Письмо потомкам.
Меня убили в лесных топях под Любанью. Мы были в котле. Мы были второй ударной в сводках, но на самом деле были уже практически все мертвы. Я знал, что мне не выжить в этом аду. Шел отсчет последних часов моего земного бытия. Убили меня в бою скоротечном и последнем для многих моих товарищей. Немецкие гренадеры лавиной пошли на нас по полю, усиленные громыхающими и чадящими газолином танками. Огромная и плотная, колыхающаяся в мареве горящей травы, человеческих тел и горячего дыма догорающих танков, масса немецких пехотинцев неумолимо приближалась, зная о нашем катастрофическом положении. Нас просто закидали гранатами на расстоянии. Я успел увидеть, как масса рук взлетела почти одновременно над срезом горизонта и в следующий момент в наших окопах-ячейках пошла волна тугих разрывов. Свою «колотушку» я прозевал. Разрыв огромной силы, стесненный в узком окопе, сделал свое ужасное дело…
Но мне повезло. Мне было позволено умереть так – в отличие от моих бойцов, в массе своей добиваемых выстрелами в упор и пронзенных штыками. Я стоял, навалившись грудью на бруствер, и сжимал коченеющими пальцами свой автомат. Осколки просто разорвали меня. Отброшенный в сторону взрывной волной, осев на песок в собственных непроизвольных испражнениях, я стеклянным, гаснущим взглядом смотрел на вывернутые перламутровые внутренности, испещренные мелкой сеточкой кровеносных сосудиков, выползающие из утробы и дрожащие на холоде легким туманом. Я не пытался их подбирать. Смерть казалась освобождением от того ада, в котором мы находились последние месяцы. Багровое кровяное нутро «дымило». Видно было, что разорвало грудину и снесло часть легкого. Не получалось дышать. Свистело где-то в животе. Огромные кровавые пузыри громоздились друг на друга при каждом моем выдохе, нагромождая очередную пузырчатую пену.
Рот мой открылся, как у покойника; так я и сидел – с текущими слюнями и кровью вперемешку. Я ничего не слышал. Кровь из разорванных перепонок залила виски и продолжала струиться, словно содержимое моей черепной коробки взболтнули и дали ему возможность истечь. Я не знал, что у меня перебиты ноги, вырвана лопатка и лицо побито мелкой металлической крошкой. Правое глазное яблоко висело на тонком шнурке органики, а глазница чернела багрово-черным провалом.
Но все это я видел уже сверху, стоя на краю окопа. Я смотрел на себя, и мне было безразлично мое состояние. Я стоял, понурившись, и пустым взором вглядывался в себя, умирающего в обвалившемся окопе. Я же, со дна окопа, ворочал единственным глазом, пытаясь увидеть себя там, наверху, но мне не хватало сил даже нацелить зрачок, и я так и смотрел исступленно на груду собственных внутренностей, опрокинутую, словно таз с требухой, на мои галифе. А потом солдаты вермахта спокойно и обстоятельно прошлись по окопам. Справа и слева от меня слышались отрывочные звонкие выстрелы – это добивали моих товарищей. Мой глаз чуть дернулся, это я среагировал меркнущим сознанием на скрип песка у моих ног. Кто-то постоял возле них, гортанно проговорил что-то, засмеялся и пнул меня в старую, стоптанную подошву.
Красный огонек окурка почему-то оказался у меня на внутренностях. Он шипел, но я не чувствовал боли. Немец пошел дальше, оставив меня умирать и не обратив внимания на меня – другого, стоящего на краю окопа и смотрящего ему в стальной затылок.
А я стоял уже не один! Нас прибавлялось и прибавлялось! Масса солдат – в рваных, прожженных и бурых от грязи и крови гимнастерках, а то и голых по пояс – неудержимо росла! Мы стояли нескончаемыми шеренгами вдоль своих окопов, повторявших контуры уже не существующей линии обороны, теперь никому из нас не нужной и проклятой. Потому, что все это – в одночасье! – обрело страшный ненавистный гриф: «…пропал без вести»! Нас никто никогда больше не увидит и ни о чем не спросит. Нас не обнимут и не приласкают. Нас обольют грязью и втопчут в смрад, будут изгаляться над нашими близкими, морально убивая и доводя до исступления. Мы – молчаливые шеренги, едва колышущиеся на холоде от дуновений промозглого ветра, теперь на века, не чувствующие жара лета и озноба лютых зим. Стоим и смотрим немыми взорами исподлобья…
Я грустно смотрел на себя. Сначала пошел легкий снежок и припорошил мои конечности, дубовые и почерневшие, как заледенил мою зияющую пустотой глазницу и набил в нее снежных иголок и как потом заострил лицо и вычернил кожу; как в последующие дни снег полузасыпал меня, и из-под белого покрывала торчали лишь отдельные части тела.
А потом завьюжило, замело все вокруг! Затрещали морозы… И только мы, молчаливыми шеренгами повторяли исчезнувшие изломы траншей! Мираж из человеческих силуэтов на стылом ветру. Но, мы стояли! Стояли подле мест, возле которых приняли мученическую смерть. Мы стали ангелами! Мы стали призраками! Мы стали никем и ничем…
А потом пришла весна, а за ней лето. А, потом все покатилось, словно колесо вечности! Я уже давно не вижу себя. Я уже давно стою над пластом суглинка, поглотившего меня. Я истлел, и товарищи мои истлели; но мы, все так же, непоколебимо стоим теми же прерывистыми цепями. Мы не сместились ни на шаг, как и десятилетия назад в той страшной мясорубке. Мы ждем. Ждем одинокого грибника, понуро плетущегося по лесу, или веселой компании, заехавшей на автомобиле в лесочек и шумно галдящей. Ждем одного или нескольких. Мы здесь! Ну, неужели вы не видите нас? Вот же мы!..
А вы, идущие сегодня и блуждающие в поисках крепкого подберезовика, так никогда и не догадаетесь, кто же это вас обдувает и шевелит волосы, опрокидывает кузовки с ягодой, нежно касается ваших рук, шарящих в траве…
Это они – наши отцы и деды, тянут к нам свои руки в надежде, что мы их потомки придем и отдадим им последние почести, оценим их ратный труд и ужасный конец!
***
Стоял июнь 1941 года. Колеса поезда медленно отсчитывали километры. У окна вагона стоял лейтенант и отрешенно смотрел на лесной пейзаж, что проплывал за стеклом окна.
– Николай, что же вы не идете завтракать? – позвала офицера молодая красивая женщина лет тридцати пяти.
– Николай, – повторила она, неторопливо раскладывая на столике вареную картошку и жареную курицу, – неужели вы думаете, что я одна могу это съесть? Помогайте мне.
Он усмехнулся. Ему были приятны внимательность и настойчивость этой женщины. Казалось, ее задорная улыбка могла легко растопить не только сердце молодого офицера, но, наверное, и лед.
– Спасибо, Маргарита Николаевна. Вы меня просто раскормили за эти двое суток. Никогда я так много и вкусно не ел, но сегодня мне не хочется есть. Вы уж меня простите, Христа ради! – ответил лейтенант.
Женщина сделала обиженное лицо. Ее симпатичное личико стало таким смешным, что Николай невольно улыбнулся. Насколько он знал из ее рассказов о себе, Маргарита Николаевна была женой крупного военного начальника, который служил в Западном военном округе и занимался снабжением войск. Они ехали вместе от самой Москвы и за это время успели не только познакомиться, но и в какой-то степени подружиться.
Сам Смирнов Николай совсем недавно окончил военное пехотное училище, и был направлен для дальнейшего прохождения службы в один из гарнизонов, который дислоцировался в ста километрах от границы. Насколько он знал, часть размещалась в болотистых лесах Белоруссии и в настоящее время находилась на учениях в летних лагерях.
Он был чуть выше среднего роста, широк в плечах. Правильные черты его лица дополняли, верней, украшали большие голубые глаза, обрамленные густыми ресницами, которые всегда вызывали зависть у девушек. Заметив, что женщина нуждается в помощи, он взял в руки нож и легко разрезал курицу на две половины.
– Ох, у вас и силища, Николай, – восхищенно произнесла женщина, глядя на его руки, которые так легко и непринужденно разделывались с курицей. – Вам, наверное, и подкову разогнуть ничего не стоит?
– Ничего не могу сказать об этом, уважаемая Маргарита Николаевна. У вас просто прекрасный нож, вернее, сталь, из которой он изготовлен.
– Вы правы, нож действительно хорош. Его подарил мне муж после командировки в Германию. Вы знаете, муж всегда восторгался немцами – это нация, которая умеет делать хорошие, качественные вещи.
«Почему она сказала мне об этом? – подумал Николай. – Что это: попытка еще раз прощупать меня или просто женская болтливость? Жене крупного армейского руководителя нужно следить за своими высказываниями, ведь она не знает, кто я!»
– В Германии сейчас фашисты, – как бы, между прочим, ответил ей Смирнов. – Они подмяли Европу и сейчас находятся по ту сторону границы.
Маргарита Николаевна оторвала взгляд от стола и внимательно взглянула на него.
– Скажите, вы тоже считаете, что будет война? Мой муж почему-то не верит во все эти слухи. Если бы они были враждебно настроены против нас, то не стали бы заключать Пакт о ненападении. Разве я неправа?
Николай не ответил. Ему не хотелось дискуссировать на тему войны. В Москве, на вокзале, когда он ждал своего поезда, ему в руки случайно попала газета «Правда», где внимание привлекло небольшое сообщение об очередном аресте генералов:
"В период с 4 по 12 июня 1941 ггода, за деятельность, направленную на подрыв боеспособности Красной Армии, органами НКВД были арестованы: начальник Управления кадров ВВС генерал-майор В.П. Белов, генерал-майор авиации А.А. Левин, генерал-лейтенант авиации, начальник Главного управления авиационного снабжения П.А. Алексеев».
Эта небольшая заметка оставила у него в душе какой-то неприятный осадок. Буквально перед окончанием училища, где учился Смирнов, органами НКВД были арестованы начальник училища и его заместитель по строевой подготовке. Их обвинили в заговоре, но по училищу ходили упорные слухи, что их арест был связан с тем, что они в свое время служили вместе с маршалом Тухачевским. Все эти разговоры резко пресекались новым командованием училища!
Еще тогда, на вокзале, Николай, пытался понять, за что был арестован его бывший начальник, с сыном которого он учился, в доме которого он часто бывал. Ведь буквально за месяц до ареста, тот был награждён вторым орденом Боевого Красного Знамени, но не находил ответа! Вскоре после ареста из рядов училища был отчислен, а затем арестован и его друг Андрей. Тогда Смирнов обратился к начальнику Особого отдела училища, но тот от души посоветовал ему поскорее вычеркнуть их имена из памяти.
– Что с вами, Николай? – спросила Маргарита Николаевна, заметив, что он о чем-то задумался.
– Так, ничего… Пойду, покурю…
Смирнов вышел в тамбур и, достав из кармана папиросы, закурил.
***
Солнце висело в зените и нещадно палило лучами улицы Минска. Было жарко и душно. Асфальт буквально плавился под ногами прохожих, оставляя на серо-черной поверхности отпечатки сотен следов. Среди пестрой одежды прохожих, выходящих из здания вокзала, особо выделялась полевая форма военных. Военных было много: артиллеристы, танкисты, летчики, саперы. Смирнов посмотрел на большие вокзальные часы, они показывали начало десятого утра. Подхватив чемодан с личными вещами, он направился к выходу.
Зайдя в спасительную тень под аркой большого дома, Смирнов поставил на землю чемодан и закурил, достав из кармана галифе пачку «Беломора». Курить Николай начал совсем недавно, а потому стеснялся делать это на улице. Сняв с головы фуражку, он вытер вспотевший лоб. Еще до отъезда в Минск, он связался по телефону с начальником штаба дивизии, который пообещал прислать за ним машину. Загасив папиросу, он направился в ближайшую комендатуру, где объяснив ситуацию, попросил дежурного связаться с частью.
– Вот что, Смирнов, – произнес дежурный офицер, – машина за вами прибудет лишь к шести часам вечера. У вас еще много времени, и я советую вам погулять по городу. Сходите в парк, покушайте мороженое.
Поблагодарив его, Николай вышел из комендатуры. Солнце словно мстило людям, раскаляя стены домов и асфальт дорог.
«Может, действительно сходить в парк, – подумал Николай. – Только где этот парк? Да и тащиться туда по такой жаре, не слишком приятное занятие».
Он снова взглянул на часы, но стрелки словно прилипли к циферблату.
«Пройдусь немного: посмотрю город», – решил Смирнов и зашагал по улице.
– Товарищ лейтенант, предъявите документы, – остановил его офицер из комендантского патруля.
Николай, молча, достал документы и протянул их капитану.
– Смирнов Николай Иванович, – произнес капитан вслух и внимательно посмотрел на стоящего перед ним военного.
– Куда следуете, товарищ Смирнов?
– В документах все указано, товарищ капитан, – сухо ответил Смирнов.
Капитан снова взглянул на него.
– Вы правы, товарищ лейтенант, в документах все указано; но на вопрос старшего по званию командира нужно отвечать кратко и четко! Может, вас этому не научили в училище?
– Виноват, товарищ капитан! Направляюсь в расположение части, которая, как мне стало известно, находится в летних лагерях.
– Как же вы собираетесь туда добраться?
– На автомашине, которая должна меня ожидать в восемнадцать часов на железнодорожном вокзале.
Капитан, молча, возвратил документы и, козырнув, направился дальше.
– Извините, товарищ лейтенант. Вы не подскажете, где находится железнодорожный вокзал? – обратилась к Николаю проходящая мимо девушка.
Он взглянул на нее, моментально отметив про себя: темно-русые волосы, большие голубые глаза, и невольно улыбнулся:
– Подскажу. Я тоже иду на вокзал и готов вас проводить.
Щёки девушки вспыхнули. Она не ожидала подобного приглашения и сейчас, просто растерялась, не зная, что ответить.
– Девушка, давайте, я вам помогу, – продолжил Николай и взял из ее рук довольно тяжелый чемодан. – Как же вы с ним справлялись? Что в нем?
Вопросы военного окончательно смутили девушку. Она снова вспыхнула и тихо произнесла:
– Мои вещи. Я еду в Москву: поступать в медицинский институт. Вот мне матушка и наложила в чемодан продуктов на дорогу.
– Заботливая у вас мама. А я, представьте себе, не помню свою мать. Она умерла от тифа, когда я был совсем маленьким. Сначала меня воспитывала тетка, а после ее смерти я попал в детский дом, там и вырос.
Девушка снова взглянула на Николая и, стараясь побороть смущение, спросила:
– А вы в отпуск едете? Я смотрю, у вас тоже в руках чемодан?
– Нет, к месту службы. После училища меня направили сюда, в часть. А сегодня узнал, что часть в лагерях. Вот и направляюсь на вокзал, где меня будет ждать машина. Скажите, как вас зовут, а то неудобно как-то без имени.
– Корнилова Нина, – произнесла девушка и протянула Николаю свою маленькую ладошку.
– Смирнов Николай, – улыбаясь, представился он и, поставив чемоданы на землю, пожал ей руку.
Ее ладошка просто утонула в его большой и сильной руке. Ладонь Нины была слегка влажной и мягкой.
«Волнуется, – подумал он. – Красивая девушка, в такую, как она, грех не влюбиться».
За разговором они не заметили, как дошли до вокзала.
– Вот и пришли, – тихо произнес Николай. – У вас во сколько поезд?
Корнилова взглянула на часы, висевшие на стене вокзала.
– Через сорок минут….
Они остановились в тени здания и стали прощаться.
– Можно, Нина, я вам напишу? – спросил ее Смирнов. – Вы знаете, очень приятно, когда кто-то вам пишет, ждет…
– А куда вы мне напишете, если я не знаю, где остановлюсь в Москве?
– А я вам напишу на Главпочтамт, до востребования. Фамилию я вашу знаю. Вот так и напишу – Корниловой Нине.
Щеки девушки вновь налились румянцем.
– Напишите, я вам обязательно отвечу. Скажите только номер части.
Он назвал номер части, пожал ей руку и направился к ожидавшей его грузовой автомашине, подле которой стоял водитель и махал рукой. Забросив чемодан в кузов, он достал папиросу и закурил.
– Садитесь в кабину, товарищ лейтенант, – предложил ему водитель, – в кабине удобнее.
– Спасибо, я в кузове поеду.
Машина медленно тронулась. Николай попытался отыскать в людском потоке фигуру Нины, но она словно растворилась в этом человеческом море. Он улыбнулся и повалился на груду матрасов, которыми был заполнен кузов полуторки.
***
Николай лежал на матрасах и смотрел в яркое голубое небо. Солнце медленно скрывалось за верхушками деревьев. Дорога шла через лесной массив и если бы не легкий ветерок и не равномерное урчание автомобильного мотора, можно было бы подумать, что полуторка плывет среди зарослей берез и елей. Лейтенант поднял голову над бортом грузовика, и в этот самый миг раздался выстрел. Пуля, сбила фуражку с головы Николая. Он машинально втянул голову в плечи. Вторая пуля прошила борт автомобиля и застряла в матрасе. Полуторка увеличила скорость и буквально вылетела из зоны обстрела. Проехав еще с километр, автомобиль съехал с дороги и остановился под старой сухой березой.
– Как вы, товарищ лейтенант? – спросил водитель. – Не зацепило?
– Нет, пронесло. Что это было?
– Да националисты местные балуют, – спокойно ответил шофер. – На той неделе бойца из соседней части вот так застрелили!
– Неужели, их нельзя выследить и уничтожить? Странно это как-то.
– Не знаю, товарищ лейтенант, – коротко отрубил водитель. – Для этого существует НКВД, есть Особый отдел в дивизии. Пусть они и ловят их, а наше дело – баранку крутить!
Николай достал папиросы и закурил. Он мысленно представил гибель солдата, и ему стало как-то не по себе. Руки его предательски задрожали, а между лопаток пробежал холодок. Ему вдруг стало жалко бойца, нашедшего смерть в этом белорусском лесу. Смирнов поднял лежавшую в дальнем углу кузова фуражку и стал с интересом рассматривать в ней дырку. Пуля угодила прямо в красную звезду, которая была закреплена на околыше.
«Повезло тебе, парень, – подумал он. – Сантиметра на два пониже – и он бы тебя убил. Хорошо стреляет, наверное, охотник или снайпер».
– Поехали, – приказал он водителю и полез обратно в кузов полуторки.
– Товарищ лейтенант, может, сядете в кабину: не дай бог что случится!
– Если мне суждено погибнуть здесь, то какая разница, где это случится в кузове или в кабине? От судьбы не уйдешь!
Машина тронулась и снова затряслась по разбитой дороге. Минут через сорок они добрались до летних лагерей. На большой поляне среди соснового бора рядами стояли палатки.
– Командир полка у себя? – спросил Николай часового.
– Его нет. Все начальство утром уехало в Минск и еще не вернулось. В штабе лишь дежурный офицер, товарищ лейтенант.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «В тени», автора Александра Леонидовича Аввакумова. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Военное дело, спецслужбы». Произведение затрагивает такие темы, как «психологические драмы», «самиздат». Книга «В тени» была написана в 2022 и издана в 2022 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке