Пролог

Я вздрогнула от призывных криков градоначальника поучаствовать в аукционе. Через полчаса я встану на помост под жадные и липкие взгляды собравшихся мужчин.

Время проходит, мир меняется, а жажда развлечений ничем не утолить. Сегодня публику буду развлекать я.

Толпа перед таверной росла. Многие пришли из любопытства, поприсутствовать в самой гуще городских событий. Видано ли, единственная дочь назначенного градоначальника Фланна Руада будет продана с аукциона!

Уверена, мой так называемый папаша именно этим и запомнится в истории Фьёрига.

Сегодня меня продадут, а завтра сыграют свадьбу. Я очень категорично на этом настояла. А еще молилась если и не вернуться в свой мир, хотя об этом я просила местных богов постоянно, то хотя бы не достаться гробовщику или владельцу рыбной лавки. Премерзкие типы.

Меня передернуло от отвращения.

Я очень надеялась, что, может, в этих краях или проездом окажется какой‑нибудь славный, достойный мужчина, который выкупит меня из жалости и тут же отпустит. Или окажется вполне терпимым, чтобы меня не тошнило от одного его присутствия.

Надежда, что меня выкупит Керран, умерла, когда Фланн Руад зачитал мне текст объявления, где категорически запретил Керрану принимать участие в торгах. Это была странная месть человеку, у которого на руках оказались все выкупленные долговые расписки градоначальника.

– Ты ему не достанешься! – радостно провозгласил отец, потрясая листовками. – Хотел выменять тебя, мое единственное сокровище, в счет погашения долгов. Обойдется! Я продам тебя, погашу все свои долги, еще и останется вдоволь монет, чтобы… чтобы… А, неважно. Но продам я тебя, девочка моя, задорого!

– Не надо так, отец, – тихо прервала я. – Я не самый лучший товар для твоего аукциона. Память не вернулась. А с ней и магия ушла, кажется, навсегда.

– Это мы озвучивать не будем. После свадьбы все расскажем.

– Не боишься, что сделку признают недействительной? – я хмыкнула и тут же получила в ответ жесткий взгляд, не суливший ничего хорошего, если это всё же произойдет.

– Значит, расскажешь после первой брачной ночи. А там сделку расторгнуть уже не посмеют! Я и до Короля, если надо, дойду.

Фланн ждал от меня слез и готовился проявить твердость. Но я молчала. Мне нечего было ответить, пока не определилось имя моего покупателя…

Господи, скажи кто месяц назад, что меня будут продавать замуж с аукциона – я бы расхохоталась! А вот теперь стою перед дверью когда‑то богатого, а теперь порядком обнищавшего и заросшего грязью дома и молюсь, чтобы покупатель оказался хороший. Или хотя бы не противный…

Как было бы проще, забери меня Керран.

В дом вошел Руад, почти сбив меня с ног, скептически оглядел сверху донизу и схватил за руку.

– Идем, – он посмотрел на карманные часы. – До начала аукциона тебя надо показать достопочтенным жителям города. Пусть разглядят, какая ты у меня ладненькая. Тогда у них появится азарт заполучить тебя и выложить градоначальнику побольше монет!

– Да, здесь нечасто отцы торгуют своими дочерьми… Дай подумать, я же первая? – не удержалась от язвительной колкости, но Фланну это не понравилось.

– Ты должна поблагодарить меня за эту шикарную идею! Почтенное замужество лучше судьбы грязной приживалки в местном трактире. Уж мне‑то можешь поверить.

– Я не собиралась…

Мое возмущение моментально охладила ответная реплика градоначальника:

– А кто бы тебя спрашивал, когда бы узнали, что ты скомпрометирована?!

Руад очень старался сдержаться и не сорваться на крик. За дверью собралась слишком большая толпа свидетелей, чтобы самому скомпрометировать меня перед началом аукциона.

Я только закуталась в шерстяной плащ и надвинула капюшон пониже, прячась скорее от любопытных глаз, а не от непогоды.

Наш дом занимал почетное место на центральной площади приграничного города. В своем кабинете градоначальник Руад принимал посетителей по своим должностным делам. Но в последнее время все реже и реже. Чаще за помощью обращались к лэрду Духлаку.

Я увидела его карету на обочине перед его собственным, впечатляющим городским домом. Скорее даже дворцом. Неужели лэрд Пейдин гер Духлак тоже будет участвовать в аукционе за мою руку?

О сердце я молчала. Мое сердце совершенно никого не волновало. Насколько я успела разобраться в местных порядках, иметь престижную и, самое главное, порядочную жену стоит превыше статуса избранницы и её чувств.

Потому вовсе не удивилась, заприметив в первых рядах у возвышения в центре площади владельца рыбной лавки и гробовщика. Куда же без них! Другое дело, что лэрд Духлак захотел выплатить за меня деньги… Не думала, что старый, состоятельный вдовец, чья дочь Марна – моя ровесница, захочет распрощаться со своей спокойной холостяцкой жизнью.

– Что же, Триса, желаю найти хорошего и богатого мужа, раз уж лэрд Латагейн побрезговал тобой.

Промолчав на его оскорбительную реплику, я пошла вперед. Насмешки Марны, вышедшей на парадную перед домом, только укрепили меня держаться с достоинством до последнего. С таким отцом никакие мольбы не помогут.

Мужчины в толпе придирчиво разглядывали меня противными сальными взглядами, раздевая и давая волю самым неприличным фантазиям. Я чувствовала себя испачканной.

Толпа расступилась, словно разделившийся надвое океан. Я взошла на помост, отчаянно пытаясь зацепиться хоть за что‑то взглядом, чтобы отгородиться от происходящего.

Я как в тумане огляделась, но лэрда Керрана гер Латарна в толпе не было. Ну хотя бы он не увидит мой позор и окончательное падение…

Градоначальник встал на верхнюю ступеньку возвышения и захлопал в ладоши, призывая всё внимание горожан к себе.

– Господа! – громко крикнул Руад. – Не стесняйтесь, подходите, чтобы посмотреть на эту редкую красавицу. Она может стать прекрасной женой одному из вас! Аукцион вот‑вот начнется. И не мне вам рассказывать, какая она талантливая в магии. Дом приберет, похлебку наварит… Смотрите, смотрите, за осмотр монет не беру!

Руад громко заржал, затем схватил мой плащ и сдернул шерстяную ткань под рев одобрения толпы. Я попыталась вырвать накидку, но из‑за бессмысленного перетягивания единственной теплой вещи, которая оказалась в моем здешнем гардеробе, строгий пучок растрепался и волосы густой волной рассыпались по плечам и груди.

– Посмотрите же, господа! Кто не захочет обладать таким сокровищем в спальне? Доставайте свои кошельки и начинайте торговаться!

В толпе я рассмотрела грязных, ухмыляющихся и, наверное, с месяц немытых мужчин. При одной мысли, что достанусь им, начинало тошнить. Неужели даже разбойники спустились с гор ради аукциона? Из‑за меня?!

Марна Духлак поймала мой взгляд и издевательски прошипела:

– Думаю, они могли скинуться, чтобы выкупить тебя у градоначальника, а потом забавляться с тобой всей бандой.

От приторной любезности в ее голосе внутри все переворачивалось. Пусть Фланн Руад и не мой отец в этом мире, но не может же он ради денег так поступить с дочерью, чье тело я заняла?

С другой стороны, если девочка бежала из дома, у нее были серьезные основания пренебречь своей репутацией. Насколько я успела понять, здесь непорочность девушки – ее единственная ценность.

Марна легко склонила голову в кивке, скрывая свое выражение лица за изящной шляпкой, и вернулась к своей карете. Будет наблюдать, чьей же женой я стану, а может, даже сделает ставку.

Я отвернулась от их кареты, чтобы сдержать злые слезы и не показать, насколько напугали меня ее слова.

Руад сделал серьезное лицо, прежде чем сделать последнее заявление:

– Господа, я дал дочери слово, что у вас исключительно серьезные намерения, и аукцион уже завтра будет скреплен союзом. Я не потерплю никакого обмана. Я ясно выражаюсь?

Я содрогнулась, услышав похотливые хохотки от банды. Они пробрались в первые ряды, оттеснив других участников дальше от помоста.

Помимо горожан и бандитов, спустившихся ради такого события с гор, на площади стояло еще несколько скромных карет и одна дорожная. По одежде кучеров, по их потрепанным сюртукам можно было сделать вывод, что и приехавшие гости были не самого богатого сословия.

Но, может, даже лучше, если я достанусь мужчине из другого города, чем до конца дней стану посмешищем Фьёрига. Сейчас меня вообще съедал только один страх – не достаться банде разбойников. Ночь до свадьбы я просто не переживу, в чем бы там ни клялся градоначальник Руад.

Фланн поднял руку, требуя тишины:

– Господа, вы слышали, что меня обступили кредиторы, иначе я никогда бы не решился на подобный шаг. Проникнетесь жалостью к человеку и этой молодой девушке, еще не знавшей мужчину. Она одаренный маг‑бытовик и приглядывала за моим домом с тех пор, как умерла ее мать. Но пришло время выдать ее замуж и отпустить из родного гнезда. Развязывайте же ваши кошельки и не жалейте монет на такую роскошную женушку! Подходите ближе, кто пришел с серьезными намерениями. Другим я не позволю получить мою красавицу. И относитесь к ней с почтением! Девица всегда умела за себя постоять.

Фланн хохотнул, тут же жестами показывая, что я в силах подмешать в еду такого зелья, что неделю с горшка не встанешь. Я отвернулась.

В принципе могу. Пусть я не особо сильна в травах и их свойствах, но знаю одну болтливую трактирщицу, которая с удовольствием поделится разными рецептами.

– Что ж, начнем. Пожалуй, с тысячи монет, чтобы сразу отпустить тех, кто не осилит содержание моей дражайшей дочери. Ну же? Кто сделает эту ставку? Всего тысяча монет!

Поднялась рука гробовщика, и Фланн тут же закричал, довольный стартом:

– Есть! От уважаемого господина, к которому мы все однажды придем, тысяча монет! Кто перебьет? Добавляйте к каждой ставке не менее двухсот монет. Ну же?

– Полторы тысячи, – донесся из банды грубый голос. – Полторы тысячи за эту девчонку.

Фланн слегка смутился, он и сам понимал, кто стоит перед ним и делает ставку. Неужели примет? Меня затрясло как от озноба. Откажи же, откажи!

– Вы понимаете, что выигравший обязан будет завтра на ней жениться? Свадьба будет, клянусь, а не какие‑то шуры‑муры!

Разбойники захохотали, вразнобой уверяя, что за ночь обязательно выберут, кто из банды женится на мне.

– Ставка принимается, – сдался Руад, а я начала молиться, чтобы хотя бы у кого‑нибудь денег и желания получить меня окажется больше, чем у разбойников.

– Кто даст больше, чем полторы тысячи? Посмотрите на девицу! Моя родная дочь. Умница. Красавица. Умеет читать, писать и хорошо считает. Подарок любому мужу. А какая экономия на содержании дома, готовке и счетоводе! Знали бы вы, какие волшебные супы она творит своей магией!

Мужчина, сидевший на раскладном стуле, медленно поднял руку и сделал ставку:

– Три тысячи.

У меня быстро забилось сердце. Кто это? Ну почему я не знаю всех горожан? Как бы мне это сейчас пригодилось! Может, господин как раз из соседнего города?

– Какая хорошая ставка, господа! Три тысячи! Три тысячи монет предложил вон тот господин. Кто больше?

– Три сто, – раздался надтреснутый голос торговца рыбой.

– Поднимите ставку до трех двести, господин. Я уже говорил, что в таком деле с судьбой дочери не мелочусь! Согласны? Как же хорошо. Уже три двести! Есть еще предложения?

– Три четыреста! – вдруг подал голос гробовщик.

Все никак не уймется. Не заметила, как сама начала с жадностью наблюдать за ставками. Кто? Кто сможет перебить складчину бандитов? Для меня это был жизненно важный вопрос!

– Три с половиной, – тут же ответили из банды, нехорошо посмеиваясь.

Сколько же у них денег?

– Три пятьсот, господа! Но мы и близко не подошли к сумме моего долга. Пожалейте несчастного отца и сделайте достойную ставку!

– Четыре, – раздался новый голос с задних рядов.

Я не могла разглядеть того, кто поднял ставку сразу на пятьсот монет, но заметила, как заерзал на стуле гробовщик, решивший тут же укрепить свои позиции.

– Четыре пятьсот! – Он затаил дыхание, боясь, что кто‑то предложит больше. Видимо, даже на новую жену у него был ограниченный бюджет.

– Четыре с половиной тысячи монет! – восторженно вскричал градоначальник, кажется, забывая, что продает свою единственную дочь. – Господа, умоляю, будьте же милосердны к пожилому человеку. Ведь перед вами истинный образец женственности! Она настоящий подарок любому мужчине. Помощница во всех делах, верная на всю жизнь! Еще и народит вам много детишек.

Я чувствовала на себе чей‑то пристальный взгляд, как будто Керран спрятался в толпе и не сводил с меня глаз. Но я не видела его, сколько бы ни вглядывалась в лица собравшихся на площади. Да и вряд ли он бы пришел, раз Фланн Руад лично запретил ему торговаться за меня в обмен на закладные.

У меня заныло в груди. А ведь Керран вначале предлагал жениться на мне! Почему же я отказала? Почему была такой гордой и упрямой?! И почему время нельзя повернуть вспять, чтобы принять его предложение?

Теперь, похоже, и Керран полностью отказался от мысли о женитьбе, как будто его волновали только долги.

– Четыре с половиной тысячи! Или уже пять? – разогревал толпу Фланн. – Мы так близки к требуемой сумме, и мой кредитор уже ждет. Умоляю вас потрясти своими кошельками.

– Пять тысяч монет! – подал голос владелец рыбной лавки.

А я заметила, как гробовщик заскрипел зубами, потом развернулся, натянул большую чёрную шляпу и пошел прочь от помоста.

Градоначальник с жалостью проводил гробовщика лишившимся надежды взглядом, но тут же с благодарностью повернулся к торговцу рыбой.

Значит, просчитался он в одном женишке. Не настолько щедрым оказался гробовщик, раз оценил меня всего в пять тысяч монет. Я улыбнулась, взглядом провожая местную синюю бороду с искренним облегчением.

– Даем шесть тысяч за нее! – тут же выкрикнули из банды, явно теряя терпение и остатки благоразумия.

О нет, рано я расслабилась и позволила себе расточать улыбки.

Соберись! Твоя судьба еще не решилась!

Глухой ропот прошел по толпе, и у меня подкосились колени.

Я видела, как торговец рыбой уже начал пересчитывать монеты. А пьяные бандиты громко совещались между собой и посмеивались, подначивая друг друга.

Даже отец улыбался теперь натянуто, чувствуя, что бандитам в этом городе мало кто сможет противостоять.

– Шесть тысяч! – выкрикнул он, поднимая руку. – Кто даст больше? Ведь это сущие гроши за такую хорошенькую женушку!

Толпа молчала. Торговец все считал деньги, остальные тихо переговаривались.

У меня остановилось сердце. Неужели больше ни одной ставки?

– Всего шесть тысяч монет! Это даже не покрывает моего долга… Прошу вас? Пока не поздно, господа, не жадничайте!

Мужчина, сидевший на раскладном стуле, поднялся.

– Десять тысяч монет, – сухо сказал он. – Это моя последняя ставка.