Лайка сама прибежала к исследователям. Многое изменилось с того момента, когда в позднем плейстоцене первые собаки приблизились к стоянкам первобытных племен. Три тысячи поколений людей и восемнадцать тысяч поколений собак сменилось за это время. В Москве уличный пес обрюхатил суку, попавшую в столицу из Куйбышева, в результате чего на свет появилась дворняга с острыми ушами; научный коллектив ЗВЁЗДНОГО ГОРОДКА окрестил ее Лайкой, она была любимицей и теоретиков, и практиков. После орбитального полета планировалось вернуть собаку и космическую капсулу на Землю, где Лайку ждала хорошая жизнь. Каждую клетку ее крепкого тела необходимо было тщательно изучить на предмет того, какое воздействие оказало на организм космическое путешествие. Анатолий Корделиев, скептик среди теоретиков, настоял на том, чтобы внутри корпуса спутника, внутри капсулы, где сидела бы или лежала Лайка, встроили шприц с ядом, который, в случае неполадок со спутником, вводился бы под шкуру животного и мгновенно бы его убивал. Однако это устройство не сработало. Когда пришло время применить этот механизм, техника внутри капсулы не среагировала на радиокоманды станции управления. На протяжении долгого времени измерительные приборы, к ужасу многочисленных свидетелей на станции управления полетами, регистрировали, как там, наверху, преданный друг человека жадно ловит остатки воздуха (нестерпимо!), испытывает муки голода и жажды, не понимает, что с ним происходит. СОБАКУ ПРЕДАЛИ. Если бы предки Лайки, по своей воле заключившие пакт с людьми, узнали бы о том, какая судьба уготовлена их потомку, они бы держались подальше от пещер и шалашей, а сама Лайка никогда бы не пришла в ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК добровольно. И ни один собаколов не смог бы ее, умудренную опытом дворнягу, поймать.
Космическую музыку небесных тел, ведомых Солнцем сквозь космическое пространство, Е. Ф. Шубалов картировал в тысячелетней башне на Кавказе, где на застекленной террасе был установлен его современный телескоп. На наблюдательном посту всегда холодно. Четырех крошечных печек недостаточно даже для того, чтобы согреть ноги астронома. Рядом с монтировкой телескопа – четыре стола, заваленных бумагами с данными по звездам. Шубалов закончил записи об общем и собственном движении Солнечной системы вокруг Галактического центра Млечного Пути в 1937 году, до того, как сотрудники НКВД арестовали его и, продержав некоторое время в карцере, безо всякого на то основания, в нарушение всех законов – звезды не могли бы так поступить, не сойдя при этом со своих орбит, – расстреляли без суда и следствия.
Земля, вслед за Солнцем и остальными планетами Солнечной системы, бороздит Млечный Путь, и при этом за 21 оборот вокруг его центра она ни разу не прошла одну и ту же точку дважды. Однажды она приблизилась к одной из своих прежних орбит на три парсека. За ней по пятам – на некотором расстоянии – следовал невидимый попутчик, так называемый КОРИЧНЕВЫЙ КАРЛИК, недоразвитый, вследствие небольшой массы, брат Солнца, способный, однако, словно метающий молнии Зевс, привести в движение отряд комет, ожидающих своего часа в Облаке Оорта. Гравитационный шок, вызываемый темным попутчиком, подталкивает их в сторону Солнца; импакты, катастрофы, столкновения с небесными телами, пережитые Землей, относятся к тем периодам, когда это ВТОРОЕ СОЛНЦЕ приближалось к нашей планетарной системе.
Обычно внутреннее колебание Байкала, пишет доктор Лермонтов, составляет 54 минуты, словно аккорд, возникающий из наложения обертонов, оно складывается из волн длиной 36 и 19 минут. Когда южный атмосферный фронт приносит с собой бури, вода вздымается на три метра и упирается в небо.
На глубине 1600 метров самое большое пресноводное озеро на планете заархивировало собственное движение 1917 года (в виде донной волны), ритм которого был запечатлен учеником великого Шостаковича, дерзким Симоновым в ФУГЕ ДЛЯ ДЛИНЫ ДВУХ ВОЛН И ДВЕНАДЦАТИ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЕЙ ОБЕРТОНОВ, op. 182b. Отсылка к 1917 году возмутила критиков. Внутреннее движение Байкала, говорили они, – это система, которой несколько миллионов лет, а значит, и след донной волны 1917 года – это всего лишь запись одного из эпизодов в истории озера. Его‐то мы и слышим в электронном опусе Симонова. В 1928 году Мессиан, опираясь на сейсмические показатели шторма в Тихом океане у острова Ниуэ, когда волны достигали четырех метров, сочинил «Глыбу воды».
– Написать такое, пожалуй, немногого стоит?
– В этом опусе нет ничего точного. Научные данные дали большому композитору повод для вдохновения.
– Которое к нему пришло бы и так?
– Откуда же нам это знать? Он наглядно представил себе вздымающиеся волны, а затем обратился к цифрам сейсмографов, измеряющих не только силу подземных толчков, но и силу водного удара.
– На досуге?
– Ну да, забавы ради.
– Как и подобает хорошей музыке.
– Качественной музыке.
– А музыку Симонова вы такой не считаете?
– Не его сочинение182b.
– Почему не оно?
– Это просто громыхание.
– И что он хочет в нем изобразить?
– Гигантский подводный водопад в проливе между Гренландией и Исландией. Там колоссальные массы воды низвергаются на глубину в тысячи метров, это самый мощный водопад на земле.
– Подводная лодка, оказавшись в районе этого водопада, будет мгновенно им раздавлена?
– Несомненно.
– И это делает музыку Симонова драматичной?
– Так ее воспринимают. По концертному залу как будто проносится Дикая Охота. Это «стремительная музыка».
– У слушателей стынет в жилах кровь?
– По залу словно пролетает электронный сонм призраков. Никому не нравится, но это производит впечатление.
– А подводные лодки никогда не приближались к тому водопаду?
– Нет, капитанов же предупреждают.
– Водные массы достигают морского дна, выбивая там огромную яму?
– Нет, внизу их останавливает более теплое течение. Образующийся в результате поток можно проследить вплоть до Большой Ньюфаундлендской банки.
– И как же ухо Симонова, или его мозг – чем он там сочиняет, – получил конкретное впечатление об этом водопаде?
– Ему подсказало воображение.
– Неужели этого достаточно?
– Для музыки – да.
– Имеет ли это музыкальное произведение хоть какое‐то отношение к внутренним колебаниям озера?
– Вообще никакого.
Юрий Эдуардович, выходец из династии дрессировщиков Дуровых, которым Россия обязана многими ошеломительными цирковыми номерами, в 1925 году попытался обучить цирковому номеру гориллу, купленную им за границей. Несмотря на свои размеры, животное не выглядело внушительно – оно сутулилось, и поэтому казалось на голову ниже циркача. Кроме того, обезьяна отворачивалась от Дурова, когда тот пытался установить с ней визуальный контакт – «привязать ее к себе взглядом», зрачок к зрачку, ведь он привык передавать гипнотические потоки собакам и львам – это был его конек. Впрочем, зверю вообще не хватало понимания того, какое впечатление он производит на окружающих и почему. Животное должно делать нечто, способное удивить публику. Примат же неподвижно сидел на арене, в опилках, до тех пор, пока не приходило время кормежки. Он даже ни разу не прилег, чтобы поваляться на мягком покрытии цирковой арены.
Дуров хотел приковать большую обезьяну к колонне, чтобы намекнуть зрителям, что от животного исходит опасность. Для этого, однако, горилле нужно было хотя бы скалить зубы. Та же сидела совершенно флегматично; огромной, готовой к нападению, способной вызвать фурор у многотысячной публики она выглядела лишь на огромном плакате, придуманном Дуровым. Сестра Дурова попробовала занять гориллу в номере с лошадьми. Дурова была опытной охотницей на полярных медведей и гастролировала с аттракционом, в котором было задействовано шестнадцать белых медведей. Обезьяна позволила поднять себя на тросах на крепкую спину белого жеребца, но из‐за неудобной позы вцепилась ему в шею. И так они принялись носиться по манежу. Номер не получался. И даже громкий туш в исполнении циркового оркестра не смог бы подвести аттракцион к кульминации. Животное купили за огромную сумму в иностранной валюте. Бюджет на его покупку вошел в пятилетний план советского Главного управления цирками; необходимо было что‐нибудь предпринять, чтобы оправдать стоимость покупки перед народом.
В те годы были популярны лубки, изображающие полные драматизма эпизоды из жизни горилл в джунглях и их конфликты с людьми. С гориллой в Москве спектакля по этим лубкам было не поставить. Она и морковь‐то грызла до того медленно, что любой зритель потерял бы терпение. В конце концов, гориллу посадили у входа в цирковые кассы, рядом с бурым медведем на цепи. Постарались сделать так, чтобы она не сидела на сквозняке. В Москве, в общественных зданиях, включая и здание цирка, на входе нету двойных или вращающихся дверей и вечно сквозит. На сквозняке животные из Африки могли запросто подхватить пневмонию. А военные ветеринары, с которыми консультировался цирк, не знали, как лечить обезьян.
«Я настойчиво не рекомендую тренировать гиен для цирковых номеров. Смотрите, одна моя нога короче другой. Я – человек опытный».
Так говорил дрессировщик Одесского филиала Союзгосцирка Куляков, считавшийся одним из самых опытных укротителей хищников.
Хотя невозможно отрицать: эти животные поддаются обучению, и по внешним признакам их интеллект практически такой же, как у среднестатистического человека. Однако они не могут подавлять и контролировать укус. Дрессировщик должен постоянно следить за их челюстями. Животные могут вцепиться в тебя зубами со всей силы. Не думаю, что они делают это со зла. Просто «ум» засел у них в челюстях, и он хочет «резвиться», особенно если не работает накопленный опыт.
В течение эволюции эти быстроногие животные специализировались на том, чтобы сначала схватить и откусить, и только затем проверить, является ли откусанное съедобным. У хищников, говорят туземцы, желудок состоит из огня. Он наполнен густой жидкостью, могущей переварить всё, даже железо.
Поэтому‐то любая приманка, с помощью которой дрессировщик пытается «приручить» волю группы животных, увлекает зверя лишь ненадолго. Как только приманка надоедает – они откусывают своему благодетелю руку.
Я понимаю, что они хотят укусить, как только замечаю, что у них начинает слегка подергиваться шея, т. е. когда они приводят челюсть в боевую готовность. Возможно, гиена даже еще не «знает», что укусит. Правда, невозможно уследить за челюстями 24 гиен одновременно (именно столько животных нужно на арене цирка, чтобы они привлекли внимание зрителей). Поэтому дрессировщик должен соблюдать дистанцию, а когда он от гиен далеко, то животные на него не реагируют. Гиены – социальные животные.
Я не знаю ни одного хищника, за исключением куницы и горностая, которые убивали бы «про запас», то есть убивали бы добычу, не проголодавшись. Неуемные убийцы – редкость.
Поэтому, продолжал дрессировщик Московского цирка, они являются аттракционом, способным удивить зрителей. Хотя смотреть на убийства – ужасно.
– Так они же еще и маленькие. Да и суетливые, вряд ли можно их разглядеть даже из ложи у самого манежа.
– Кровь. Зверьки небольших размеров, доставшиеся им в добычу, напрасно пытаются убежать. Разлетающиеся во все стороны перья: на растерзание им попалась домашняя птица.
О проекте
О подписке