Выпить и прочувствовать
Гастрономическая эстетика и этика Человека Советского
Ольга Балла
Александр Левинтов. Книга о красивой жизни: Небольшая советская энциклопедия. – М.: Издательство Ольги Морозовой, 2008. – 288 с.
"НГ-Ex Libris". - 20.11.2008. = http://exlibris.ng.ru/koncep/2008-11-20/6_encyclopedia.html
Это – лишь один из томов «Небольшой советской энциклопедии» Александра Левинтова, писателя по роду занятий, географа по изначальному образованию, культуролога по типу мышления и вольнодумца по существу. Каковы остальные тома – пока неведомо, но этот посвящен многообразной роли, которую в советской жизни играл алкоголь. И еде – в той мере, в какой она исполняла миссию закуски. А также местам, в которых все названное употреблялось: пивным, кабакам, ресторанам – и человеческим типам, которых все эти, прости господи, гастрономические практики создавали и формировали. То есть пьяницам, выпивохам и алкоголикам (чувствуете разницу оттенков? А она там есть, и серьезная!)
В аннотации к книге сказано справедливо – да, это «памятник ушедшей культуре». Но поскольку культура ушла еще совсем недалеко, поскольку она составляет часть чувственной памяти ныне живущих – о ней невозможно говорить по-настоящему объективно. Памятник – живой, из плоти и крови.
«О красивой», стало быть, «жизни». Я понимаю, что устойчивая фигура речи, почти штамп: красиво, мол, жить не запретишь. Но штампы – они тоже не случайно себе слова подбирают. Здесь тоже, между прочим, эстетика – не хуже, чем у древних греков. Эстетике же по определению положено отсылать к некоторой чувственно переживаемой этике. Она и отсылает.
Левинтов вспоминает себя как человека советского. Поэтому его винно-водочно-пивная эстетика предстает как неотъемлемая часть позднесоветского отношения к жизни. Советской иронии. Советской защиты от рутины, лжи и фальши. Советского отчаяния.
С тем, что это «не ностальгические вопли», как сказано в той же аннотации, – стоило бы, однако, поспорить. Ностальгия, кажется, тут все-таки есть – без нее, по-моему, говорить о лично прожитом и навсегда утраченном вообще невозможно. Но что не «вопли» – святая правда.
Интонации у Левинтова совершенно другие. Он предпочитает иронию, хотя часто грустную; а то и ерничанье. Его жанр – байка, как раз из числа тех, которые рассказывают за столом, не обременяя сотрапезника ни избытком анализа с систематичностью (брррррр!..), ни, того хуже, эмоциональным надрывом. Честно говоря, лучше всего исполнять их устно; так и ловишь себя на мысли, что письменное, а тем паче печатное воплощение многим из этих текстов придает несвойственную им тяжеловесность. С другой стороны, устное, прозвучав, – исчезает. Кто сейчас восстановит, что рассказывали друг другу за симпосиастической трапезой древние греки? А что и как говорили о своем околоалкогольном житье-бытье советские пьяницы и выпивохи – вот оно, с нами. Однажды, честное слово, из этого будет сделана полноценная антропология. А пока – не лучше ли выпить с автором и хоть отчасти прочувствовать то, о чем он вспоминает?