Нет, правда, – сказал Шульга проникновенным голосом, – нашему брату райкомщику надо памятник поставить в веках. Я вот все говорил – план, план… А попробуй-ка ты из года в год, из года в год, день за днем, как часы, миллионы гектаров земли вспахать, посеять, убрать хлеб, обмолотить, сдать государству, распределить по трудодням. А мельничный помол, а свекла, а подсолнух, а шерсть, а мясопоставки, а развитие поголовья скота, а ремонт тракторов! Каждый человек небось хочет одеться, поесть да еще чайку с сахарком попить, вот он и вертится, сердечный наш райкомщик, как белка в колесе, чтоб удовлетворить эту потребность человека. Наш райкомщик, можно сказать, всю Отечественную войну вытягивает на своих плечах по хлебу да по сырью.
– А хозяйственник?! – сказал Валько одновременно и возмущенно, и восторженно. – Вот уж кому, правда, памятник поставить, так это ему! Вот уж кто вытащил на себе пятилетки, и первую, и вторую, и тащит на себе всю Отечественную войну, так это он! Хиба ж не правда? Разве на селе – то план? В промышленности – вот то план! Разве на селе – то темп? В промышленности – вот то темп! Какие мы научились заводы строить – чистые, элегантные, як часы! А наши шахты? Какая-нибудь Англия – ну, что она в угольной промышленности понимает? Отсталость, дикость! Разве есть у них хоть одна шахта, як наша 1-бис? Конфетка! И они ведь, капиталисты, привыкли на всем готовом. А мы с нашим темпом, с нашим