1. Безымянный остров. Джентльмены удачи.

Ранним июньским утром 1675 года, разбушевавшийся прибой выкинул на песчаный берег Алексея Гамаюна. Зеленоватые волны с шумом накатывались на неподвижное молодое тело, переворачивая его как булыжник и вынося дальше и дальше на песок. Через час все стихло. Из пальмового леса, находящегося в нескольких метрах от берега, доносился щебет птиц, по морской глади заскользили солнечные зайчики, а неугомонные чайки, громко переругиваясь, деловито осматривали берег в поисках еды. Когда им удавалось обнаружить выкинутую морем рыбешку, они поднимали шумную драка за добычу и невообразимый крик.

Так уж случилось, что Алексей волею судьбы и игрой времени был выброшен из 2009 года на один из красивейших островов Сильвер-Банка – опаснейшего нагромождения коралловых рифов Карибского моря, где канули в вечность сотни груженных золотом и сокровищами испанских галеонов, английских и французских парусников с ценными породами дерева, голландских фрегатов и бригов. Это место пользовалось дурной славой у мореходов всех времен, и ни один моряк в здравом уме не заходил сюда по своей воле. На здешних безлюдных живописных островах находили пристанище морские разбойники да выжившие после кораблекрушений счастливчики, которых море выбрасывало на берег, предоставляя им возможность либо выжить, либо умереть. Что будет с нашим героем? Хватит ли у него силы духа бороться за жизнь? Вопрос риторический, а пока он без чувств лежал на спине, широко раскинув руки. Слабый ветерок бросал морскую пыль на бледное лицо, словно пытаясь вернуть его к жизни. Бродившие рядом чайки с опаской поглядывали на Алексея и громко кричали, как бы спрашивая:

– Ты откуда взялся, незнакомец?

Прошло около трёх часов, прежде чем Гамаюн зашевелился. Лежа на спине, он безучастно скользнул взором по голубому небу, большим белым облакам, порхающим птицам, раскалённому солнечному диску над собой, затем тихо постанывая сел. Острая боль пронзила голову и застряла в груди. Вскрикнув, Алексей с трудом поднялся и, пошатываясь, побрел к большому камню у воды. Дойдя до него, осмотрелся. Спокойное море манило прохладой. Набрав в пригоршню живительной влаги, плеснул на лицо. Тоненькие соленые струйки, пробежавшись по щекам, приятно взбодрили.

– В голове посвежело, даже боль утихла, – подумал Алексей, плескаясь в воде, и, не обращая внимания на задымившиеся барашками волны и потемневшее небо. Внезапно обрушившийся тропический ливень, заставил его выйти на берег. Он тяжело опустился на песок и, положив голову на колени, закрыл глаза. В эти минуты ему показалось, что разверзлись врата ада: глухие раскаты грома, ослепительные вспышки молний и бурлящая бездна оглушили его и растоптали. Когда через три часа небо очистилось от туч, и солнечные лучи заискрились на зеленоватой ряби моря и мокром песке, Алексей поднялся и побрел к лесу. Его встретил птичий гомон и стрекот насекомых. Промытый дождем воздух пьянил запахом мимоз, дурмана, цветов жасмина и псидиума. Продираясь сквозь высокую траву и колючий кустарник, он дошел до невысокой скалы, у основания которой блестела лужица, куда из-под камня, покрытого мхом, сочились капельки воды. Опустившись на землю, привалился к курчавой пальме. Вскоре приятная истома разлилась по утомленному телу, и Гамаюн задремал. Подсознание услужливо подсовывало ему яркие картинки: он видел себя, то за праздничным столом в весеннем саду, то в салоне самолета, где, развалившись в кресле, о чем-то весело разговаривал с молодой красивой бортпроводницей. Когда же оно показало большую черную дыру, стремительно поглощающую его, Алексей закричал и проснулся.

– Что это было? Чертовщина какая-то! Где я? – прошептал он спросонья, оглядываясь по сторонам. В ответ услышал шелест листьев, травы, да шум моря и крики птиц. Гамаюн безуспешно перебирал в памяти эпизоды сна, пытаясь понять, что же ему приснилось. Память наотрез отказывалась говорить с ним о прошлом. Промучившись около часа в безнадежных попытках что-нибудь вспомнить, он отправился на поиски пищи. Вечерело. Солнце, окунувшись в воду, наслаждалось прохладой, весело пробегая лучами по морской глади. На берегу у большого камня его внимание привлек темный предмет, оказавшийся широким кожаным ремнем с кинжалом. С интересом, повертев находку в руках, Алексей машинально нацепил ее на пояс. Недалеко от камня увидел несколько кустов с плодами, похожими на сливы. Попробовал их на вкус.

– Вполне съедобно. Черт, я как Робинзон Крузо. Море и вокруг не души, – тоскливо подумал Гамаюн, отламывая от валявшихся водорослей сочный лист. Затем, поймав выброшенного прибоем краба, кинжалом отрубил клешню.

– Вот салат из морской капусты и крабовые палочки на завтрак, – пробурчал, усаживаясь на камень и доставая из обрубленной клешни белое мясо.

– Стоп, а кто такой Робинзон Крузо? Почему сказал – салат из морской капусты и крабовые палочки? Где об этом слышал? Раз сказал, значит, где-то видел? Где? – размышлял Алексей, разжевывая крабовое мясо. Ответа не получил. Это подействовало на него удручающе. Перестав жевать, уставился долгим взглядом в горизонт и замер. Когда макушка солнца скрылась в море, поднялся и, медленно побрел к знакомой лужице. Положив краба, пучок водорослей и горсть слив на траву, принялся сооружать шалаш из пальмовых листьев.

– Надо бы по берегу походить пока еще светло, может, обломки досок, какой-нибудь бочонок притащу. Кинжал нашел, чем черт не шутит, вдруг что-то ещё попадётся, – размышлял он, с удовлетворением окидывая взглядом построенное укрытие.

С этими мыслями Алексей направился к берегу. Отбиваясь веткой от наседавших москитов, подошел к опушке и увидел стоящий на якоре двухмачтовый парусник с низкими бортами. Сердце Гамаюна радостно забилось. Он остановился и, спрятавшись в траве, стал с интересом наблюдать за шлюпкой, направлявшейся к берегу. Когда она уткнулась носом в песок, четверо заросших, полуголых парней в коротких парусиновых штанах выпрыгнули из нее и, громко переговариваясь, пошли, шлепая босыми ногами, к лесу. На их головах красовались шляпы с обрезанными полями, а за широкими кожаными поясами торчали пистолеты и кинжалы.

– Люди! Я спасен, – прошептал Алексей, покидая свое укрытие. В этот момент в его голове даже не мелькнула мысль об опасности, которая могла исходить от незнакомцев. Об этом шаге он вспомнит потом не раз, то, ругая себя последними словами за опрометчивость и доверчивость, то убеждая себя в том, что это был единственный шанс спастись. Парни, заметив его, остановились как вкопанные. На их лицах появилось неподдельное удивление, какое, наверное, бывает у хозяев квартиры, обнаруживших в ней воров.

– Ты кто, черт подери, что тут делаешь? – крикнул на французском языке темнокожий великан с курчавыми волосами и огромной серебряной серьгой в левом ухе.

Гамаюн пожал плечами, разглядывая парней. На его лице застыла улыбка, а в глазах светились искорки надежды.

– Чего молчишь, собака? Мозги потерял? – раздались раздраженные голоса.

– Я не помню, – медленно ответил Алексей, с трудом подбирая французские слова.

– Ты, что совсем охренел? – разозлился щуплый невысокий парень, который затем, повернувшись к темнокожему великану, сказал:

– Атилл, видать выбросил его кто-то сюда? Посмотри на это рыло, хороший раб получится из него.

– А почему бы и нет, Красавчик. На барке¹ навалом черной работы. А ну-ка, ребята, взяли этого придурка. Пусть капитан решит, что с ним делать, – распорядился Атилл, доставая кинжал.

Услышав эти слова, Алексей встрепенулся и со всех ног бросился в лес. Его сердце отчаянно билось, стуча молоточками в висках. Раздвигая руками высокую траву, он, не оборачиваясь, бежал к шалашу. Однако парни быстро его догнали и, повалив на землю, принялись бить ногами. Гамаюн, вскрикивая под ударами, пытался отползти в кустарник. Наконец, обессилел и затих.

– Лысый, кинь недоумка в шлюпку, отвези на барк и мухой обратно, – приказал Атилл коренастому парню. Тот подхватил Алексея под мышки и поволок к шлюпке. Вскоре пленник стоял на деревянной, местами выщербленной палубе, испуганно озираясь по сторонам и облизывая разбитые губы. Его тело дрожало и ныло от боли. Разглядывая небритые лица обступивших парней, бесцеремонно ощупывавших его одежду, он почувствовал, как внутри закипает ярость.

– Какие отвратительные рожи! Кто они? – беззвучно спрашивал себя, стараясь увернуться от грубых рук. Рослый парень, со шрамом через всю левую щеку и черной повязкой на голове, выкрикивая ругательства, стукнул его по шее рукояткой пистоля и попытался снять часы, но браслет крепко держал их на руке. Тем временем худосочный верзила с живописным синяком под глазом, извлек из кармана рубашки Алексея мобильный телефон.

– Глянь-ка, Боб, какой амулет у этой собаки, – удивленно воскликнул он, разглядывая трофей.

– Ай да, мерзавцы! Уже шарят по карманам! Почему не доложили, что какая-то мразь топчет мою палубу? Забыли, кто капитан? – раздался грубый властный голос. Мгновенно наступила тишина. Толпа расступилась, и Гамаюн увидел коренастого средних лет мужчину с густой рыжеватой бородой, в помятом зеленоватом камзоле, черной треуголке, башмаках с серебряными пряжками, двумя пистолями и кривой саблей за кожаным поясом.

– Да мы собирались к тебе, капитан. Решили обыскать на всякий случай. Его нашли на острове. Кто он неизвестно. Молчит, собака, – произнес коренастый парень с лохматой черной шевелюрой.

– Вы что, висельники, забыли, что любая тварь ступает на палубу с моего разрешения. А ну, бездельники, марш на берег за водой, пока языки вам не подрезал, – разъярился рыжебородый, положив руку на эфес сабли.

Когда парни торопливо прыгнули в шлюпку, он подошел к Гамаюну. Скрестив руки на широкой груди, несколько минут молча разглядывал пленника, затем хрипло на французском языке произнес:

– Я – Билл Моррис, по прозвищу Дракон. Командую барком «Шалунья». Ты кто, скотина?

– Не помню, – удрученно ответил по-французски Алексей, вытирая рукой кровь с лица.

– Француз? А может пират? Впрочем, это не имеет значения. Раз попал ко мне, будешь работать на меня. И запомни, с нерадивыми псами говорит мой кнут, а строптивцев я просто вешаю на рей. Эй, Сухарь, посади-ка находку в трюм, чтобы не сбежал, да забери кинжал от греха подальше, утром отправишь драить палубу, – приказал капитан высокому поджарому парню, лениво наблюдавшему за происходящим с юта.

Сухарь неторопливо спустился на палубу. Подойдя к Гамаюну, забрал кинжал и подтолкнул руками к открытому люку на баке. В следующее мгновение от сильного толчка в спину Алексей упал в небольшой, грязный и сырой трюм с затхлым воздухом. Нащупав доску, бессильно опустился на нее и, прислонившись спиной к переборке, в изнеможении закрыл глаза.

– Куда же я попал? Что за люди? И за чем я вылез из леса? – пронеслось в его голове. Избитое тело ныло. Запекшиеся кровью губы распухли. Темнота трюма и шум волн убаюкали Гамаюна, смертельно уставшего от пережитого. Не обращая внимания на смрадный запах протухшей воды, скопившейся в трюме, он заснул крепким сном. Откуда-то из глубины подсознания ему явился щуплый мальчик десяти лет, семенивший рядом с молодой красивой женщиной по широкой улице с цветущими каштанами.

– Это надо же! Мой сын боится дать сдачи обидчикам. Хочешь, не хочешь, Алеша, а заниматься каратэ ты будешь. Я обо всем договорилась с тренером, – проворчала она, остановившись перед большим домом, на фронтоне которого виднелись слова: «Дворец спорта».

– Мамуля, я уже взрослый и могу за себя постоять, – тихо прошептал Гамаюн. Внезапно резкий стук оборвал его сон. Крышка трюма открылась и с грохотом упала на палубу. Пьяный голос приказал:

– Эй, ты, придурок, вылазь палубу драить, да шевелись, пока задницу не надрал.

Алексей с трудом выбрался по хлипкому трапу наверх. Его встретила предрассветная тишина. Сонное море лениво покачивало корабль.

– Чего встал, собака? Живо за работу, а то схлопочешь по шее, – приказал Сухарь, пиная Алексея в спину.

Тот, потеряв равновесие, упал. Парень тут же подскочил к нему и, приставив к горлу кинжал, произнес:

– Плохо выдраишь, прирежу, скотина.

Дальнейшее произошло мгновенно. Гамаюн ловким приемом вывернул обидчику руку. Тот распластался на палубе, выронив оружие.

– Ай, да сюрприз! – раздался хриплый смех.

Пружинисто вскочив, Алексей оглянулся. В проеме двери капитанской каюты, прислонившись к косяку, стоял Дракон в белой шелковой рубашке с открытым воротом и длинными рукавами с манжетами. В его левой руке дымилась трубка, инкрустированная серебром, правая рука покоилась на эфесе сабли.

– Якорь мне в днище, – удивленно произнес он, обращаясь к Гамаюну, – Такой прыти давно не видел. Не боишься, что мои парни возьмут тебя на ножи?

– Работать буду на совесть, но издеваться над собой не позволю. Лучше сразу убейте, – угрюмо отозвался Алексей, помогая Сухарю подняться.

Тот, потирая руку, с угрозой посмотрел на пленника и молча ушел на ют. Дракон, заметив злобный взгляд Сухаря, подумал:

– Дьявол! Прирежут ведь, стервецы, этого шустрика. Пиратский кодекс на рабов не распространяется. Придется взять болвана в команду, а там разберусь, что за птичку поймали. Строптивый черт!

С этими мыслями он подошел к Гамаюну. Несколько секунд в упор разглядывал его, как бы раздумывая о принятом решении. Затем процедил сквозь зубы:

– Убить тебя всегда успею, а пока беру юнгой за пятьдесят пиастров в месяц. Кто ты и как зовут, не знаю, запишу в судовой журнал как Джека Грегори по прозвищу Дага². Пойдешь под начало боцмана, а теперь марш работать, бездельник.

Алексей, теперь уже Джек Грегори или Дага, зачерпнув деревянной бадейкой забортной воды, принялся за работу. Он с остервенением драил и скоблил палубу, не обращая внимания на суету матросов, приводивших в порядок такелаж. Это тяжелое занятие отвлекло его от грустных мыслей и принесло умиротворение в сердце.

Ближе к полудню на шканцах³, где прохаживался капитан, попыхивая трубкой, появился уже знакомый нам темнокожий великан по прозвищу Атилл. Его свалявшиеся волосы клочьями свисали к грязному воротнику рубашки, обрамляя припухшую после ночной попойки небритую физиономию.

– Очнулся. Поднимай собутыльников, хватит валяться в гамаках. Работы невпроворот, – сердито проворчал Дракон, выбивая трубку о планшир⁴.

– Будь другом, дай глоток рома. Умру ведь, сил нет! – простонал Атилл.

– Плетки не хочешь? Солнце в зените, а боцман прохлаждается. Не зли меня. Пленника взял юнгой, определи ему место в кубрике. Звать будем Дагой. Присмотрись к парню. Видел бы ты, как он ловко начистил нюх Сухарю, когда тот решил пощекотать его кинжалом. Пойдешь на берег, возьми с собой. Проверишь, что за боец.

– Ну, дай ты рома! Христом Богом прошу. С Дагой успею разобраться. Мозги распухли, башка гудит, руки кинжал не держат.

– Черт с тобой, сукин сын, на столе у меня бутылка, отхлебни пару глотков.

Дага, тем временем, закончив драить палубу, подошел к Дракону, который насмешливым взглядом проводил боцмана.

– Какие будут еще приказания? – тихим голосом спросил он, вытирая ветошью руки.

– Якорь мне в горло! Какие мы хмурые! Думаешь, в сказку попал, недоносок. Вычистишь трюм, а утром полезешь в «воронье гнездо»⁵ загорать на солнышке. И запомни, огрызок селедки, на шканцы – палубу в кормовой части, матросам заходить без разрешения запрещено. Здесь находятся вахтенные офицеры и установлен компас. Еще раз заползешь без спросу, прикажу килевать⁶. Возьмут за руки и ноги, привяжут к веревке и протащат под килем моей «Шалуньи». Понял, обломок мачты? – сердито сказал Дракон.

– Да, капитан, – растерянно произнес Дага, вытирая внезапно выступивший пот на лбу. К вечеру, закончив уборку трюма, он уселся в нем на знакомую доску и, привалившись спиной к шпангоуту⁷, задумался:

– Один день прожил, проживу ли следующий? Как бы там не было, а грязь с себя надо смыть.

Эта мысль понравилась Алексею, он быстро выбрался на палубу. Неторопливо подойдя к веревочному трапу, висевшему за бортом, долго рассматривал присмиревшее море, как бы размышляя о чем-то, затем, встряхнув головой, прыгнул в воду. Услышав всплеск, отдыхавшие на баке матросы, бросились к фальшборту⁸.

– Ты куда собрался, кусок селедки? К акулам в гости? – раздались удивленные голоса. Дага помахал рукой, как бы приглашая присоединиться к себе. Он еще не знал, что корсары категорически отвергают купание и зачастую вовсе не умеют плавать, что редко кто из них даже склоняется к идее помыться морской водой, что эти немытые и небритые люди ни днем, ни ночью не снимают своей робы. Дага не догадывался, что кубрик, где ему придется жить, будет ужасно грязной низкой темницей с двумя толстыми поперечными балками, скреплявшими корабельный корпус, забитой матросскими сундуками, кишащей клопами, черными и рыжими тараканами, блохами и крысами. Позднее он узнает, что посередине этого мрачного помещения стоят две квадратные деревянные колонны, называемые бушпритными битенгами, между которыми подвешен на ржавой цепи фонарь, горевший день и ночь, а ниже под ним устроена матросская кладовая, содержавшаяся в чудовищном беспорядке. Если бы ему пришлось спросить у матросов, где находится туалет, то те, рассмеявшись, указали бы на руслени⁹ и посоветовали бы крепко ухватиться рукой за ванты, чтобы не сорваться за борт. Позднее Дага узнает, что на всех парусниках того времени стойкий отвратительный запах давала вонючая смесь из дёгтя и серы, которой пропитывали подводную часть корабля и краска для наружной обшивки, приготовленная из растертого древесного угля, сажи, сала, серы и смолы. Все это будет потом, а пока он нырял и плавал у борта, наслаждаясь вечерней прохладой моря. Когда намокшая одежда стала тянуть на дно, Дага вскарабкался по трапу на палубу, снял джинсовую рубашку и принялся ее выжимать. Его мускулистое тело, обдуваемое ветерком, заиграло мышцами. Капитан наблюдал эту картину с юта¹⁰, где сидел в шезлонге, покуривая трубку. Скривив губы в язвительной усмешке, чуть слышно произнес:

– Не похож ты, обломок мачты, на моих матросиков. Морских законов не знаешь, ну, ничего сейчас научу.

С этими словами он спустился на палубу и подошел к Даге.

– Кто тебе разрешил покинуть борт корабля? – едва сдерживая ярость, спросил Дракон, и, повернувшись к матросам, приказал:

– Боцмана ко мне.

Когда подошел Атилл, скомандовал:

– Выпори эту скотину за непослушание.

Не успел Дага сообразить, что произошло, как два матроса схватили его за руки и поволокли к грот-мачте¹¹, где быстро и ловко привязали. Атилл, достав из-за пояса саблю, принялся лупцевать по голой спине. Отсчитав двадцать ударов, посмотрел на Дракона. Тот дал знак прекратить экзекуцию. Матросы отвязали Дагу и бросили на палубу. Он перевернулся на живот и стиснул зубы, по бокам стекали капельки крови.

– В первом же порту сбегу из этого ада, – пронеслось в его голове, – голодный, избитый, а что будет завтра?

Прошло несколько минут. Дага с трудом дополз до степса¹² мачты и оглянулся, вслушиваясь в плеск волн. Он увидел на шканцах Дракона с трубкой в руках и боцмана, матросов, занимавшихся починкой парусов на баке, кока¹³ по прозвищу Огонек, вытряхивавшего за борт золу. Корабельная жизнь текла привычным руслом, и никто из команды не обращал внимания на Дагу, в мимолётных взорах матросов он не увидел сочувствия. Старенький барк, латанный-перелатанный, битый ядрами¹⁴, с обросшим ракушками и водорослями днищем, тихонько поскрипывал, как бы жалуясь на свою пиратскую жизнь, на то, что давно не видел верфи, где старательные руки корабельных мастеров, заботливо лечили боевые раны, красили борта и смолили такелаж¹⁵