Цитаты из книг автора «Александр Боровский»

способен предъявить свое видение некоей целостности картины мира. Этим он отличался от многих своих соратников, которых новые

Так что в том, что именно вокруг редакции издательства «Знание» собралась группа очень сильных художников, к которой примыкал и Янкилевский (Ю. Соболев, Юло Соостер, И. Кабаков, В. Пивоваров), был не только практический, но и символический смысл.

«открытие нестабильных элементарных частиц или подтверждение данными наблюдений гипотезы расширяющейся Вселенной, несомненно, являются достоянием внутренней истории естественных наук, но общий интерес к неравновесным ситуациям, к эволюционизирующим системам, по-видимому, отражает наше ощущение того, что человечество в целом переживает сейчас некий переходный период»[15]. О

Они окрасили и корпоративное сознание тогдашней прослойки мыслящих художников, наиболее радикальной части которой суждено было стать деятелями неофициального искусства (корпоративность – термин, вполне применимый к этой профессиональной прослойке, существовавшей с конца 1950-х по 1980-е годы: ее объединяли элементы общей судьбы, система политических взглядов и мифов, поведенческие стратегии, система опознавания «свои – чужие», своя «этнография», культурные и собственно корпоративные ценности, к которым на определенном этапе, несомненно, и относился нарратив «большой физики»). Это выразилось и в открытости передовым физическим идеям, ставшей характерной чертой тогдашнего

Более того, возникала иллюзия независимости: в конце концов, «физики» должны были как-то помочь, отвергнуть идеологические ритуалы, отодвинуть догматиков и бюрократов. Это были искренние надежды советско-либеральной интеллигенции, причем не только

функционирования этого нарратива научности (скорее даже нарратива «большой физики»). Он волей-неволей противостоял официальной идеологии

США уже action painting Дж. Поллока трактовалась в свете теории ядерных взрывов, свой, уже упомянутый спациализм Л. Фонтана напрямую связывал с современными

мифологию современной научности трудно переоценить (тем не менее отечественными исследователями этого периода она явно недооценивается). Она обладала своей структурой. Здесь, несомненно, был момент объективного признания значения

каждого на тарелке был как бы микромир стола, рыба рядом с паштетом, сладким пирожком, вареной колбасой, селедкой, холодцом и несколькими кусками черного и белого хлеба»[14]. У Янкилевского ничего не бывает случайно, и нехитрая бытовая зарисовка «прорастает» большим: характером видения. А именно – способностью увидеть в бытовом, повседневном некую модель бытия (микромир).

Янкилевского – другое. Фактура социально-психологического прочтения исторического в формах повседневного проявилась у него прежде всего в фактуре мироощущения. А именно – в том напряжении между повседневным и космическим, которое в конечном итоге выражается в его формообразовании, в том, что Филонов называл психикой живописи.