А.А. Чепурнов, текст, 2020

Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020

⁂

Коле Устинову

Вере Мерзликиной

Тоне Пресняковой

Глава 1. День первый. Авария

Ощущение, что сейчас произойдет непоправимое, пришло за мгновение стремительно разрастающейся пустотой внутри. Кролик, которого Алексей пытался вытащить из клетки для осмотра, как-то несуразно задрал задние лапы выше собственных ушей и, молниеносно бросив их назад, ударил его по руке. Черт, ведь он только что был таким вялым, ни на что не реагирующим. Четыре дня назад вся группа животных получила инъекции вируса Эбола, причем Алексей ввел им огромные дозы, поскольку кролики считаются нечувствительными к этому возбудителю. С помощью такого приема хотелось получить более качественную сыворотку для диагностики. При очередном осмотре этот кролик привлек внимание инертностью, которую можно было расценить как признак заболевания. Необходимо было разобраться, что с животным, и Алексей решил достать его из клетки, измерить температуру и осмотреть внимательнее.

Впрочем, мысли текли сами по себе, словно даже неторопливо, а организм действовал стремительно и четко. В голове еще не успела проявиться картинка огромной дырки на месте, где только что были надеты одна на другую хирургические перчатки, а Алексей уже в три прыжка достиг поста раздачи дезинфекционного раствора. Позже он не мог понять, как ему удалось в своем раздутом пневмокостюме не запнуться о шланги, по которым в него подается воздух, да и вообще проскочить между лаборанткой и виварными шкафами, не сбив первую и не зацепившись о дверцы вторых.

Алексей резко рванул вентиль специального трубопровода, по которому подавался дезинфекционный раствор, и подставил руку под ударившую струю хлорамина. Успел заметить: ран много, но они неглубокие, просто содрана кожа, и кровь еще не выступила. Значит, есть надежда. По собственным экспериментам он знал, что, попав в кровоток, вирус через считаные секунды достигает лимфоузлов, а надежных средств профилактики и лечения этой болезни нет.

Несколько минут Алексей держал руку под краном, сжимая и разжимая кулак, поворачивая так, чтобы сильная струя хлорамина, смешанная со стиральным порошком, вымыла всю грязь из ссадин, оставленных когтями кролика.

Подошла лаборантка, и Алексей жестом показал принести запасные перчатки. Пневмокостюм делает речь невнятной, поэтому приходится либо объясняться жестами, либо разговаривать, прижавшись друг к другу шлемами. Принесенную перчатку лаборант наполнила хлорамином. Сняв остатки порванных перчаток, Алексей вставил в нее руку и зафиксировал на манжете пневмокостюма. Конечно, рука теперь долго будет пахнуть хлорамином, но сейчас не до косметических тонкостей.

Согласно инструкции, он обязан доложить об аварии. Сняв трубку селектора^[1], Алексей сообщил дежурному о случившемся и принятых мерах. Дежурный передал все начальнику отдела биобезопасности, тот – директору, руководителю медсанчасти, и даст указание подготовить специальный инфекционный госпиталь, расположенный здесь же, на территории института.

Что ж, пора выходить из инфекционного вивария^[2] и зоны работ с вирусом. Из специального распылителя с дезинфекционным раствором и сжатым воздухом Алексей и лаборант по очереди обработали костюмы друг друга аэрозолем. Выйдя из виварного помещения, простояли по пять минут под черным душем из хлорамина. Своими зелеными резиновыми костюмами с запотевшими полусферами шлемов они напоминали двух подгулявших инопланетян. Оставляя на красном эпоксидном полу ребристые мокрые следы, которые, высыхая, почему-то отсвечивали серебром, длинными коридорами они поплелись принимать еще один черный душ (всего им предстояло пройти три дезинфекционные обработки). Затем под обычным душем смыли хлорамин с пневмокостюмов и сняли их. Костюмы должны пройти окончательную дезинфекцию в пароформалиновой камере, а люди – в душевой.

После душа (трудно не процитировать музыку казенного языкотворчества) «с трехкратным намыливанием волосистых частей тела», уже выйдя в обтирочную, Алексей увидел ожидающего врача изолятора и сотрудника отдела биобезопасности. Пока первый накладывал на руку защитную повязку, второй уточнил обстоятельства произошедшего. Хотя Алексей пока не представляет биологическую опасность, с пути его движения убраны все посторонние. А жаль. Даже если заражение произошло, впереди еще несколько дней здоровья, и дружеское участие, шутка сейчас не помешали бы. Где-то внутри начало нарастать напряжение, которое через несколько часов перерастет в страх ожидания. Заразился или нет?

Впрочем, врач изолятора по прозвищу Барменталь, дождавшись, когда Алексей закончит одеваться, вытряхнул из пачки сигарету и услужливо щелкнул зажигалкой. Курить не хотелось, но это был повод хоть немного побыть в компании – в изоляторе гостей не будет. Несколько старых анекдотов, натянутый смешок. Все, пора.

Десять минут ходьбы от корпуса до изолятора, и за ним захлопнулась гермодверь бокса, где предстоит провести либо 21 день карантина, либо последние дни жизни.

Глава 2. Специзолятор

Алексей отлично знал порядок поступления пациентов и действий персонала стационара после аварии с подозрением на профпоражение. Работая в свое время в службе контроля биологической безопасности, он сам испытывал передаточные системы всех корпусов, разрабатывал инструкции, обеспечивающие безопасность и порядок работ. Для содержания больных с тяжелыми заразными инфекциями в стационаре оборудованы индивидуальные палаты-боксы. Прямо с улицы, через обычную дверь и спрятанную за ней металлическую гермодверь, пациент попадал в отведенный ему индивидуальный, как говорят инфекционисты, мельцеровский бокс. Кровать, телевизор, окно на улицу заклеено светоотражающей пленкой, не позволяющей заглядывать снаружи, а окно в коридор задернуто занавеской, не дающей возможности выглядывать в него. В боксе предусмотрено все для личного туалета, вплоть до ванны с душем. Унитаз деликатно спрятан за выступ двери, впрочем, в стене напротив сделано маленькое смотровое окно: «Как ты там, читаешь или умер?» Архитектурные изыски венчает тамбур, где врачи, выходя от больного, обрабатывают костюмы аэрозолем дезраствора, и шлюз для передачи пищи в бокс. Бокс, точнее тамбур, от коридора отделяет гермодверь – ее, как и ведущую на улицу, запирают на замок, чтобы исключить несанкционированный доступ. Вентиляция в боксе смонтирована так, что воздух подается и выводится через стерилизующие фильтры, формируя в помещении давление, пониженное относительно коридора. Это препятствует выходу зараженного воздуха в коридор и на улицу даже в случае разгерметизации помещения. Все жидкие отходы хлорируют в течение нескольких часов, а затем пропаривают в огромных специальных емкостях для обработки стоков, размещенных в подвале корпуса. Ну а твердые отходы хлорируют, автоклавируют и сжигают. Такая многослойная система защиты надежно охраняет окружающую среду от опаснейших возбудителей и в случае болезни, и при проведении лабораторных работ.

Алексей переоделся в больничную пижаму. Пришли врач и медсестра: пока еще просто в халатах, перчатках и респираторах. Единственным средством лечения, точнее профилактики, и то теоретическим, был гамма-глобулин, полученный из крови многократно иммунизированных коз. Алексей не очень надеялся на эффективность этого препарата, поскольку в экспериментах на обезьянах либо регистрировал его защитные свойства только при низких заражающих дозах и при введении не позднее чем через два часа после заражения, либо не отмечал их вовсе. Однако полгода назад произошел необъяснимый случай, когда сотрудник, поранившийся иглой с кровью инфицированной обезьяны и получивший инъекцию гамма-глобулина, не умер и не заболел. Впрочем, у него поднялась небольшая температура и даже появилась сыпь, но так и осталось непонятным, была ли это сглаженная лихорадка Эбола или так называемая сывороточная болезнь, то есть реакция организма на чужеродный белок гамма-глобулина. В любом случае ничем другим для лечения этой лихорадки никто в мире не располагает, поэтому Алексей беспрекословно приспустил пижаму и получил двойную дозу.

Врач открыл новую папку и со слов Алексея быстро записал анамнез. Мгновенно всплыла в памяти история болезни товарища, погибшего в результате шприцевого инфицирования. Такая же папка… Алексею несколько раз доводилось читать ее, и он явственно вспомнил первую запись, поражавшую скрытым трагизмом. Все уже понимают, что впереди катастрофа и надежды нет, но все еще относительно благополучно. И сейчас все так же. Полное здоровье. Только надежды чуть больше. Они еще немного поговорили, и врач ушел.

Все, что можно было сделать, Алексей сделал. Оставалось самое трудное – ЖДАТЬ. Шестнадцать суток в любой момент ждать появления предвестников неумолимой болезни. Впрочем, их может и не быть: как правило, болезнь развивается остро. Время инкубационного периода прямо зависит от полученной дозы вируса, и Алексей, оценивая ее как невысокую, был уверен, что четыре-пять, а скорее всего, семь дней до начала болезни у него есть. Вообще-то официальный срок карантина составлял 21 день, но реально известно, что, если до 14-го, максимум – 16-го дня что-либо не начнется, значит, повезло.

Место укола побаливало. Алексей поблеял по-козлиному – получилось похоже. Поерзав на кровати, устраиваясь удобнее, он закрыл глаза и сразу вспомнил, что, когда привезли коз и собирались заводить их в зону, какая-то практичная лаборантка попросила разрешения постричь их, чтобы забрать шерсть. Предложение охотно поддержали, поскольку козы были уличного содержания и в зимней шерсти в помещениях им оказалось бы тяжеловато.

Отцом-идеологом получения козьих гамма-глобулинов для профилактики лихорадок Эбола, Марбург, Мачупо и других был один из основателей института с уважительным прозвищем Дед – человек с колоссальным практическим опытом работы со множеством патогенов вирусной природы. Иммуноглобулины были его коньком, и еще во времена активной исследовательской деятельности, начиная работать с любой новой инфекцией, он в первую очередь иммунизировал животных, получал иммунную сыворотку, выделял из нее гамма-глобулиновую фракцию и держал наготове как личное неофициальное снадобье для профилактики лабораторного заражения.

С началом работы Центра с вирусами Марбург, Мачупо, Эбола и Ласса на первых порах необходимость поставить уровень и качество исследований на достойную высоту заслонила проблему личной безопасности, тем более что технологическая система безопасности была реализована на высоком уровне. Отрезвление наступило после гибели всеобщего любимца и опытного вирусолога. Во время отбора крови из сердца инфицированной вирусом Марбург морской свинки Николай, успевавший еще и учить молодых исследователей, неточно поставил руку. В результате ассистент, пытавшийся нащупать иглой сердце свинки, проткнул животное насквозь и попал в основание мизинца Николая. Ни попытки выдавить кровь и продезинфицировать ранку, ни отчаянная двухнедельная борьба за его жизнь результатов не дали.