоне очень много, а номер два – один.

Они встречались не часто. Раз-два в год. И всякий раз «принимающая» сторона, тот, кто выбирал место встречи, организовывал какой-нибудь милый пустячок для развлечения. Все их встречи носили, как бы так сказать, аристократический, даже несколько чопорный характер. Эти два человека имели возможность попробовать в жизни любые, действительно любые развлечения. Их не ограничивали не только рамки бюджетов или законов, у них самих не было каких-либо внутренних запретов. Но их встречи всегда были наполнены исключительно высоким. Искусство, в любом его проявлении, от кулинарии до оперы, от стрит арта до классического балета, от скульптуры до показов будущих коллекций ведущих домов моды. Отличное образование и отсутствие необходимости заботы о чем бы то ни было мелком, бытовом, делает человека либо абсолютным ничтожеством, либо настоящим ценителем классического искусства. В случае с этой парой произошло именно второе.

Номер один предпочитал пространственное, или статическое искусство. Он обладал замечательной, возможно, богатейшей частной коллекцией картин, фотографий и скульптур. Как-то гости его подмосковной «дачи» пошутили, что фасад гостевого дома оформлял сам Бэнкси. Что ж, в каждой шутке… Помимо «застывших» видов искусств, номер один так же знал и любил пространственно-временные формы. Он был заядлым киноманом, знатоком театра и балета.

Сердце номера два принадлежало динамическому, или временному искусству. Он не представлял своей жизни без классической музыки, которая непрерывным фоном сопровождала его повсюду. Вот и сегодня номер два распорядился пригласить в свое лондонское поместье восходящую звезду, талантливую скрипачку.

Обоим было слегка за сорок, возраст все еще сильный, но уже мудрый. Номер один был крупным, под два метра и чуть за сотню килограмм, жесткие темно-русые, слегка вьющиеся волосы на пробор, большое, квадратное лицо, высокий лоб и выдающиеся вперед надбровные дуги, которые любой его взгляд делали строгим и оценивающим. Этого взгляда боялись. Под ним себя чувствовали неуверенно многие очень уверенные в себе люди. Портрет дополнял крупный нос и мясистые губы, обычно плотно сжатые и от этого имеющие бледный, розово-сине-белый цвет. Широкие кисти рук, длинные пальцы с квадратными ногтями. В студенчестве номер один иногда показывал фокус, поднимал с пола баскетбольный мяч тремя пальцами. Одет номер один был в темно-синий кашемировый пиджак, светло-голубую льняную рубашку с мягким воротничком и манжетами, черные шерстяные брюки и черные классические тупоносые ботинки оксфорды хоулкаты, сшитые из одного куска телячьей кожи. Из аксессуаров номер один имел лишь черный кожаный ремень и черные же часы «swatch», с корпусом из биопластика, который когда-то был семенами клещевины. Пластиковые часы и отсутствие крахмала на воротничках и манжетах рубашки номера один подчеркивали его дружеское расположение и неформальность встречи.

Номер два был таким же высоким, около 190 сантиметров. Но на этом их внешняя схожесть заканчивалась. Прямые, рыжеватые волосы с уже заметной сединой, зачесаны назад в стиле Хэмфри Богарта. Высокий лоб, овальное лицо. Тонкий, как будто нервный нос с чуть заметной горбинкой и острый подбородок, над которым неяркой линией выделяются тонкие, бледно-розовые губы. Изящные, несколько даже женственные ладони сейчас были сложены домиком, пальцы с миндалевидными ногтями перебегали волной, соприкасаясь подушечками и тут же отталкиваясь, словно обжегшись. Одет номер два был как всегда, в темный костюм из шерсти высокогорной ламы-викуньи. Белая, но как будто матовая, не белоснежная рубашка, темный полосатый галстук. На ногах тяжелые, из бычьей кожи, четвертные броги с орнаментом вокруг единственного шва. Ботинкам было уже за двадцать лет, но выглядели они ровно так же, как в тот день, когда покинули мастерскую Джозефа Чини на Руштон Роад в Десборо. Отец номера два однажды пошутил, что по хорошей обуви можно судить о том, что человек богат, а по старым дорогим ботинкам можно сказать, что человек богат уже давно. Из аксессуаров номер два, впрочем, как и всегда, имел лишь часы, стальной Петек Филипп, причем часы были на четверть века старше своего хозяина. Мизинец левой руки номера два украшал скромный перстень-печатка, изготовленный Королевским монетным двором в конце позапрошлого века.

Судя по биографиям российских бизнесменов и, особенно, политиков, Россия тридцать-сорок лет назад была страной третьего мира. Тотальная нищета, подорожник и чистотел – единственные лекарства, обмотанный тряпьем кран во дворе, замерзающий на пять месяцев в году, горячая еда – редчайший праздник, и то, лишь в гостях у богатых одноклассников-детей партийных руководителей, игрушки исключительно в витринах магазинов, на которые будущие олигархи и губернаторы смотрели снизу, из санок, когда родители везли их из очереди за сахаром в очередь за мылом. По официальной версии, в том числе опубликованной в «Википедии» и на сайте российского правительства, именно в таком детстве закалял характер один из будущих высших руководителей России, номер один. Он родился в ничем не примечательной семье в безвестном городишке одной из многих убогих российских областей. Напротив, о рождении номера два было упомянуто в старейшем английском периодическом издании «The London Gazette», а поздравления и пожелания здоровья матери и ребенку передавала сама королева.

– Да, там, где закон, там чувств быть не должно. – Повторил свои последние слова номер два.

По тому, как он это сказал, номер один понял, что товарищ находится в каком-то глубоком раздумье. Интонацией, которой были сказаны эти слова, номер два как бы подталкивал номера один на уточнение, на вопрос.

Номер один чуть взмахнул рукой в сторону музыканта, девушка, жадно ловившая любой знак от этой пары, тут же вскинула скрипку и сделала изящный, но резкий взмах смычком. Номер один внутренне сжался, ожидая пронзительной и совершенно неуместной, в данном случае, высокой первой ноты. Но умница музыкант отлично чувствовала атмосферу и из-под ее тонких рук разнеслась тихая, чуть грустная «Зима» Вивальди.

– Мы никогда не были друзьями, поэтому я заранее прошу тебя извинить за вопрос: ты в порядке, может я могу чем-то тебе помочь?

– Спасибо. Ты прав, мы не друзья, но мы и не враги, а это в нашей жизни уже большая удача. Я много думал о том, почему мы с тобой общаемся. В Тринити колледже это было как-то объяснимо. А вот после… – Номер два снова пригубил виски и задумчиво покрутил толстый хрустальный бокал, – а вот после колледжа… Знаешь, ты, пожалуй, единственный человек в мире, кому ничего не нужно от меня и от кого мне тоже ничего не нужно. Все окружающие меня люди либо ожидают от меня чего-то, что улучшит их жизнь, либо хотят испортить мою, чтобы получить какое-то мелочное моральное удовлетворение. А с тобой… И главное, я не соревнуюсь с тобою. Я ничего тебе не доказываю и от тебя ничего не ожидаю. Интересно, я могу получить информацию о любом человеке на земле, вплоть до мельчайших подробностей. А про тебя я даже не знаю, женат ли ты, есть ли у тебя дети. Мы как две параллельные прямые в евклидовой геометрии.

– В твоем примере мы бы сейчас не разговаривали. Скорее мы – как две параллельные в неевклидовом пространстве, может в системе Лобачевского. Наши параллельные прямые пересекаются раз в год. Но ты не ответил. Я вижу, что тебя что-то тревожит.