В следующий миг я со страшной силой врезался в дверь. Филенки полетели в разные стороны, задев притаившихся за дверью милиционеров. Два-три удара-касания по болевым точкам – и оба стража правопорядка остались лежать на полу бесформенными грудами. Старуха, которая была с ними, от страха сама сползла по стенке, что-то бормоча себе под нос и непрерывно крестясь. Однако мне некогда было созерцать содеянное… Тогот вел меня.

Я, а следом за мной караванщики, промчался по полутемному коридору коммуналки. Мы пулей вылетели на лестницу. Дальше вверх – на чердак. Замок я сорвал голыми руками, уже не обращая внимания на синяки и ссадины. Потом мы выбрались на крышу.

Мне смутно запомнилось бегство по крышам. Помню, мы безостановочно мчались куда-то, прыгали, поднимались и спускались по пожарным лестницам, а в голове у меня все время звучал голос Тогота:

– Прямо… Направо… К той лестнице… Здесь придется прыгать… Осторожно, впереди скользкий участок… Вперед… Быстрей… Прямо… Направо…

* * *

До сих пор я ясно вижу эту сцену: испуганную старуху, сползающую по стене.

Через много лет я попросил Тогота отвести меня в тот двор. Сначала я не узнал его. В детстве этот двор казался мне огромным – двором волшебного замка, где могли произойти разные чудеса, но это оказалась крошечная площадка в десять квадратных метров. Окна, в том числе и то, через которое я проник в комнату неведомой мне Никитишны, теперь закрывали прочные решетки. Настоящий тюремный двор, куда иногда из своих клетей-камер могут выглянуть узники города – жители северной столицы.

Повинуясь какому-то странному импульсу, я вышел со двора, вошел в парадную и позвонил в один из звонков, в вертикальный ряд выстроившихся радом с дверью. Открыла мне молоденькая девчушка.

– Вам кого?

– Никитишну, – выпалил я. А что я еще мог сказать.

– А, Фадееву? – разочарованно протянула девчушка. – Вам тогда надо было в третий сверху звонок звонить.

– А я не знал, – сконфуженно пробормотал я.

– Ничего, в следующий раз знать будете.

– Так вы меня не пустите?

Девчонка скорчила недовольную гримасу.

– Проходите.

Я вошел. И вновь воспоминания детства подвели меня. Когда я был здесь много лет назад, коридор показался мне огромным, широким проспектом, по которому можно было мчаться бесконечно. В действительности он оказался узким проходом между выставленными с обеих сторон шкафами, где, словно бойницы. открывались узкие двери в комнаты-склепы.

Я прошел к дверям той самой комнаты. Двери были, конечно, другими, так как те мы с Тоготом разнесли в мелкие щепки. Но выглядели они старыми, ветхими, как и все в этой квартире.

– А она у себя? – спросил я у девчушки, которая неотступно следовала за мной.

– Вам виднее, – игриво ответила она.

Я осторожно постучал.

– Входите, – ответил мне старческий голос.

Я нырнул за дверь, оставив позади любопытную соседку.

Комната поразила меня. Несмотря на прошедшие годы, я бы мог поклясться, что мебель осталась прежней. Тот же стол, накрытый клеенкой, те же шкаф, буфет и кресло-качалка. Только в свете убогой люстры все это выглядело уютно, по-домашнему. На кровати, клюя носом, сидела древняя старуха, лет, наверное, девяноста.

– Здравствуйте, я работник одной из социальных служб города, – представился я.

– Ну и чего ты сюда приперся? – совершенно некстати влез Тогот.

– Отстань! – фыркнул я. Но слова покемона словно сняли пелену с моих глаз. Я увидел, что клеенчатая скатерть потрескалась и местами дырявая… А еще я разглядел на полу несколько темных, выцветших со временем пятен, словно кто варенье разлил.

– Так зачем вы пришли? – вновь заговорила старуха, и в ее голосе я почувствовал безразличие – безразличие к жизни. Так говорит с тобой голем или мертвец, проснувшийся после многовекового сна.

– Меня прислали, чтобы оценить ваши жилищные условия, – врал я. Язык сам находил нужные слова, складывая их в пустые, ничего не значащие фразы.

– Какие тут условия, – проскрипела старуха. – Вот умру я вскоре, и заберете комнату, – говорила она медленно, словно обдумывала каждое слово. – А в эти ваши новостройки я все равно не поеду…

Я тяжело вздохнул. Тогот прав, мой визит уже не имел смысла ни для меня, ни для нее… Тем не менее, я хотел до конца исполнить то, зачем пришел.

– Вот, из бюджета города вам, как нуждающейся, выделены средства, – я осторожно положил на край стола банковскую пачку сторублевок. – Тут десять тысяч… – начал было я.

– Да идите вы, идите… – пробормотала старуха. – Дали бы лучше помереть спокойно.

– До свидания, – мне ничего не оставалось делать, как поспешно ретироваться.

За дверью меня ждала все та же девочка.

– А это, того… вы всем так деньги раздаете? – поинтересовалась она, даже не пытаясь скрыть, что подслушивала.

Меня охватила ярость. Не так мне виделось это свидание. Я пришел совершить своего рода покаяние, только, похоже, покаяния никакого не получилось. Так, дал взятку за содеянное. Неожиданно у меня родилась еще одна мысль.

– Скажи, – повернулся я к девочке. – А ведь у вас тут еще одна старушка жила… Лет так десять назад.

– Это вы о той, что копыта от страха двинула, когда Фадееву обворовали…

Да, ну и натворил я тогда дел… Значит, для той соседки все закончилось трагически… Я подозревал что-то подобное.

Как бы то ни было, я узнал, что хотел, больше мне тут нечего было делать.

Ощущая себя полным мудаком, сотворив заклятие забвения, я покинул место, где впервые в жизни открыл врата.

* * *

Марафон закончился на каком-то пыльном чердаке.

Плюхнувшись на старый кухонный стол, видимо, перенесенный сюда за ненадобностью кем-то из жильцов, я попытался перевести дыхание. Я глотал воздух, как выброшенная из воды рыба. Караванщики, столпившись у пыльного окна, с интересом взирали на открывшуюся панораму крыш. Они о чем-то перешептывались на своем неизвестном мне языке.

Только теперь я сумел толком разглядеть их. Для меня они были все на одно лицо, высокие, чем-то напоминающие скандинавов, но скандинавов с неземными лицами. У всех одинаковые светлые, почти белые длинные волосы. Одеты они были в длинные плащи неопределенного покроя.

– Интересно, а что везут эти караванщики? – спросил я у Тогота. – По-моему у них нет с собой никакого товара. И вообще, мне они больше напоминают шпионов, чем караванщиков.

– Может, они и есть шпионы, – с неохотой отозвался Тогот. – Тебе этого лучше не знать. Поверь, тебе еще встретятся караваны с грузом, и с ними мороки будет много больше.

– Куда уж больше! Теперь меня, наверное, вся городская милиция искать будет.

– Кому ты нужен! К тому же ты ничего не украл, – начал Тогот. – А даже если и найдут, не бойся, я помогу тебе выкрутиться. Хотя я очень сомневаюсь, что кто-то почешется начать розыски.

Уж в этом-то я точно не сомневался. Как оказалось, Тогот был прав на все сто, никто меня не искал.

Но тогда на запыленном чердаке будущее рисовалось мне в самом неприглядном свете.

– Вставай, пора!

– Пора?

– Пора попросить свой гонорар.

Неспешно поднявшись, я подошел к караванщикам, но они что-то обсуждали, не замечая меня. Тогда, чтобы привлечь их внимание, я кашлянул.

– Что это за город? – спросил один из караванщиков, пока я пытался сформулировать свой вопрос относительно суммы гонорара. – Мы спорим: один из нас утверждает, что это Салимат-де-Си, а другой, что – Сатпиер-Бург.

Я покачал головой.

– Это – Ленинград, а раньше, лет сто назад, он назывался Санкт-Петербург.

– Да, Сат-пиер-Бург, – кивнул караванщик. – Страна – Хорсия.

– Россия, – поправил я. – Но теперь это – СССР.

– Ф-ф-ф-р, – насмешливо повторил мой собеседник и задумался, а потом вновь заговорил на своем языке с остальными.

Мне пришлось вновь прокашляться.

– Я, собственно, насчет гонорара.

– А, гонорар, – понимающе кивнул караванщик, видимо, из всех только он один говорил по-русски. – А когда мы отправимся дальше?

Я ментально обратился к Таготу…

– Когда они отправятся дальше?

– Через пятнадцать минут ты сможешь открыть следующие врата, – ответил Тогот.

– Через пятнадцать минут, – повторил я караванщику.

– Минут? – переспросил тот. – Что есть «минута»? Я неплохо говорю на вашем языке, но система ваших мер для меня до сих пор загадка.

– Ну, минута – это минута, – попробовал объяснить ему я. – В минуте шестьдесят секунд. А в часе шестьдесят минут…

– Секунд, часов, – пробормотал себе под нос караванщик, зачем-то загибая пальцы, словно пытаясь что-то то ли вспомнить, то ли пересчитать. – Нет, не понимаю… – И, видя мою беспомощность, задал следующий вопрос. – Это случится до того, как стемнеет?

– Да, – с уверенностью ответил я. – Скоро, очень скоро.

Удовольствовавшись этим ответом, караванщик обратился к одному из своих спутников, тот кивнул и, сунув руку в карман плаща, выудил оттуда довольно большой сверток – черная кожа, стянутая алой лентой и запечатанная сургучной печатью, словно ценная посылка или бандероль.

– Поблагодари, – приказал Тогот.

– Большое спасибо, – пробормотал я, пытаясь запихнуть сверток в карман, но он был слишком большим и в карман не лез.

Караванщики отвернулись, вновь принялись разглядывать городскую панораму, о чем-то оживленно споря.

– Пора приниматься за дело, – вновь услышал я голос Тогота. Нет, похоже, в этот день он не собирался оставлять меня в покое.

Я вновь достал бритву. Интересно, как бы пошли у меня дела, если бы в столе директора ее не было? Потом я посмотрел на свой указательный палец. Зрелище малопривлекательное. Кожи на подушечке и вовсе не было, а глубокий разрез шел, как мне показалось, аж до кости, но что самое главное, ноготь треснул и почернел. Да уж! В какой-то миг мне стало себя очень жалко. Вновь ком подкатил к горлу, но слез уже не осталось.

– Давай! Не тяни! – подгонял Тогот.

Я зажмурился, провел бритвой по пальцу, но боли как таковой не было. Нет, я, конечно, почувствовал ее, однако я ожидал чего-то другого. Ожидал СТРАШНУЮ боль. А ее не было.

– Где мне рисовать эти фиговины? – спросил я.

Тогот лишь усмехнулся в ответ:

– Прислушайся к себе.

Только сейчас я почувствовал, как пульсирует кровь в висках. Я вытянул руку, направляя указательный палец по очереди на все стены. Неожиданно руку пронзила страшная боль – так порой болит, если ударишь по нерву.

– Значит, там?

– Верно, – подтвердил Тогот.

Я сделал вперед несколько шагов, по-прежнему вытягивая руку. При следующей пульсации боль вновь пронзила руку. Я оказался перед стеной-перекрытием. Выставив перед собой, словно кисть, кровоточащий указательный палец, я стал быстро рисовать знаки и шептать заклятие.

С хлопком открылся портал. Караванщики разом повернулись в мою сторону, потом поспешили к открытой двери. Они ушли не попрощавшись, проскользнув мимо меня, словно я был пустым местом. Врата захлопнулись за ними, издав хлюпающий звук.

Я тяжело вздохнул.

– А теперь займемся тобой, – проворчал Тогот. – В таком виде тебе в школу возвращаться нельзя. Вытяни перед собой руки и повторяй вслед за мной…

* * *

Мы колдовали на чердаке минут пятнадцать-двадцать. Естественно, руки – изуродованные ладони и палец – Тогот не вылечил, хотя занозы все сами повылезли из кожи, порезы затянулись, и что самое главное – ран стало не видно. Со временем все царапины и порезы зажили, но появись я с ними дома, мне было бы очень сложно объяснить их происхождение.

– Теперь ты должен поспешить, – продолжал Тагот, когда я закончил колдовские манипуляции. – Тебе придется поймать такси.

До этого я никогда не ездил в такси, к тому же мне было всего десять лет.

– Ты уверен?

– Да, – отозвался демон. – Уже начался шестой урок, и лучше будет, если ты успеешь сменить пальто и отыщешь свой портфель. Деньги у тебя есть.

– А ты не мог бы сам все сделать? – взмолился я. – Я устал…

– Знаю, – отрезал покемон. – Но далеко не все в моих силах. Если бы я знал, что нам придется действовать таким образом, я бы пометил твои вещи, тогда я мог бы в долю секунды достать их со дна океана. Я ведь уже не раз говорил тебе, что способности мои достаточно ограничены. Я могу переместить с одного места на другое любую вещь, но я должен четко представлять ее себе. Я могу достать тебе пальто твоего размера, потому что помню твой размер, но не могу достать именно твое пальто, потому что не помню его должным образом, и, как показала практика, человеческие воспоминания не могут мне помочь.

И тут меня осенило.

– Слушай, а ты меня перенести в школу можешь?

– Могу, но тогда ты станешь неживым, а самостоятельное путешествие из одной точки в другую без надлежащего опыта еще опасней. Хотя!..

И тут меня ждало самое неприятное испытание за этот день. Тогот переместил меня, я впервые оказался нигде и без защитной пентаграммы. Это было ужасно. Бесполезно пытаться описать то, что я ощутил за несколько мгновений путешествия. С тех пор я дал себе слово никогда не позволять Тоготу вытворять со мной такое.

Я шлепнулся на каменный пол раздевалки, за рядами пальто, и замер, хватая ртом воздух. Мои пальцы крепко сжимали таинственный дар караванщиков.

– Жив? – поинтересовался Тогот.

Я отвернулся к стенке, и меня вырвало.

– Я же говорил, что лучше было ехать на такси, – пробормотал демон.

Двигаясь словно во сне, я стянул чужое пальто и швырнул его на пол. У меня не было ни сил, ни желания искать свободную вешалку, потом на подгибающихся ногах я прошел к своим вещам и спрятал сверток в мешке со сменной обувью. Теперь портфель. Он должен был остаться в кабинете у классной руководительницы. Замечательно! Я прогулял четыре урока. Мало не будет. Но сначала я завернул в туалет. По мере сил почистил форму и потребовал от демона бутылку «Буратино». Выпив сладкой шипучки, я почувствовал себя немного лучше.

Прозвенел звонок с шестого урока, и я, понурив голову, направился в сторону кабинета английского. Тут меня поджидал приятный сюрприз. Кабинет оказался открыт, Инны Сергеевны нигде не было (казнь откладывается), а мой портфель лежал там, где я его оставил, – на полу возле моей парты.

Из школы я выбрался без всяких приключений. Никто меня не остановил, никто не потребовал объяснений. Однако на этом неприятности мои в этот день не кончились.

* * *

Выскользнув из школы, я решил, что на сегодня все неприятности позади. Только теперь я почувствовал, насколько устал, насколько избитым, измотанным я был. Болели все мускулы. Каждый шаг давался мне с трудом.

Но когда я свернул с улицы в родной двор, меня ждал еще один сюрприз. Дорогу мне преградил Александр, а с ним два парня повыше ростом. Я слышал, что у Александра-тощего есть старший брат, но никогда его не видел.

Я обернулся. Сзади дорогу мне перекрыли еще двое.

– Ну что, сопля голландская, – начал Александр, довольно улыбаясь. – Довыделывался. Сейчас ты моему братану покажешь свои приемчики, дзюдоист хренов.

Я молчал. Брат Александра – здоровенный дылда (они и в самом деле были здорово похожи) – смерил меня презрительным взглядом.

– И ты хочешь сказать, что этот гандон с кепкой тебе бланш нарисовал? – недоверчиво проговорил он.

– Ага, – обиженно кивнул Александр. – Я его так, понемногу, завсегда воспитывал, а тут он как взбесился.

– А ты что скажешь, говнюк? – обратился дылда ко мне. – Может, сначала прощения попросишь, и тогда мы тебя просто покалечим.

И тут мне стало смешно. До коликов смешно. После того, что случилось, после того, как я уложил двух ментов, – я, десятилетний пацан; после того, как я провел по крышам неведомых чужестранцев и с помощью колдовства вмиг переместился назад в школу, их угрозы показались мне детским лепетом.

– Ну ты, засранец, сам напросился, – грозно прорычал дылда. Он шагнул вперед, занося кулак. В последний момент я заметил, как блеснула свинчатка.

Однако Тогот не пришел мне на помощь. Я с трудом увернулся, отступив.

– Что, боишься? – зловеще прошипел здоровяк. Остальные, посмеиваясь, следили за происходящим.

– Тогот, помоги! – взмолился я.

– Тогот, Тогот, опять Тогот, – недовольно проворчал покемон. – Ну, что там у тебя?.. Мог бы и сам выкрутиться.

– Ну ты и гнида! – взвился я. – Сам меня в это втянул, теперь выпутывай!

– Ладно, ладно, – буркнул демон. – Расслабься.

И снова пришла волна боли – Тогот вновь обрел контроль над моим телом…

Драка длилась не более полминуты. Я смутно помнил те трюки и кульбиты, что выделывал под руководством Тогота. В итоге все пятеро противников оказались повержены. У двоих оказались сломаны запястья, остальные корчились от боли на асфальте, пытаясь восстановить кровообращение в парализованных конечностях, выплевывая в грязь выбитые зубы. Вот так, дешево и сердито…

Как я пришел домой, не помню.

Наутро у меня был жар. Участковый врач поставил диагноз ОРЗ (прогулка в тапках дала о себе знать) плюс нервное истощение. Неделю я провалялся в кровати, а потом в предновогодней суете о прогулах моих никто и не вспомнил.

* * *

Через несколько дней, более-менее поправившись, я вспомнил о «гонораре». Сверток по-прежнему лежал в мешке со сменной обувью. Вечером, когда мама с бабушкой уселись перед телевизором в ожидании какой-то передачи, а дед с газетой ретировался в кухню, я развязал узел. Там было золото. Настоящее золото. Я понял это с первого взгляда. Кольца, толстые цепочки, перстни с огромными переливающимися камнями. Раньше я никогда не видел драгоценных камней – только на картинках. Наверное, всего этого хватило бы, чтобы решить все финансовые проблемы нашей семьи, поменять квартиру и купить дачу.

Но как отдать родителям эти сокровища? «Вот, мам, тут у меня немного золотишка… Понимаешь, я залез в квартиру к одной тетке, открыл там ворота, отметелил двух ментов, провел группу иностранцев по городу, а потом демон вернул меня домой… Так вот, эти иностранцы мне подкинули золотишка…»

А может, сделать вид, что я нашел клад? Тогда государство должно отдать мне двадцать пять процентов. Так, по крайней мере, утверждал Миронов в «Невероятных приключениях итальянцев в России». Ну, а если еще раз придется вести караван? Что же мне, каждый раз «находить клад»? И тогда я решил подождать, припрятав трофеи в надежное место.