Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы.

Лк. 20:38

© Лапин А.А., 2021

© ООО «Издательство «Вече», 2021

Роман и Дарья

Посвящается моему деду – кубанскому казаку Трофиму Кравченко, сгинувшему в застенках во время коллективизации

I

«Горячее нынче лето!» – подумал иеромонах Анатолий, вылезая из прохладного салона двухэтажного междугородного автобуса на летний зной.

И действительно, жаркий южный ветер охватил его со всех сторон, заставив мгновенно вспотеть под когда-то аспидно-черной, а теперь выгоревшей на солнце рясой.

Чтобы окончательно не «свариться», отец Анатолий, в миру подполковник спецназа Казаков, быстро переместился с автобусной стоянки в прохладу зеленого павильона «Татнефть». И принялся изучать меню придорожного кафе, расположенного в этом пластмассово-стеклянном оазисе.

Он выбрал из стоящего на прилавке разнообразия блюд постное – без мяса и рыбы – попросил «хозяйку» добавить к толченой картошке побольше томатной подливки.

Через пару минут, присев за узенький столик и сняв черный монашеский клобук с головы, пробормотал про себя слова молитвы и начал неторопливо поглощать холодный гарнир…

По ходу дела брат Анатолий вспомнил архиерееву присказку: «Монах – он как кот. У него ничего нет. Но он всем доволен!» – и усмехнулся. Потому что вчера, когда его вызвали на архиерейское подворье, эта присказка показалась ему абсолютно неуместной и даже оскорбительной.

А дело было в том, что владыка, даже не поинтересовавшись его здоровьем и мнением, прямо по-армейски озадачил:

– У нас в станице Новосоветской неожиданно образовалась проблема. У тамошнего настоятеля обнаружили рак простаты. Ему надо ложиться на операцию. А заменить его пока некем. Ты, отец Анатолий, человек опытный. Поезжай в станицу, прими на время храм. Послужи. А там посмотрим!

Велено – сделано.

Ранним утречком, упаковав все свои нехитрые пожитки в небольшой черный чемодан на колесиках, он на монастырской «машине-хозяйке», предназначенной для деловых поездок, отправился в путь.

На ближайшей автостанции пересел в междугородный автобус. А теперь, так сказать, позавтракав, чем Бог послал, решал проблему, как на перекладных добраться отсюда, с трассы «Дон», до указанной станицы.

«До Вешек тут километров сто. И оттуда двадцать пять – тридцать. Итого сто тридцать. Может, автостопом? Авось с Божьей помощью образуется попутная оказия. Придется, конечно, поговорить с охранниками и заправщиками. Они наверняка знают местных, тех, кто туда ездит. Может, подвернется что… Грузовик или автобус…»

Он предается этим мыслям. И просит Бога о помощи. Прикрыв глаза, обращается к нему с простыми, обыкновенными словами (такие лучше доходят).

Открыв через минуту глаза, видит, что сидящая напротив красивая молоденькая парочка о чем-то шепчется, исподволь поглядывая на него и проявляя к его персоне явный интерес.

Когда парень, сидевший к нему спиною, в очередной раз оглянулся, отец Анатолий внимательно посмотрел ему в глаза и слегка улыбнулся.

Парень отвернулся. А вот девчонка, которая сидела напротив, ответила улыбкой на улыбку.

«Контакт – есть контакт», – сказал Анатолий себе, еще до конца не понимая, зачем дана ему эта встреча.

Не успел он обдумать такое обстоятельство, как парень поднялся во весь свой немаленький рост, повернулся и через весь зальчик двинулся к нему.

Пока он шел расслабленной и, можно сказать, чуть неуверенной походкой, отец Анатолий охватил его цепким взглядом бывшего спецназовца и нынешнего монаха.

Спецназовец отметил высокий рост – наверное, метр восемьдесят пять – девяносто. Широкие покатые плечи, тонкий стан. Хорошо развитые мышцы на ногах. Явный спортивный тип.

А вот иеромонах Анатолий увидел юное лицо, наивное, молодое, показывающее, что парень телом уже мужчина, а душой – мальчишка.

Лицо правильное. Уши округлые. И главное украшение – волосы. Густые, чуть кучерявые и как будто пенятся на голове, спускаясь на левую сторону казачьим чубом.

Одет он был, как все в такую жару – в красные широченные шорты и черную майку с изображением греческого шлема на груди. Майка нарочито грубая, с огромным вырезом, чтобы подчеркнуть высокую мускулистую шею. На ткани еще более темными плотными нитками было вышито стилизованное «MOAQN ЛАВЕ», а чуть ниже «THIS IS SPARTA», намекая на крылатый ответ спартанского царя Леонида персам на их требование сдать оружие, мол «Приди и возьми».

От этой фигуры веяло здоровьем, силой и юностью.

Казаков привык к облику современной молодежи: или тощий, как «глиста», или толстенький, как «кабанчик» – частенько с пивным пузиком!

А тут – такой типаж! Чем-то похож на его поколение в юности. Прямо… спартанец какой-то.

Хлопец подошел к его столику и, явно смущаясь, обратился:

– Святой отец! Можно вас спросить?

На что Казаков сказал вежливо:

– Да вы присаживайтесь!

И добавил:

– Я не святой!

Хлопец присел, совсем смущенный, не зная, видимо, как продолжить. Анатолий постарался, помог ему, назвав себя:

– Обращайтесь ко мне «отец Анатолий»! А вас как зовут?

– Меня зовут Роман Ефремов!

– Ну вот, Роман, что вы хотели спросить?

– У нас с девушкой, – он кивнул чубатой головой в сторону оставшейся за столом девушки, – есть один важный вопрос.

– Пожалуйста!

– Отец Анатолий! Вы могли бы нам подсказать, кто бы мог нас обвенчать?

Казаков слегка озадачился, но все-таки ответил:

– В любой церкви любой батюшка вас с удовольствием сочетает церковным браком! Обратитесь в любую церковь!

Парень помялся немного. Но, видимо, решился:

– Нам надо быстро! А там спрашивают в первую очередь: «Зарегистрирован ли ваш брак в загсе?» Требуют свидетельство. А мы только сегодня ездили в Миллерово, чтобы подать заявление. Они нам ответили, что у них очередь. И они могут нас зарегистрировать только через два месяца.

Казаков много чего видел в этой жизни – и на войне, и в миру. Но такой вот странный разговор в придорожной кафешке вел впервые. И ему стало интересно.

– Ну и зарегистрируют! А потом пойдете в церковь. Обвенчаетесь. Разве это срок – два месяца? Проверите чувства.

Парень опять замялся – по лицу было видно. То ли говорить, то ли нет? Но, видимо, решился и сказал:

– Нам надо сейчас. У нас обстоятельства, которые не ждут!

Теперь Казаков сообразил.

Но чем он мог им помочь? Разве что сказать о том, что дело их молодое, горячее, торопливое. И оно уже сделано.

Но он понимал, что в данной ситуации этого говорить не надо. А надо было просто, может быть, как-то обнадежить. И, вздыхая, он произнес:

– Можно подумать, если уже такие сложились обстоятельства… – и этими словами как бы слегка поощрил своего визави.

Тот понял по-своему и сказал:

– Вы не сомневайтесь! Мы заплатим! – И, не дождавшись ответа, обернулся к девчонке, кивнул ей чубатой головой:

– Иди сюда!

«Ну, вот и я в заговоре! – усмехнулся про себя Казаков. – Опять ввязываюсь не в свое дело! Старый я дурень!»

Девушка поднялась из-за стола и направилась к ним. Теперь он смог разглядеть и ее, подругу «спартанца», которая была его полной противоположностью.

Небольшого росточка. Густые, черные волосы окаймляли белое лицо абсолютно восточного типа. Нос с едва заметной горбинкой. Тоненькие брови над глазами с восточным разрезом. И полненькая. Маленькие ножки в шортах слегка косолапили на ходу.

Она улыбнулась, и показались белые зубки – слева и справа с клычками.

Казаков подумал: «Армянка, что ли? Может быть, в этом и есть проблема? Малые народы не любят выдавать своих дочек замуж за чужих. И хотя русские с армянами – народы вроде комплиментарные, но…»

Роман представил ему свою подругу:

– Дарья Водолазова!

«Значит, русская. Скорее всего казачка. У казаков столько разных кровей намешано, что бывает иногда вот так вот. Выскакивает ребенок такой вот. Русский. Но похожий на кого-то из предков.

Дарья! Даша! Похожая на маленького косолапого медвежонка.

Однако что-то в ней есть такое. Как сейчас называют, особое, сексапильное, что и привлекает мужиков больше, чем какая-нибудь небесная голубоглазая красота. Н-да!»

Присела. Поздоровалась.

Дарья – она-то явно была бойчее, современнее хлопца-«спартанца» – и посему сразу взяла быка за рога.

– Мы хотим пожениться!

– К чему такая спешка? – так же прямо спросил Казаков.

– У меня сложные отношения с родителями. Они у меня строгие, воцерковленные. И я… я, – она подыскивала подходящее слово и остановилась на самом простом, – я залетела…

Казаков кивнул и внимательно вгляделся в молодое лицо. «Не врет ли? Женщины – народ хитрый! Чтобы подцепить такого парня, могут пойти и на обман». Но, судя по тому, как она слегка покраснела при своих отчаянно-смелых словах, определил: «Похоже, не врет».

Дальше этот странный разговор в придорожном кафе перешёл в практическую плоскость. Казаков пояснил, что по церковным канонам не принято, чтобы венчали без регистрации в загсе. На что теперь уже парочка дружно, хором в унисон возразила:

– Мы же уже подали заявление! – и в подтверждение своих слов показали ему документ. Красивое белое приглашение в загс с оттисненными на открытке двумя кольцами и букетом цветов.

Казаков взял его в руки и внимательно прочитал: «Уважаемые Ефремов Роман Михайлович и Водолазова Дарья Петровна, регистрация вашего брака назначена на… Время прибытия во Дворец бракосочетания 09 часов 35 минут». И подпись. С печатью.

Документ показался Казакову убедительным.

Но он еще колебался.

– А вы вообще-то совершеннолетние?

– Мне двадцать два! – выпалил Роман.

– Восемнадцать позавчера исполнилось! – добавила Дарья.

Тут Казаков сам смутился, потому что вопрос выглядел глуповато. Не были бы совершеннолетними, их заявку в загсе бы не приняли.

– Мы потому к вам и обратились, что вы в этих краях человек неизвестный. Проезжий – приехали и уехали. А нам важно, чтобы до регистрации, а может, и после какое-то время, брак наш сохранялся в тайне.

На его вопрос: «Отчего же?» – пояснили просто:

– Могут быть возражения.

Было еще одно совсем небольшое «но». Которое он и озвучил:

– Ребята! Все хорошо вы придумали. Кроме одного. Может, мы вообще в разные стороны едем? Вам-то куда? Мне вот надо съехать с трассы. И двигаться в сторону станицы Новосоветской. Туда зовет меня послушание, наложенное епископом. А вам-то куда? Вы случаем не в Воронеж едете?

Тут парочка изумленно переглянулась. Девчонка ойкнула. А парень сказал:

– Ну, дела-а! – протяжно так сказал. И добавил: – Ни фига себе!

Дарья тут же объяснила:

– А мы тоже едем в Новосоветскую.

Теперь пришла очередь изумиться Казакову. И он пробормотал про себя:

– Да, это, видно, Божий промысел!

И уже с этой секунды больше не сомневался. Он знал, что в мире никаких случайностей не бывает. А если они кажутся нам таковыми, то это говорит только о том, что это проявление другой закономерности, о которой мы просто не знаем.

Все трое, по-разному потрясенные этим совпадением, засобирались в дорогу.

Ребята ехали на своей машине, так что в один миг отец Анатолий обрел не только духовных чад, но и транспортное средство и попутчиков.

Они дружно погрузились в видавший виды «джип-широкий», на котором парочка ехала из Миллерова.

Наглухо закупорили окна. И уже через несколько минут мощный кондиционер превратил салон из парной в холодный погреб.

Двигались сначала по трассе «Дон». А потом свернули на сложной развилке на дорогу, ведущую в Вешенскую.

Трасса сначала стрелой рассекала бескрайнюю степь. А потом начала причудливо петлять и на некоторых участках круто заворачивать.

«Как бык поссал!» – вспомнил отец Анатолий еще детское определение таких поворотов.

И разговор в салоне шел такой же петляющий и причудливый, какой случается, когда люди не знают друг друга и как бы нащупывают нейтральную почву, чтобы ненароком никого не обидеть.

– Бедная в этих краях земля! – вздыхая, заметил отец Анатолий. – На севере, в Воронежской области, там черноземы. Южнее – Ростов, Краснодар – там тоже земля богатая. А здесь, на Верхнем Дону, сплошь супесь.

И, разглядывая ряды порыжевших крыш попадающихся по обочинам хуторов и станиц, продолжил:

– Оттого и народ бедновато живет. Богатство – оно от земли идет… – И подумав, добавил: – И от труда.

Но, судя по всему, молодежь восприняла его сентенцию достаточно скептически. Потому что Роман, который расслабленно, как поводья, держал двумя пальцами баранку и сидел, будто в седле, заметил:

– В наше время самые богатые люди – айтишники, программисты да те, кто нефтью торгует.

На что, собственно, отцу Анатолию возразить было нечего.

Заметив лежащий в нише перед лобовым стеклом календарик, изображающий связку разноцветных каратистских поясов, завязанных замысловатым узлом, Анатолий пригляделся и прочитал надпись над картинкой: «Федерация традиционного карате “Фудокай”».

– А что значит «Фудокай»?!

– В переводе с японского – «стабильное, прочное общество»! – ответил «спартанец».

– И вы в этой федерации состоите? – заинтересовался бывший спецназовец, сидевший внутри иеромонаха.

– Он работает в ней тренером! – с гордостью вклинилась в мужской разговор Дарья.

– Очень интересно! – заметил Казаков, вспоминая свое прошлое и уроки «психологического карате» Дейла Карнеги, который советовал «вести разговоры о том, что интересует вашего собеседника». И поэтому добавил наугад:

– И большая федерация?

Тут уж он, как говорится, попал в точку. Потому что Роман начал обстоятельно и подробно рассказывать историю эволюции единоборств в новой России, историю своей родной федерации.

Из его рассказа отцу Анатолию открылось, что больше двадцати лет тому назад группа энтузиастов, в число которых вошли любители восточных боевых единоборств, каратисты-самоучки, бывшие спецназовцы и тренеры, объединились в федерацию.

А потом нашли человека, который стал помогать. И словом, и делом. Образовалась дружная компания. И дело пошло на лад.

Постепенно эта, так сказать, самодельно-самопальная федерация набрала силу и вес. И превратилась в сильнейшую в Центральной России.

Роман пятнадцать лет назад пришел тренироваться в полуподпольную секцию, а теперь, окончив институт физической культуры, вернулся в признанную государством федерацию.

Казаков, который и сам прошел когда-то большой путь по изучению единоборств в спецназе КГБ, квалифицированно и с удовольствием поддерживал разговор с молодым спортивным профессионалом. Сравнивал тхэквондо и карате, рассуждал о перспективах этого спорта как олимпийского вида.

Так, под разговоры о кобудо и сито-рю – дисциплинах, в которых соревнуются нынешние молодые «гении единоборств», они мчались по раскинувшейся вокруг казачьей стране. С ее хуторами и станицами, приткнувшимися к великой вольной реке – Тихому Дону.

* * *

О казачестве Казаков знал с детства. А в этом детстве было много чего. Дедушка – истовый родовой казак. Папаша – напивавшийся до беспамятства и бегавший со старой шашкой по двору с криками: «Я казак! Искрошу всех в капусту!» И искал их с матерью, прятавшихся в огороде. И крошил там шашкой круглые, скрипучие кочаны.

Потом он столкнулся с «родственниками-казаками» на чеченской войне. Там они признали его своим.

А он уехал в Казахстан. И оттуда ушел в церковь.

Но если ты казак по крови и духу, то судьбу не обманешь. И она привела его в Крым в его минуты роковые.

Тогда он стоял с казаками и спецназовцами на Чонгаре. Ездил по военным городкам украинцев. Истово призывал не допустить братского кровопролития.

И разгоряченные люди видели его, изможденного после многомесячного поста на Афоне. Он вставал между ними в черной рясе, с белой бородой и серебряным крестом в поднятой руке. А они смотрели в его горящие огнем очи и умолкали. Расходились в разные стороны.

Но, как говорится, было, да прошло. Казаки вернулись из Крыма по своим куреням. А он, иеромонах Анатолий, обогащенный еще и этим опытом, вернулся в монастырь, чтобы продолжить свой молитвенный подвиг.

Но не ложилось ему в монастыре. Не ко двору он пришелся. Показался братии слишком уж умным, а может, и слишком гордым. Ведь как ни пытался он выглядеть как все – тихим, простым, сирым и убогим, а не получалось. То ли казачья кровь его еще играла. То ли не выработалось смирение.

Спокойная, пожилая братия от души радовалась своему такому вот тихому житию и не забывала талдычить, что жизнь в монастыре – это рай.

А ему было скучно.

Ну и чуть что – «наушники» нашептывали игумену про него: «Оскоромился! Не то поел во время поста! Не так глядел во время службы на красивую прихожанку!»

А у него такое ощущение было от монастырских людей, как у Гулливера, вернувшегося домой из страны великанов. Все вокруг – маленькие. Лилипуты.

Ему бы в схиму постричься да засесть на старости лет в келье. Поучать братию и прихожан, как жить на свете. А он все рвется на свободу.

Так что с благословения владыки стал служить в церквях.

И вот теперь его волею оказался в этих краях.