Мне двенадцать лет. Старшие ребята привязали меня к дереву. Им было весело, очень весело, они ничего не делали, просто привязали меня к дереву. Сказать, что я был в ужасе, – ничего не сказать. Это была такая бурная эмоция! Она не имела слов, это было молчаливое сочетание отчаяния, злости, ненависти и несправедливости.
Инициатором был паренек, года на четыре постарше меня. И я «пробил» его. Я тогда еще не знал, что могу это делать. Лет через десять я узнал о его ужасной судьбе…
Позже было еще несколько случаев, но все они были разбросаны во времени, поэтому у меня не появлялось ощущение закономерности, пока опять не случилась несправедливость. Меня обвинили во всех смертных грехах. И ведь не врежешь в ухо. Такая ситуация.
Я лег спать в полнейшей тоске и безысходности. Долго ворочался и наконец впал в какое-то полудремотное состояние. Вдруг, слышу голос. Мужской, глубокий, очень чистый. «Хочешь, он умрет?»
Я даже не задумывался, о чем речь. Я знал. Я закричал так, как не кричал никогда в жизни:
– Н-Н-Н-ЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Я проснулся. Было пять часов утра. А пятью часами позже я узнал, что тот человек попал в реанимацию, и ровно в пять утра врачи констатировали клиническую смерть, но сердце смогли запустить дефибриллятором.
Это событие сделало меня крайне осторожным в эмоциях. Но понадобилось еще три случая, чтобы я, наконец-то, понял.
Кто стоит у меня за спиной? Кто решает вопросы счастья и несчастья, жизни и смерти? Кто этот судья? Я не знаю. Я слышал его однажды.