Поднявшись над послушною толпой,
Себе судьбу избрать иную
Способен воин с чистою душой,
Дерзнувший на закат вручную.
 
 
В полете ощутив блаженство,
На миг возвысившись и воспарив,
Духовности божественный порыв
Влечет к познанью совершенства.
 
 
Сколько мудрости в поздней любви!
То неведомо юности пылкой.
Все придет, только нить не порви,
Путь не должен быть вечною пыткой.
 
 
Являясь всякий раз, меняет лица,
И каждый раз она меняет имена.
Не нам решать чему и как случиться.
Перо Судьбы выводит наши письмена.
 
 
Есть женщина по имени Война,
Что жизнями питается людскими.
Является порою не одна,
Со Смертью они ходят за живыми
 
 
Бывает, что в предчувствии своём
Поступки наши так необъяснимы,
Возможно, оттого и сердце рвем,
Что души так отчаянно ранимы.
 
 
Услышать голоса незримых персонажей,
И музыку, которую никто не написал,
Кататься на запятках странных экипажей,
Легко могу в заветных снах,
когда спешу на бал.
 
 
Когда странные чувства блуждают в груди,
В пальцах дрожь, томный взгляд
и пунцовые уши.
Слушай сердце, совета чужого не жди.
Не ошиблись впотьмах одинокие души.
 
 
Отыскав Создателю врагов,
Он их смело порубил в капусту,
Чтоб купить бессмертье у богов,
И навеки посвятить себя искусству.
 
 
Котенок моих снов мяукал поздно ночью,
Он теплой мордочкой мне ухо щекотал.
Я видел темень, что сбивалась
в стаю волчью,
А он их вместо цифр близняшками считал.
На землю предков налетело вороньё,
На части рвут ослабленное тело.
 
 
Вдруг, стало каждому дороже лишь своё,
Кто рать подымет на святое дело?
Геракла прадед и любимый сын Данаи,
Персей Горгону как-то приласкал.
 
 
Надев потом крылатые сандалии,
Он Пелидекта в камень заковал.
Как много в детстве каждому дано,
Но выбор не всегда удачен.
 
 
Мы позже утверждаем – суждено,
Хоть путь обычно многозначен.
Как промахнувшийся Отелло,
Тону в озёрах Ваших глаз.
 
 
В тисках сжимаю шею смело,
Но лишь свою на этот раз.
Не кори за похмелье страну,
Лучше путь укажи её иной –
Как изгнать с её нив сатану,
Что обрёл здесь кровавый покой.
 
 
Над Севастополем ещё кружатся чайки,
Нахимов стережет заснувшие суда,
Из Инкермана огоньков прибрежных стайки,
Подмигивают морякам, стремящимся сюда.
 
 
Но от себя не убежишь,
Трава, как и тоска – зеленые.
Вот потому и в памяти хранишь,
Тот луг, где ступни и душа гуляют голые
За стеной чертополоха
Время поросло бурьяном,
Это здесь бывает плохо,
Там я был от счастья пьяным.
 
 
Петровской мысли обветшалое величье,
За призмой времени ажурна и легка.
Проникнувшись тобой, легко менять обличье,
Камзол накинув, сделать шаг через века.
 
 
Скакать галопом по широким площадям,
Удел приезжих и зевак досужих.
Кто выдумал, что нужно дань отдать вождям,
Здесь, так же облака гуляют в лужах.
 
 
Зима мне осени милей,
Своей нетронутой красою.
Надеюсь, стали Вы светлей,
У той скамейки за рекою.
 
 
Москва бывает так грустна,
Печальна и необъяснима.
И светлой нежности полна,
Что средь толпы, увы, незрима.
 
 
Мне нравится с бокалом «Паскине»
Прислушиваться к шепоту метели.
Её мотивы так созвучны мне,
Что скучаю, слыша звон капели.
 
 
Давай забудем обо всем,
Для счастья нам никто не нужен.
Как много это – быть вдвоем,
Когда рассвет с надеждой дружен.
 
 
Как я завидую седому капитану,
Чей облик скоро обозначится пером.
Таким я, к сожаленью, никогда не стану,
Смогу осилить лишь в стакане крепкий ром.
 
 
В пыли чужих дорог и городов,
Среди фонтанов золотом покрытых,
Так не хватает изб и родников,
Тропинок в детство, нынче позабытых.
 
 
Бывает, что и погрустить не худший грех
И то лишь у костра, когда гитара плачет,
Когда от рома тянет каяться при всех,
Понять пытаясь, что могло бы быть иначе.
 
 
Тропинка под гору к реке милей,
Ухоженных английских тротуаров.
Чтоб отыскать её среди полей,
Захочется покинуть край туманов.
 
 
Не спеши, красавица, косы расплетать.
За лучиной тусклою счастья не сыскать.
Обмани ревнивого, пусть уходит стать,
Ночь поможет девушке милого обнять.
 
 
Кому удастся друга распознать
В пушистом, теплом, маленьком комочке,
Души того коснется благодать,
Он будет рядом. Даже без цепочки.
 
 
Как знать, где провести черту,
Оставив в стороне безумье.
Мы отступаем в темноту,
Кляня судьбу и полнолунье.
 
 
А каравелла все еще стоит,
И треплет паруса соленый ветер,
Томится боцман, весь иссох бушприт
Но ищет кеп в толпе знакомый веер.
 
 
В гневе даже лягушонок
Может прыгнуть из пеленок.
Не смотри, что шкуркой тонок,
Он уже почти тигренок.
 
 
Словно Карлсон на крыше,
Темнота укрылась в нише.
Там мышонок еле дышит,
Но котенок его слышит.
 
 
Как научиться быть счастливым,
В полуразрушенной стране?
Построить дом со рвом красивым
От вурдалаков в стороне?
 
 
Или собрать их за оградой –
Пусть там с собратьями живут.
Кормить и ублажать прохладой….
Так ведь, без нас оне помрут!
 
 
Бокал с дождинками полупустой стоит,
Вот что-то капнуло… Уже ли это слёзы?
Нет, это осень о несбывшемся грустит.
Как сладки в октябре о летних грозах грёзы.
 
 
Как редко дарит скудная судьба
Возможность прикоснуться к благодати,
Наверно, и в верхах идет борьба
За наши души средь небесной рати.
 
 
Осенняя грусть о прошедшем,
Порой несказанно светла.
Ведь сердце тоскует о вечном,
А мусор сгорает дотла.
 
 
Страданье – это очищенье?
А искупленье лишь огнём?
Откуда же берется мщенье?
И от чего так сладко в нём?
 
 
Как знать, откуда явится признанье,
И почему хочу общаться в тишине,
 

Конец ознакомительного фрагмента.