Как у старого рабочего великого опыта и мастерства его презрение к немцам росло с тем большей силой, чем больше он убеждался в их хозяйственной бездарности.
– Судите сами, товарищи молодые инженеры, – говорил он Кистринову и дяде Коле, – все у них в руках, а по всему району – две тонны в сутки! Ну, я понимаю, капитализм, а мы, так сказать, – на себя. Но ведь у них полтора века позади, а нам двадцать пять лет, – учили же их чему-нибудь! И к тому ж – немцы, хваленные на весь свет, прославленные финансисты, всесветный грабеж организовали. Тьфу, прости Господи! – хрипел старик на чудовищных своих низах.
– Выскочки! У них и с грабежом в двадцатом веке не выходит, в четырнадцатом году их побили и сейчас побьют. Хапнуть любят, а творческого воображения нет. Люмпены да мещане на верхушке жизни. Полный хозяйственный провал на глазах всего человечества! – оскаливаясь, как злая собака, говорил Кистринов.