Цитаты из книг автора «Александр Федоров»

Если вы мечтаете стать ураганом, не стоит заранее скулить из-за того, что вы снесёте несколько лачуг. Время всё расставит по своим местам. Пройдут года, и исчезнут те, кто проливал слёзы по этим разрушенным лачугам, но народятся те, кто станет благословлять вас за то, что расчистили место под дворцы. Великие люди должны быть дальнозорки – только тогда они будут творить историю!

В свой прошлый приезд Бин был оглушён, практически уничтожен этой жарой. Теперь же, после перехода через самое жерло пустыни, ему казалось, что здесь вполне терпимо. Наверное, всё действительно познаётся лишь в сравнении.

Таких илиров как мы, друг мой, судить будет история. И уж она-то расставит всё по своим местам. В этом невидимом никому музее каждый из нас будет стоять на своей полочке, и у каждого будет табличка, где будет правдиво написано, что это за экспонат.

Храбрость ведь бывает двух сортов. Первая несёт тебе доблесть, почёт и уважение. Такая храбрость легка и приятна. Другая же приносит тебе презрение и насмешки. Это – храбрость идти против мнения большинства. Это – храбрость казаться трусом в глазах глупцов, не умеющих отличить трусость от мудрости. И именно этой храбростью обладаете вы, и, увы, её начисто лишён я, хотя и прожил на свете втрое дольше вас.

Он поднял оружие якобы для того, чтобы Ливвей смог его получше рассмотреть в весьма скупом свете пары свечек, но, донеся его до уровня груди приятеля, внезапно быстрым движением перехватил кинжал и с силой вогнал лезвие ему между рёбер. Опытный охотник, Визьер без труда попал прямиком в сердце. Ливвей лишь сдавленно хрюкнул и, тяжело и хрипло дыша, стал оседать на пол, поддерживаемый рукой своего убийцы. Фраза про улицу Фальшивомонетчиков была условным сигналом. Услышав её, Доссан должен был нанести свой удар. Однако он чуть замешкался, оглянувшись на своего соучастника. Увидев, что тот сделал своё дело, Доссан плохо слушающимися пальцами выхватил свой кинжал и почти вслепую нанёс удар, попав Риону в левый бок пониже рёбер. Император не закричал. Вероятно, он даже не почувствовал боли, столь велико было его изумление. Он ошеломлённо смотрел на упавшего к ногам Визьера Ливвея, на нож, всё ещё торчавший из его бока, поскольку ослабевшие пальцы Доссана не смогли удержать рукоять. Рион словно не мог понять, что же всё-таки происходит, а точнее – не может принять этого. Наверное, ему казалось, что всё это – какой-то дурной сон. Именно поэтому он был не в силах проронить ни звука. Доссан же с ужасом и отчаянием смотрел на своего государя и друга, осознавая неотвратимость и невозвратность свершённого. Его словно парализовало, и он не мог даже пошевелиться, лишь переводя взгляд то на тёмное пятно, расплывающееся под кинжалом, то на глаза Риона. Так и не говоря ни слова, император начал медленно пятиться от своих убийц, не отрывая от них взгляда – по-прежнему не затравленного, не испуганного, а именно изумлённого. Доссан всё так же стоял, парализованный горем и ужасом одновременно, не в силах даже пошевелиться. И тогда Визьер, сжимающий кинжал в окровавленной руке, быстрым шагом направился к Риону, который продолжал молча пятиться назад, лишь отрицательно мотая головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Комната была не очень велика, так что Визьер довольно быстро оказался рядом с несопротивляющимся государем. Сейчас раскаяние и горе уступили место страху быть раскрытыми, потому он не колебался ни секунды. Не желая рисковать, он нанёс колющий удар в горло, целясь в сонную артерию. Сила удара была такова, что лезвие кинжала насквозь прошило плоть, выйдя с противоположной стороны. Из ран фонтанами брызнула кровь, окропив стены и пол, но по счастливой случайности почти не попав на руки убийцы.

– В Прианурье живёт племя, называемое бака. Спросите после у милорда канцлера, он подтвердит, что я не лгу. Так вот у племени бака есть весьма интересный обычай: они почитают Зимнего Волка Батту, некое полубожество, которое якобы приносит с собой зиму. И если зима особенно лютая и снежная, если над деревнями бака нависает угроза голодной и холодной смерти, они приносят жертву Зимнему Волку. И знаете, лорд Драонн, кого они выбирают в жертву? Детей. Детишек от годика до трёх лет. Их вывозят в лес, подальше за пределы деревни, и оставляют там. Бака верят, что Батта насытится нежным мясом детей и отступится. За раз в жертву могут принести до десяти детей, в основном – девочек. А потом, если холода не отступают, они могут повторять это ещё и ещё раз. Знали вы об этом? Принц лишь покачал головой, подавленный представившейся ему страшной картиной. – Я долго думал – почему в жертву выбирают именно младенцев, и именно девочек, – продолжал Лейсиан. – Ведь этот дикий ритуал должен иметь под собой какую-то рациональную почву. И почему матери этих детей терпят подобное? И я понял. Это, лорд Драонн, такой способ контролировать количество едоков. Если зима будет слишком долгой и суровой, многие погибнут от голода, ведь провизии на всех может не хватить. Так пусть уж лучше погибнут бесполезные дети! Главное – выживут мужчины, способные добывать пищу, а также женщины, которые вскоре нарожают ещё. Так вы всё ещё будете говорить мне о свободе, купленной жизнями детей, юноша? Жизнь детей – такая же разменная монета, как и всё остальное! И все эти люди вокруг нас, несмотря на свои пышные наряды, каменные дома и придуманные ими законы, не так уж далеко ушли от этих диких бака. В этом – вся суть человечества. Вот почему мне нисколько их не жаль. Вот почему я даже оказал бы им большую услугу, избавив от нескольких лишних ртов.

Необходимость и выбор, необходимость и свобода… Две противоположности. Применимы ли понятия добра и зла там, где нет самой возможности выбора? Может ли волк считаться злым за то, что ест овец? Может ли палач, пытающий или казнящий по решению магистрата, называться злым? Может ли она почитаться злой у этих тёмных людишек, если она сделала всё возможное, чтобы избежать их печальной участи? В какой мере она, не до конца совладавшая ещё с собственной армией, ответственна за те бесчинства, что гоблины творят без её ведома?

Злодея от героя отличает лишь одно – первый делает злые дела потому, что хочет этого, тогда как герой – только из необходимости. Помни об этом всегда, потому что необходимость – она превыше всего в этом мире. Она сильнее тебя, сильнее меня, сильнее Чёрной Герцогини и Гурра. Даже если ты пожелаешь воспротивиться ей, у тебя ничего не получится. Ты просто погибнешь, ни став ни героем, ни злодеем, а просто – никем, ничтожеством, которое забудут тут же.

– Да, мадам. Зима была очень холодной, и мы сожгли больше дров, чем ожидалось, и теперь у нас их почти не осталось. Мама запрещает сжигать в день больше шести поленьев. Четыре она сжигает утром, чтобы приготовить нам еду. Оставшиеся два мы зажигаем вечером, чтобы было не слишком холодно спать. Но папа украл у неё одно из поленьев, чтобы вырезать мне сэра Га́лахада, потому что больше он ничего не мог мне подарить. Мама очень бранилась на папу, но затем все-таки обняла его и сказала, что он – молодец. Мой папа – самый лучший! – неожиданно, и даже с каким-то вызовом вдруг возвысил голос Гарольд.

Давай попробуем поговорить без всех этих красивых жестов. Ты – мастер Теней. Я знаю, что ты храбр, и что у тебя есть свой кодекс чести, но честь – маска слабых. Ею они пытаются прикрыться от внезапных ударов тех, кто сильнее. Создают какие-то искусственные препоны и надеются, что другие станут их придерживаться. Словно дети, которые закрывают глаза ладонями и убеждают себя, что чудовище из-под кровати их больше не видит. Сильные плевали на честь! Сильные делают то, что им вздумается, потому что они – сильные. Потому что им плевать, что о них думают другие. Ты – сильный. Неужели ты хочешь всю свою жизнь выполнять чужие приказы и жить на подачки? Или ты хочешь быть хозяином себе и всему миру?