Он достал из параши душу Жопы и, размахнувшись, со всей силы бросил в Фиксу. Фикса свалился как подкошенный, его душа сцепилась с Жопой, и они принялись кататься по полу. Долго Сурков не мог сообразить, где же здесь Фикса, а где – Жопа. Обе души были темными. Но по трусливым повадкам Жопы понял и, подняв ее за шиворот, втолкнул в тело Фиксы. Оставшуюся душу он загнал в Жопу, и только когда покончил с хлопотами, понял, что в камере никого нет. Заключенные в ней были, их по-прежнему было около двадцати человек, но все они прилипли к стенам, притворяясь штукатуркой.
– Не сметь! – закричал Сурков. – Не сметь бояться, сукины дети! Если увижу трусость вашу, душевную расхлябанность и страх – всех накажу.
О том, чтобы дышать, не могло быть и речи. Зеки готовы были умереть, съесть друг друга и вернуть украденное, лишь бы не находиться в одной камере с Сурковым.
– Так, – сказал Сурков приходящему в себя Фиксе, – ты теперь будешь Жопа.
Сурков на секунду задумался:
– А ты, Жопа, будешь теперь с зубами.