Сибирское море

Во время многочасового перелета в Токио рядом с Хайнером Мюллером сидел умудренный опытом поляк Рышард Капущинский, который должен был вместе с ним выступать на конференции. В книге Капущинского Мюллер уже подчеркнул целые абзацы и оставил множество пометок на полях. Виски в самолете подавали безо льда, в неограниченных количествах. Оба собеседника радовались тому, что им не пришлось пересекать по земле однообразные, залитые светом просторы, тянувшиеся под крыльями самолета. Аварийной посадки, из‐за которой они могли бы оказаться на этой покрытой снегами равнине, вроде бы не ожидалось. Они были наслышаны о Транссибирской магистрали и на протяжении полета пытались высмотреть ее нить, но так ничего и не увидели. Железнодорожная трасса, скорее всего, проходила южнее.

В ХХ веке нельзя написать пьесы про утопию, заметил Хайнер Мюллер, не упомянув самого важного утопического проекта Cоветской империи: сотворения Сибирского моря. Об этом проекте рассказывал и Капущинский. Кульминационный момент подготовки проекта пришелся на 1929 год, начал он. Когда в 1950 году работы по планированию возобновили, у этих планов уже не было утопического размаха. В 1929 году партийные кадры с ликованием наблюдали кризис капитализма, достигший апогея в Черный четверг. Партийных работников среднего звена, а также экспертные группы инженеров и проектировщиков охватила эйфория. Речь шла о том, чтобы выше Томска и Тобольска запрудить многоводные сибирские реки, которые, не принося никакой пользы, текли на север и превращались там в лед. В результате образовался бы водоем, превосходивший по своему воздействию на природу и климат Средиземное море, хотя и не такой большой. На чертежах к югу от этого искусственного моря и вдоль каналов, которые соединяли бы этот водоем с Черным морем, ответственный проектировщик Давыдов нарисовал обширную лесную зону. На карте ее можно было быстро наметить несколькими штрихами, хотя деревьям, чтобы вырасти, в действительности потребовалось бы двадцать лет. С регулируемым уклоном в двести метров по длинному руслу главного канала и его ответвлений через юг Советского Союза плавно текла бы вода. Еще никогда человечество не создавало ни искусственного моря, ни искусственной реки таких размеров.

В том же самом самолете на Токио, где вели друг с другом беседу Хайнер Мюллер и Рышард Капущинский, летел климатолог из Потсдама. Он вмешался в оживленную дискуссию двух затягивавшихся сигаретами приятелей. Ученый заметил, что если бы Сибирское море когда‐либо было создано, то это привело бы к обширному таянию вечной мерзлоты в тундре и, таким образом, к неконтролируемому выбросу метана и углекислого газа в атмосферу: Россия, а может быть, даже и вся планета, была бы отравлена. Вы думаете, отвечали ему Капущинский и Мюллер, что у инженеров из группы Давыдова не было предусмотрено на этот случай никакого решения? Неужели эти дотошные прогнозисты не просчитали бы заранее все возможные последствия и это явление застигло бы их врасплох? Мюллер добавил: если бы в «Берлинер ансамбль» поставить об этом проекте пьесу, это бы точно не навредило климату Земли.

Самолет тем временем повернул на юго-восток. В иллюминаторах появились высокие горные хребты, Мюллер уже не думал, что это Сибирь. Почему же план по созданию Сибирского моря не был реализован? На строительство потребовалось бы десять лет. Этих десяти лет у команды Давыдова не было: революция потерпела крах. Работники штаба по планированию и всемогущие в 1920‐х годах инженеры, которым было бы под силу реализовать такой проект, были арестованы и уничтожены за первые пять лет подготовительных работ. За этот период уже были проведены исследования, отобраны кадры и составлены сметы, в разработке находились чертежи крупногабаритной мощной техники, нужной для перемещения огромных пластов земли. Пуская клубы сигаретного дыма, размышляя об утопической, поразительной перспективе появления Сибирского моря и плотного заселения восточной части континента (сродни освоению Марса), Мюллер испытал благостное чувство. Хоть на короткое время ему хотелось забыть о «чистках» и безнадежных показательных процессах.

Реформа императора Мэйдзи длилась всего пятьдесят лет, сменил тему Мюллер. Практически средневековое государство превратилось в индустриальную нацию, стальные корабли которой отправили на дно моря российский царский флот. Вот с этого надо бы начать свой доклад в Токио, сказал Мюллер. Точно так же и Сибирь лет через сто можно было бы превратить в «цветущую территорию» евро-азиатского континента, ответил Капущинский. Дачи на берегу Сибирского моря, ряды тополей – верхушки колышимы ветром. Оба собеседника (самолет был полупустым, и поэтому один из них мог смотреть в левый иллюминатор, в то время как другой любовался ландшафтом под крылом из правого) не знали, что всего через двадцать пять лет группа олигархов в сотрудничестве с инженерами «Газпрома» решит вернуться к проекту строительства центрального водного бассейна в Сибири. В этот раз, впрочем, безо всяких утопических мыслей, только ради прибыли. Ведь где еще на планете (за исключением Антарктики и Сахары) можно осуществить масштабный проект? Зеркала шириной в сотни километров на орбите, направляя солнечные лучи на северные равнины Сибири, нагревали бы землю; высвобождавшийся в результате этого газ можно было бы быстро засасывать в специальные хранилища, до того, как он достиг стратосферы и стал причиной глобальной катастрофы.

Илл. 34. Поворот сибирских рек. Проект 1929 г. Давыдов считался сторонником ирригационной теории К.А. Виттфогеля; за это некоторое время спустя он прослыл еретиком

Илл. 35. А.А. Смирнова-Шмидт. Возлюбленная Давыдова, главный инженер

КЕТЫ = ЛЮДИ

Особенности языкового туннеля в долине Енисея

Н. К. Каргер, в душу которого я всё время пытаюсь заглянуть (это говорю я, автор «Контейнера»), в 1934 году ездил на громыхающей, разваливающейся машине (собранной одним механиком в Омске из деталей семи вышедших из строя автомобилей) по ветреным дорогам долины Енисея. Он был лингвистом.

Sul «кровь» – su’l «сибирский лосось» – sùl «крюк» – súùl «сани». Интонация, c которой произносится слово, а не буквы, из которых оно состоит, определяет его смысл. Это – язык кетов. Его и изучает Каргер. По поручению Центра. С самоотверженностью молодых социал-революционеров и народных ученых самобытный воодушевленный исследователь, городской житель, заброшенный в глушь заболоченной долины Енисея, – молодой Каргер ищет, собирает, радуется своим находкам, вдается в самые мелочи, переезжает с места на место, надеется. Заметки, устройство для записи граммофонных пластинок, ящики, набитые шеллаковыми пластинками для записи фонем. Он в одиночку ездит по земле кетов. Живущие там люди – носители языка, сильно отличающегося от русского, в документах центрального комитета значатся «остьяками». Они сами называют себя ke’t («человек»). Они доверяют необычному гостю, хотя он для них чужак – кожаная куртка, пистолет, кожаный ремень, высокие сапоги («военные», «комиссарские»). Словно он сам – член Центрального комитета. Впрочем, понятия «центральный комитет» у кетов не существует. Каргер еще не знает, какое слово, какое понятие, какую идею они свяжут с существом по имени «центральный комитет». Они видят: пришелец ими интересуется, поэтому верят ему, видят: ему любопытно, что они говорят. На самом же деле ему интересно, КАК они говорят: слова, предложения, грамматика, интонация – вот на что он обращает внимание.

Каргер – геммолог языкового выражения

Тонемы кетского. Анализ звукового сигнала в зависимости от положения губ, горла, языка. Обычные в лингвистике обозначения:

В помещение приглашены представители кетского народа. Если их просят что‐нибудь сказать, они начинают говорить монотонно и нараспев, нарочито «поэтически». Так они делают, когда Каргер обращается к ним с просьбой поведать о былых временах. «Оживленно» они разговаривают, когда их ни о чем не просят. Когда появляется повод для общения между собой. Поводом может послужить реплика другого или чей‐нибудь рассказ. Если к разговору их побуждает Каргер – они начинают говорить «неестественно» (не нараспев, не поэтически). В такие моменты их речь звучит наигранно и вскоре обрывается. Когда кто‐нибудь говорит по просьбе чужака, другие его не перебивают, если их об этом не просить. Присутствуют: два полевых сторожа, два рыбака, три вязальщицы сетей (их подруги), два охотника.

Члены Коминтерна покровительствуют эсперанто. Это язык, способный объединить народы, он представляет собой смешение разных языков, слова в нем сокращаются. Заимствований из кетского языка в нем не будет. Члены Коминтерна считают, что с помощью эсперанто можно преодолеть языковой барьер. Это телеграфный язык. Каргер же, наоборот, уверен, что языки – по своей природе – не хотят играть второстепенную роль по отношению к информации. Слова и звуки демонстрируют свою красоту, свою оболочку, свой стремительный бег, соревнуясь со звездами на небосводе, также не подчиняющимися никакой коммуникативной функции.

Этот процесс – «дружеская болтовня в присутствии исследователя» – дело сложное, складывающееся из множества обстоятельств. Каргера бы здесь не было, если бы не покровительство заместителя главы ЧК в Москве. Ему Каргер нравится. Хотя он не вполне понимает, что любитель словесности может искать в такой глуши. Каргера он считает выдающимся ученым. Он записал его в поисково-разведочную группу, состоящую обычно из нефтеразведчиков и геологов. Если бы не эти отношения на расстоянии, не было бы никаких «близких контактов» с кетами, и Каргера бы здесь просто не было.

Живой и дикий

Мои подопечные, пишет Каргер своему доверенному лицу в ЧК, различают «двенадцать падежей» существительных. В дополнение к обычным для европейских языков шести падежам, от родительного до винительного —

Бенефактив (я обращаюсь к тебе с поддержкой),

Адессив (описывает связь с целым, в то время как я говорю о чем‐то отдельном),

Прозекутив («Я люблю и ухаживаю за тобой, но позже тебя разочарую»), амбивалентность,

Комитатив («социальный падеж в целом»), личные отношения,

Каритив («без чего‐либо»; «то, чего мне не хватает, когда я еще говорю о чем‐то другом, что у меня есть»),

Транслатив («я приношу, я передаю, я соединяю»),

Локатив («где я нахожусь в то время, как я что‐то делаю или о чем‐то думаю»; «можем ли мы при известных условиях поочередно делать то, о чем мы не говорили»).

Нерегулярные формы множественного числа:

tīp («много собак») > ta’p «собака»

iʔ > ékèŋ «день»

ī > íyàn «солнце»

ōks «дерево» > a’q «деревья»

ke’t «человек» > de’ŋ «люди»