«Лучше быть безумным со всеми, чем благоразумным в одиночку».

Бальтасар Грасиан. Карманный оракул.

У каждого свои проблемы

1

Утром потоп сошел на нет, но последние, особенно крупные капли еще побрякивали по жестяной крыше, скатывались к краю и лениво стекали по окнам. Как всегда после ливня, снаружи пузырилось и шипело, воздух был свеж, и очень хотелось выбраться из жилого вагончика, вдохнуть полной грудью, а может быть, даже пробежаться босиком, по-детски расплескивая лужи и ловя ртом настоящий воздух с небольшим, но верным избытком аммиака. И пахло как будто аммиаком, хоть говорят, аммиак и не пахнет вовсе. Чепуха, в больших дозах он особенно приятен. Муссон всегда приносит много аммиака. Не вонь нестерпимая – целебный воздух, пьяная ясность в голове и позыв к немедленному действию. Такие позывы надо гасить. Но, пожалуй, было бы неплохо дойти до лаборатории, посмотреть, много ли бед натворил предутренний толчок, а заодно выяснить, что еще не готово к эвакуации, и если что-нибудь все-таки не готово – найти виновного и занудить так, чтобы тот побежал работать вприпрыжку, а не сидел без дела, что плохо, и не ныл на печальные обстоятельства, что еще хуже. Сегодня каждый должен быть мил и очарователен, с точки зрения высокого начальства, иными словами – деловит, корректен и исполнителен до безмозглости, а если таковым не окажется, то это в первую голову вина начальства местного… Симо Муттик скрипнул зубами. В иных случаях начальник биологической станции обязан быть само радушие и гостеприимство, и грош начальнику цена, если он этого не умеет. Джулия послана вчера в Международную Зону с приказом пустить в ход личное обаяние и без Чернова не возвращаться. Можно не сомневаться, Чернова она добудет, да и сам Чернов, если, сидя в начальственном кресле, еще не задрал нос в заоблачные сферы, не откажется повидать друга-приятеля Симо Муттика, хоть и понимает, конечно, что раз друг-приятель зазывает к себе, значит, что-то ему, другу-приятелю, от начальства нужно. Остается выяснить: много ли просит? А впрочем, чего там выяснять, сам скажет.

В углу трудился Ахмет, драил мягкой щеткой противорадиационный скафандр, останавливался, критически глядя на работу, потом плевал на щетку и драил снова. Скафандр блестел. Еще один в ожидании чистки был разложен на полу, а остальные три, грязные и облохматившиеся, были убраны с глаз долой и заперты в дальнем шкафу лично Симо Муттиком.

– Внутри чистил? – скучным голосом спросил Симо.

Ахмет прервал работу.

– Обызаесь, насяльник. За сто обызаесь Ахметку? Ахметка нисего не сделал.

– Не дури. – Симо не счел нужным менять тон. – Я тебя спрашиваю: внутри чистил?

– Чистил, – зло сказал Ахмет. – И снаружи, и внутри, даже дезодорантом спрыснул, если хотите знать. Еще духами могу полить, хорошие духи у Джулии. Полить? Ахметка мигом.

Паясничает, подумал Симо. Это хорошо, что паясничает, значит, еще не опустил руки, еще на что-то надеется. Хороший парень, цепкий.

– Вольфганг где?

Ахмет отложил щетку, пытливо оглядел убогое нутро вагончика, затем заглянул под стол и, не найдя там никого, перевернул скафандр и затряс им, очевидно ожидая, что уж оттуда-то непременно выпадет Вольфганг. Вольфганг не выпал.

– Ахметка не знает, насяльник.

– Бакалавр Усманов, – хмыкнул Муттик, – я вынужден призвать вас к порядку.

– Слусаюсь, насяльник.

– Заткнись, – сказал Симо. – И без тебя тошно. Имей совесть.

Ахмет посверкал глазами.

– Ладно, – сказал он и снова взялся за щетку. – Тошно так тошно. Нашли чем удивить. А Вольфганг пошел на сельву смотреть, прилива он, видите ли, боится.

– А ты не боишься?

– Я всего боюсь, – мрачно сказал Ахмет. – Только не прилива. В любом случае нужно эвакуироваться, приедет там ваш Чернов или не приедет. А приедет, так будет уносить ноги вместе с нами. Кстати, правду говорят, будто вы спасли ему жизнь на Капле?

– Глупости, – буркнул Муттик. – Кто это говорит? Это он меня спас, а не я его. На это-то вся надежда.

– А-а, – протянул Ахмет. – Понимаю. Этот ваш Чернов – не иначе как высоконравственный человек, купли-продажи не приемлет и любит человека за сделанное ему добро, а не наоборот, так, что ли?

– Замолкни, сделай милость.

– Ничего он не сделает, ваш Чернов.

Симо пожал плечами и протер ладонью окошко. Со вчерашнего дня горы отодвинулись вбок, будто кто-то сдвинул пленку в проекторе: во время толчка, разбудившего всех, вагончик с треском и скрежетом съехал метров на десять вниз по склону и, налетев на вросший в землю валун, застрял в наклонном положении. Могло быть и хуже, следовало только радоваться, что за толчком на сей раз не последовало камнепада. Обошлось. А могло бы не обойтись, особенно теперь, когда вкупе с ливнем первый же толчок способен родить хороший сель.

Симо с ненавистью посмотрел на господствующую вершину. Гора как гора, округлый и скучный на вид конус, подпорка для снежных гигантов хребта Турковского, и ничего более. Названия у конуса нет, снега нет, растительности нет, солидных камней по склонам и то что-то не видно, гнейсовая скала над южным разломом рухнула еще на прошлой неделе, и что, спрашивается, еще может с горы сыпаться? Однако сыплется, и еще как сыплется. Только вчера с восточной стороны сошел такой оползень, что, возьми он южнее, от станции осталось бы одно воспоминание. А передвинуть станцию еще ниже нельзя, там – сельва, а с ней не шутят. Вольфганг прав: если будет прилив, станцию захлестнет. Впрочем, прилив обычно бывает на третий день после первого ливня, время терпит. Симо повернул голову к Ахмету:

– Долго будешь копаться?

Ахмет отложил вычищенный скафандр, взял другой.

– Для Чернова готово, – сказал он. – А вам блестеть ни к чему, по-моему. Пусть ваш Чернов блестит и радуется. И дезодоранта не дам, не надейтесь.

– Это почему? – спросил Симо.

– Рангом не вышли, – объяснил Ахмет. – Вот когда вы, а не Чернов будете определять стратегию в науке, тогда, так и быть, дам немного. В целях приспособления личного организма к доминирующим условиям. А кроме того, радиоактивному горизонту все равно, чем пахнет ваш скафандр, разве нет?

Симо усмехнулся:

– А если Чернов наденет не тот скафандр?

– Наденет то, что я дам, – заявил Ахмет. – И пусть попробует пикнуть. Вообще, рамки для начальства должны определять подчиненные.

– У тебя это хорошо получается, – сказал Симо, забавляясь. Разговор позволил отвлечься, и это было приятно.

– А если Чернов забыл о Капле, так я ему напомню, – сказал Ахмет.

Симо постучал согнутым пальцем по голове.

– Не вздумай.

– Ясно. – Ахмет вздохнул. – Я так понимаю, что меня это не касается. А кстати, что это за имя для планеты – Капля?

– Имя как имя, – неохотно сказал Муттик – и вдруг почувствовал зуд в спине, как раз там, где после Капли ему был вживлен изрядный клок искусственной кожи. Чесотка возникала всякий раз при упоминании о Капле, должно быть, эту кожу берегли специально для какого-нибудь неврастеника. – Нормальное имя, – сказал он, стараясь не морщиться. – Чем тебе не нравится? Жидкая планета, есть такой космогонический феномен. Твердого ядра нет, потому – Капля. У нас там был исследовательский плот, пока Капля его не растворила.

– Как это растворила? – Ахмет вскинул глаза. – Как сахар, что ли?

– Не как сахар. Как плот. Молча. В один день.

– А люди?.. А, ну да, извините. Вы ведь там с Черновым вдвоем были?

– Вдвоем. – Зуд стал совсем невыносимым, и Симо, кряхтя, завернул руку за спину, поскреб. Стало легче.

– Меня там не было, – с завистью сказал Ахмет.

– И очень хорошо. Ты работай, работай.

– Я и работаю.

– Вот и не отвлекайся. Дочистишь скафандр – переходи к уборке помещения. Вольфганг поможет, скажешь ему, что я велел. Меня найдете в лаборатории. Если понадоблюсь.

– Если от нее еще что-то осталось, – буркнул Ахмет.

– Если понадоблюсь, – с расстановкой повторил Симо. – Что кому убирать, разберетесь сами. А при Чернове, будь любезен, сделай так, чтобы он твоего языка не слышал. И я тоже. Сиди молча и не высовывайся, иначе ты со мной больше не работаешь. Уяснил?

– Даже очень, – со злостью сказал Ахмет. – А энтузиазм на морде изображать?

– На морде – обязательно.

Ахмет с видимым наслаждением плюнул на забрало скафандра, размазал плевок ветошью и, сверкнув глазами на начальство, потянулся к флакону с чистящей жидкостью. Симо отвернулся. Идти в лабораторию уже не хотелось. Он снова протер окошко и всмотрелся. Зданьице лаборатории было еще цело, только чуть покосилось набок, будто присело на одну ногу, и снаружи выглядело вполне благопристойно. Если не знать, что там внутри. «Не-ет, – решил Симо, – Чернова я туда не пущу». Сегодняшний толчок уже ничего не мог изменить к худшему. Строго говоря, лаборатория перестала существовать после особенно мощного толчка, случившегося четыре дня назад, – к счастью, погибло не самое ценное, только то, что Джулия не смогла отправить с последней оказией. Не так уж много, но Чернову и этого будет достаточно, чтобы подтвердить полученное еще месяц назад и пока что успешно саботируемое распоряжение о немедленной эвакуации станции и персонала. Пока еще не поздно. И нужно убедить его в том, что этого делать нельзя. Ни в коем случае.

Камнепады начались в начале лета.

Еще в мае, который в нынешнем високосном году растянулся на сорок три дня, горы временами вздрагивали от глубинных толчков, будто в сезон землетрясений; где-то очень высоко, с уреза аммиачных снегов, чаще обычного срывались лавины. Иногда, особенно ночами, был слышен приглушенный гул далеких обвалов, и грохот катящихся камней походил на сонное бормотанье не вовремя разбуженных гор. К концу месяца удары рушащихся скал стали слышны и днем, кто-то впервые заметил набрякшую желтую тучу над свежим обвалом по ту сторону ближайших уже вершин, а из Межзоны пришло первое распоряжение об эвакуации. Поначалу Симо пытался спорить и к отсылаемым в Академию отчетам прилагал пространные объяснительные записки. Потом бросил. Прибывший на грузовой платформе уполномоченный – мерзкая рожа – увез часть оборудования и двоих сотрудников, пожелавших уехать. С Симо уполномоченный не разговаривал. Кричал. Остающиеся предупреждены о вероятном исходе? Предупреждены. Они согласны ждать до последнего? И вероятно, полагают, что это их личное дело? Они ошибаются, это дело Академии и администрации Международной Зоны. И если необходимо эвакуировать научную станцию с территории чужого государства по недвусмысленному требованию его правительства, это может быть сделано и силой…