Предисловие

Сталинистская историография привела ко многим деформациям в освещении прошлого, в том числе и истории революции 1917 г. Пожалуй, наиболее очевидными их «жертвами» стали многие политические деятели, находившиеся «по другую сторону баррикад»: некоторые оказались попросту окарикатуренными. Это относится и к Александру Фёдоровичу Керенскому, с июля 1917 г. ставшему главой Временного правительства, а с начала сентября и верховным главнокомандующим русской армии. Сегодня, в сумятице мнений, в столкновении различных точек зрения, нам нелегко пробиться к исторической истине. Вероятно, наиболее правильный путь к ней – предоставление читателю права судить самому, дав ему возможность ознакомления с первоисточниками: документами, мемуарами и т. д.

Публикуемые здесь воспоминания Керенского посвящены лишь финалу его политической деятельности в России. В связи с этим есть необходимость хотя бы вкратце сказать о всём пути Керенского к такому финалу, о причинах политического банкротства и его самого, и того режима, который получил в народе название «керенщина».

В расхожем представлении Керенский – «хвастунишка», «Хлестаков», «бонапартик» – словом, некое политическое ничтожество. Однако такого рода характеристики не могут пролить свет на вопросы, которые должны возникнуть у всякого пытливого ума: каким же образом такой человек оказался на вершине власти, да ещё в столь судьбоносное для России время, каким был год 1917-й? И что же, в конечном счёте, определило крах «керенщины»?

Популярный адвокат и политический деятель, ещё в дофевральский период тесно связанный как с либерально-буржуазными, так в основном и с правосоциалистическими кругами, Керенский в момент крушения монархии стал связующей фигурой единения антицаристских сил. Сказались, конечно, и «бурнопламенный» темперамент Керенского, а также его большой ораторский дар – качества, столь необходимые в революционную эпоху. На какой-то период Керенский стал как бы символом свободной России, её демократизации. Свергнув царизм, Февральская революция обнажила, вывела на поверхность глубокие противоречия, уже давно раскалывавшие, разъедавшие российское общество. Политические свободы оказались достаточным завоеванием для более или менее привилегированных слоёв. Но «низы», на плечах которых к тому же всей своей тяжестью продолжала лежать война, требовали «углубления» революции, социальных перемен. В условиях нараставшей общественной поляризации политика Керенского – политика лавирования, балансирования между крайними флангами – вызывала растущее недовольство и там и там. «Керенщина» как политическая система сыграла свою роль. Революция входила в новый этап, время и события требовали новых лидеров.

Правый, контрреволюционный лагерь делал ставку на генерала Корнилова, прочил его в диктаторы. Левые силы, массы, большевизировались, шли за большевиками, Лениным.

Так, постепенно из политического «любимца» Керенский превращался в предмет презрения и ненависти всех: и левых, и правых. Почва из-под ног возглавляемого им Временного правительства уходила. Практически его никто не хотел защищать, и под ударом большевистского восстания оно, по выражению современника, рухнуло, не успев даже крикнуть «уф!».

Так судьба привела Керенского в Гатчину, из которой он тоже вынужден был бежать, переодетый в матросскую форму. Об этом он и рассказывает в публикуемых далее воспоминаниях. Рассказывает в основном правдиво, но с характерным для большинства мемуаристов стремлением к самооправданию, самореабилитации. На это читатель должен делать поправку.

Что же было с Керенским дальше? До лета 1918 г. он скрывался под Новгородом, в Финляндии, в Петрограде и Москве. Затем нелегально уехал в Европу, продолжал там борьбу с Советской властью, но выступал и против белогвардейских правительств. Издавал газету «День», писал мемуары. В 1940 г., когда Германия разгромила Францию, бежал в Англию, перебрался в США и писал, писал о своём «звёздном часе» – 17-м годе, о своей вере в демократию, погубленной, по его мнению, как реакционерами, так и большевиками.

Умер Керенский в 1970 г., похоронен в Лондоне.

Г. Иоффе, доктор исторических наук.

I.

Последний акт борьбы Революционного Временного Правительства с большевиками слева и справа продолжался с 24-го октября по 1-е ноября 1917 года. Да, я в особенности настаиваю на том, что мы боролись сразу на два фронта. И никто никогда не будет в состоянии опровергнуть ту несомненную связь, которая существовала между большевистским восстанием и усилиями реакции свергнуть Временное Правительство и повернуть государственный корабль вспять к берегу социальной реакции.

После безуспешной для заговорщиков и столь несчастной для государства попытки свергнуть Временное Правительство вооружённой рукой ген. Корнилова, общественные группы, поддерживавшие «диктатора» и связанные с ним, постановили: не оказывать правительству в случае столкновения его с большевиками никакой помощи. Их стратегический план состоял в том, чтобы сначала не препятствовать успехам вооружённого восстания большевиков, а затем после падения ненавистного Временного Правительства быстро подавить большевистский «бунт». Таким образом, должны были быть достигнуты, наконец, цели, поставленные Корниловскому восстанию.

Военные и штатские стратеги, авторы этого замечательного плана, были твёрдо убеждены в том, что большевистский триумф не представит из себя никакой серьёзной опасности и что в 3-4 недели «здоровые элементы» русского народа справятся с бунтующей массой и установят в России «сильную власть». Увы, выполнив блестяще первую, так сказать, пассивную часть своего плана – «свергнув» руками большевиков Временное Правительство – наши «патриоты» оказались совершенно неспособными к осуществлению его второй, активной, действенной части; – оказались неспособными победить большевиков не только в три месяца, но и в три года.

Около 20-го октября начали большевики осуществлять в С. – Петербурге свой план вооружённого восстания для свержения Временного Правительства во имя «мира, хлеба и скорейшего созыва Учредительного Собрания». Эта подготовка шла довольно успешно, в частности, и потому, что остальные социалистические партии и советские группировки, относясь ко всем сведениям о готовящихся событиях, как к «контрреволюционным измышлениям», даже не пытались своевременно мобилизовать свои силы, способные в нужный момент оказать сопротивление большевистским затеям внутри самой «революционной демократии». Со своей стороны правительство готовилось к подавлению мятежа, но не рассчитывая на окончательно деморализованный Корниловским выступлением СПб гарнизон, изыскивало другие средства воздействия. По моему приказу с фронта должны были в срочном порядке выслать в СПб. войска и первые эшелоны с Северного фронта должны были появиться в столице 24-го октября.

В то же время полк. Полковников, командующий войсками СПб военного округа, получил приказ разработать подробный план подавления мятежа, ему же было предложено своевременно взять на учёт и соорганизовать все верные долгу части гарнизона. Полк. Полковников каждое утро лично представлял мне рапорт: при чём постоянно докладывал, что во вверенных ему войсках частей, которыми может располагать Правительство, «вполне достаточно» для того, чтобы справиться с готовящимся восстанием. К великому сожалению, мы, члены Правительства, слишком поздно узнали, что, как сам Полковников, так и часть его штаба вели в эти роковые дни двойную игру и примыкали как раз к той части офицерства, в планы которой входило свержение Временного Правительства руками гг. большевиков.

24-го октября было уже совершенно очевидно, что восстание неизбежно, что оно уже началось. Около 11 час. утра я явился в заседание Совета Республики и попросил Н. Д. Авксентьева, председателя Совета, представить мне, как председателю Временного Правительства, немедленное слово для срочного сообщения, которое я должен сделать Совету Республики. Получив слово, я заявил, что в моём распоряжении находятся бесспорные доказательства организации Лениным и его сотрудниками восстания против Революционного Правительства. Я заявил, что все возможные меры для подавления восстания приняты и принимаются Вр.